Западня - Александр Воинов

— Вы говорите про того, кто меня ударил?

— Я не знаю, кто из них тебя ударил. Я говорю о том, кто их возглавлял. Ну, вот что, Тоня, поговорим откровенно. Давай подумаем, почему они тебя не… убрали. Ты ведь для них нежелательный свидетель.

— Но они… и вас не тронули? — Тоня улыбнулась, стараясь в то же время вникнуть в смысл его вопросов.

Он кивнул головой:

— Верно. И для этого были определенные причины.

— А может быть, меня хотели убить?

— Но ты осталась чудом жива? — Он насмешливо поклонился: — Поздравляю…

— Это было так неожиданно! Они вошли… и тут же один из них на меня напал.

Корабельников помолчал, рассматривая Тоню.

— Почему ты, уйдя отсюда, не донесла в гестапо?

— Вы же сами приказали мне молчать, — сказала Тоня, подняв на него удивленный и в то же время преданный взгляд.

— Только поэтому?..

— Я решила — вы поступите так, как нужно.

— А если бы я теперь попросил тебя об одной услуге? Разыщи Бирюкова и скажи ему, чтобы он зашел ко мне в два часа дня.

— А где его можно найти?

— Где-нибудь на железнодорожных путях. Ну, иди!.. И забудь все, о чем мы сейчас говорили.

Она вышла из его кабинета в еще более смятенном состоянии, чем вошла. Что же произошло в то время, когда она находилась без сознания? На какую причину он намекал? Кто он? Не новый ли вариант Короткова?

Она пошла в сторону железнодорожных путей. Только что прибыл санитарный эшелон, и началась разгрузка. Тяжелораненых сразу же на носилках переносили в машины, которые доставляли свой печальный груз к причалам, и там постепенно накапливалась длинная очередь у трапа корабля. Легкораненые сами ковыляли по дорогам и тропинкам, вытоптанным между груд ржавого железного лома.

Такого количества искалеченных людей Тоня еще не видела. Один солдат, у которого была почти по бедро ампутирована правая нога, ковылял на костылях и при этом умудрялся наигрывать на губной гармонике.

— Тоня!

Леон возник из-за нагромождения разбитых ящиков. На нем старая куртка, покрытая бурыми масляными пятнами. Но во всем остальном Тоня не заметила никаких признаков недавней изнуренности.

— Ты уже действуешь? — спросила она, невольно радуясь его внезапному появлению.

— Да. Теперь я интендант, — сказал Леон, — воюю за каждый квадратный дюйм места в трюмах… Идиотизм! Корабли уходят на Варну. Кто же будет оттуда доставлять грузы в Констанцу?.. В конце концов все заберут немцы.

— А ты можешь умерить свои старания?

— В том-то и дело, — поморщился он досадливо, — что я здесь не один. Манулеску создал оперативную группу. И не я ее возглавляю, а генерал… Ну, а ты? Куда ты спешишь, господин главный начальник?

— Дела! — вздохнула Тоня. — Леон, а ты помнишь наш разговор об одном аэродроме?.. Если забыл, я могу напомнить. Ты посетил его вместе с Фолькенецем, когда его еще строили.

— О, тебе и это известно?

— Известно.

— По-моему, я рассказал тогда довольно подробно.

— Ты был правдив. Я сама видела макеты самолетов.

— Проверяла?

— Нет, я выполняла задание… Теперь мне важно знать, сохранились ли там зенитные орудия. Продолжают ли немцы ждать в этом районе воздушный десант.

— Ты хочешь знать, действует ли еще ловушка?

— Ты догадлив!

— Хорошо, проверю. Но мне думается, что сейчас уже оттуда давно все ушли.

— Проверь, пожалуйста!

— Когда нужно?

— Как можно скорее.

Леон исчез, затерявшись среди потока раненых, а Тоня медленно пошла вдоль железнодорожных путей, высматривая синюю куртку Бирюкова.

Где-то за вагонами пропел рожок, ответно рявкнул маневровый паровоз, звякнули сцепления, и состав медленно двинулся вправо.

И вдруг между проползавшими вагонами мелькнула знакомая куртка. Бирюков просигналил, машинист снова ответил коротким гудком, тормоза и вагоны, позванивая тарелками буферов, остановились. Тоня увидела, как Бирюков перевел стрелку и опять дал знак машинисту… Наконец-то состав уполз.

Бирюков сразу ее заметил и, перепрыгивая через кюветы, проложенные вдоль невысокой насыпи, направился в ее сторону.

Подойдя, он с улыбкой спросил:

— Ну как, все в порядке?

— Ничего!.. Корабельников считает, что я еще хорошо отделалась… Подозревает неспроста!

Бирюков хмуро кашлянул:

— Что ж, в этом есть своя логика!

— Но я сказала, что мы с ним были в равном положении.

— Довольно смело! Что же он тебе на это ответил?

