Рукоять меча - Элеонора Раткевич

Часть четвертая

ЮГИТА

Часть четвертая

ЮГИТА

Пролог

Едва вернувшись из поездки в Сад Мостов, Лим был вынужден снова пуститься в дорогу. Вдобавок новое путешествие могло оказаться небезопасным. И все же Лим не колебался ни минуты. Ведь в его помощи нуждался не кто-нибудь, а Юкенна. Знай Лим, что Юкенна в беде, он бросился бы на выручку, даже не дожидаясь просьбы, – как он, собственно, и сделал, лично известив его высочество господина Акейро об исчезновении Юкенны. А уж теперь, когда Юкенна сыскался и сам прислал ему письмо с просьбой об услуге… да разве время сейчас думать об опасности его поручения? Юкенне Лим не отказал бы никогда и ни в чем.

Отношения между молодым послом Сада Мостов в Загорье и не менее молодым воином Лимом сразу сложились самые что ни на есть приятельские. Совсем другое дело – отец Лима, господин Мэдэтай. Он повздорил с предыдущим послом почти сразу же по его приезде – надо признать, не без оснований, – и сохранил неприязнь к прежнему послу, пока не вышел срок его посольства. А потом перенес эту неприязнь на нового посла. Мэдэтай был человеком влиятельным и имел все возможности противостоять политике Юкенны. Что он и делал, не слушая никаких резонов. Юкенна прекрасно понимал, что послужило причиной такого противостояния, и не раз досадовал, что его предшественник не свернул себе шею в день своего назначения. До войны, конечно, дело не дошло, но высокомерный вельможа ухитрился восстановить против себя добрую половину знатнейших семейств Загорья. Юкенне пришлось изрядно поработать над восстановлением репутации долгосрочного посольства Сада Мостов, и он, можно сказать, преуспел… но не во всем и не со всеми. Старый упрямец Мэдэтай неохотно менял свои мнения. И раз уж он загодя решил, что новый долгосрочный посол ничем не лучше прежнего, переубедить его будет нелегко. А род Мэдэтая – один из древнейших в Загорье, а влияния ему не занимать, а сторонников и кровных родичей у него полным-полно… вот и попробуй тут действовать во благо родной державы, как послу и надлежит! Юкенна изучал местные традиции, истово соблюдал все обычаи, надеясь хоть так смягчить консервативного до мозга костей Мэдэтая. Бесполезно.

Однако не было бы счастья, да несчастье помогло. Юкенна недаром помянул Хакараю здешние трапезы. Одна из них едва не оставила его калекой на всю жизнь.

Как бы Мэдэтай ни относился к чужестранцу, но хоть раз принять его у себя в доме он попросту обязан. Все-таки долгосрочный посол сопредельной державы. Обычай требует – а господин Мэдэтай никогда еще не уклонялся от того, что требует древний обычай. Не стал он увиливать и на сей раз. Мэдэтай должен выказать гостеприимство, пригласив посла разделить с ним трапезу, – что ж, посол будет приглашен. Лишь в одном Мэдэтай дал себе поблажку. Он пригласил посла в такой день, когда Лим заведомо будет отсутствовать. В дела своего старшего сына Мэдэтай не вмешивался, но его бесила сама мысль о дружбе, которую Лим завел с Юкенной. По обычаю прислуживать гостю за столом должен один из сыновей хозяина дома, предпочтительно старший. Присутствие Лима наверняка порадовало бы Юкенну, а радовать посла в намерения Мэдэтая не входило. Если кто-то и должен прислуживать гостю за столом, пусть это будет не старший его сын, а младший, беззаветно преданный отцу и заочно недолюбливающий посла вместе с ним. Уж он-то не будет стараться сделать пребывание в доме Мэдэтая сколько-нибудь приятным для посла.

Мэдэтай даже не догадывался, насколько неприятным сделает его младший сын этот визит.

Лэй, младший сын Мэдэтая, действительно недолюбливал Юкенну, которого еще ни разу в жизни не видел. Ведь именно из-за Юкенны он поссорился со старшим братом. Слишком уж доброжелательно Лим отзывался о Юкенне – а когда Лэй принял сторону отца, как и положено почтительному сыну, Лим поднял его на смех да еще пообещал вздуть хорошенько, если тот вздумает и впредь дурно отзываться о незнакомых ему людях с чужих слов. С чужих, вот еще! Разве отец ему чужой?

Из-за Юкенны Лэй поссорился с братом, и его неприязнь к долгосрочному послу была столь же искренней, как и у самого Мэдэтая. А теперь он вынужден прислуживать этому послу за обедом. Унижение какое!

Разве мог Лэй пренебречь подобной возможностью насолить ненавистному послу? Насолить, наперчить… и так далее.

Одним словом, Лэй заранее подмешал в еду Юкенны изрядную горсть знаменитых каэнских пряностей, а уж потом поставил блюдо с едой перед гостем.

Лэй тайно торжествовал. Совместная трапеза священна. Отказываться от нее нельзя. Отказаться от предложенной еды – значит опозорить хозяина дома. Открыто пренебречь его гостеприимством. Или хотя бы показать, что пища в его доме настолько невкусная, что гостеприимство это по меньшей мере сомнительно. Таких оскорблений не прощают. Вот сейчас Юкенна отведает предложенной еды – и откажется продолжить трапезу. И отец с полным правом сможет выставить его за дверь. И Лим не станет больше с ним водиться. И все сразу встанет на свои места.

Поразмысли Лэй хоть немного, он бы сообразил, что Юкенне достаточно кликнуть любого незаинтересованного свидетеля да показать, чем именно его угостили, – и уже не наглый чужеземец, не знающий обычаев, а его собственный отец будет навеки опозорен. Куда там! Если восьмилетнему мальчишке взбредет что в голову, разве он станет долго рассуждать?

Конечно, любой нормальный человек не смог бы проглотить ни кусочка. Но дипломат – это человек никак уж не обычный и ни в коем случае не нормальный.

Юкенна отведал – и не выплюнул, не вскочил, не вскрикнул от боли. На лице его не дрогнул ни один мускул. Он только посмотрел в упор на Лэя, улыбнулся одними губами и… продолжил трапезу.

Лэй от ужаса лишился дара речи. Уже потом он клял себя за то, что не догадался споткнуться как бы ненароком и вывалить содержимое блюда на пол. Он хотел всего лишь зло подшутить, поставить посла в неловкое положение… но не мучить! Не причинять боль! Не терзать молодого чужестранца, который мужественно продолжает есть, чтобы не опозорить хозяина дома, – теперь-то Лэй осознал, что он натворил. Что толку от его позднего раскаяния! Он не мог подать голос, не мог пошевелиться. Он застыл, как истукан.

А Юкенна продолжал непринужденно беседовать и есть, пока не съел все: оставить пищу недоеденной почти столь же оскорбительно, как и отказаться от нее вовсе. Его речь не утратила связности, а движения – плавности. И лишь потом он откланялся и, сославшись на неотложные дела, призывающие его в посольство, торопливо вышел.

Он надеялся добраться до посольства, где всегда был недурной маг-целитель. Но выдержка ему изменила. Не успев пройти и десяти шагов, Юкенна рухнул ничком, корчась от невыносимой боли в животе, во рту, в обожженном горле. Он рванул на себе одежду, прижался пылающей грудью к прохладной земле и пополз к коновязи. Но доползти до своего коня он не сумел. Сил не хватило. Даже дипломаты могут все-таки не все.