— Он сказал, что для этого были свои причины. Свои причины! — повторила она. — Так вот, Бирюков, прошу объяснить, что это за причины?

Он даже опешил от внезапного напора.

— Допрашиваешь? Ты что?!

— Не допрашиваю, а прошу сказать, что между вами произошло… Я имею право это знать, после того как вчера чуть не отправилась на тот свет… Я слишком много поняла в этой жизни. Лишнего мне знать не надо. Но я уже видела одного… От его пули погиб Федор Михайлович. Я бы не хотела, чтобы другой, подобный, убил тебя…

— Не горячись, Тоня, — проговорил Бирюков. — Коротко расскажу. Когда я уже вынул из папки аусвайсы и засовывал их в карман, внезапно появился Корабельников…

— А я что, лежала на полу в приемной?

— Нет, тебя усадили на стул и повернули лицом в сторону окна… Рядом встал один из ребят, делая вид, что с тобой разговаривает.

— Сколько же времени это заняло?

— Две, от силы три минуты… Когда он вошел, ребята на него бросились… Но он жилистый, черт, ловко увернулся, успел выхватить револьвер и спрашивает, чего искали… Папка раскрыта, все улики… Деваться некуда, все равно обыщут, пропуска найдут! Повернулся и все ему выложил и сказал ему, какой он гад! А тут слышим — в коридоре шаги. Кто-то приближается… Заходит в приемную. Голоса!.. Двое!.. Но что это? Корабельников — р-раз! — револьвер к себе в карман и нам спокойно говорит: «Господа, прошу садиться!» Тут появляются полицаи из охраны порта. «Вам чего?» — спрашивает Корабельников. «Да вот, господин начальник, светомаскировочку пришли проверить, как окна занавешены». — «А что, с улицы не видать? Уходите, не мешайте работать, у меня важное совещание!» Сам стоит растрепанный и с лица платком кровь вытирает. Полицаи топчутся, удивленно смотрят на него, на нас, ничего не понимают… Корабельников говорит: «Это я в темноте споткнулся и лицо о железную балку оцарапал… Ступайте себе, ребята, не беспокойтесь». Ушли!..

— А вы?

— И мы ушли.

— Он вам еще что-нибудь сказал?

— Почти ничего… «Ну вот, говорит, и познакомились. Идите, вы свободны…»

— Ну, а сказал он, что пропуска, которые ты взял, действительны последний день?

— Не-ет! — удивленно протянул Бирюков. — Этого он не сказал.

— А мне сказал, когда я очнулась.

— Значит, знал, что его великодушие не стоит и гроша!

— Он послал меня за тобой… Просит, чтобы ты пришел к нему в два часа дня.

Бирюков удивленно взглянул на нее:

— Ты что-нибудь понимаешь?

— Не все. Но почему-то вчера он строго приказал мне обо всем, что произошло, молчать. А сегодня проверил, не донесла ли я в гестапо.

— Крутит! — решительно сказал Бирюков. — Понимает, что дело труба, и начинает вести двойную игру… А потом будет говорить: я молчал, участвовал, рисковал жизнью!.. Черта с два! Ему ничего не спишется! Ничего!.. В гитлеровских холуях так и подохнет.

— Так ты придешь?

— Что ж, для дела надо… Смотри!

Мимо них прошли два сапера. Они укладывали по дну узких и неглубоких канавок два провода, один в изоляции, другой оголенный, медленно переходя от одного шурфа к другому. Несколько солдат, вооруженных лопатами, двигались следом и, тщательно закопав провода, утрамбовывали канавки сапогами.

— Что они делают? — спросила Тоня.

— Шурфы соединяют.

— Для чего?

— Где-то установят рубильник — и всё разом!.. — Он вскинул руку кверху.

— Сколько уже вырыто шурфов?

— Сосчитал больше четырехсот и сбился[5]. К взрыву готовят не только причалы, склады, но и железную дорогу.

— А ведь исчезли военнопленные?

— Свое дело они уже сделали. Вчера ночью их погрузили на баржи.

— И куда отправили?

— Обычно в таких случаях вдалеке от берега или расстреливают баржу из орудий, или просто открывают кингстоны. Команда спасается на баркасах, а все остальные… — Он глубоко затянулся дымом. — Ну, «кукушка» ползет, — сказал он, прислушиваясь к нарастающему стуку колес. — Давай расставаться. Приду без опоздания…

Глава одиннадцатая

— Да, я знал, что сегодня все виды пропусков будут заменены.

— Спасибо!

— Благодарить пока не за что.

— Нет, почему. Могли бы всех нас полицаям выдать!

В кабинете Корабельникова накурено. Если бы сейчас вошел Петри, он задумался бы над тем, кто же был один из его ближайших помощников все эти месяцы. Но начальник порта с самого раннего утра ходит по причалам, держа в руках карту, и решает какие-то сверхсекретные вопросы с командиром саперного отряда.