Озаренные солнцем - Валентина Герман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Усмешка сползла с лица Адроса, и он сощурился.
– А чего мне ждать от этой жизни теперь? – спросил он холодно. – Что мои лживые приближенные продолжат подчиняться мне, когда я навсегда утратил силу, которая одна держала их в узде? Или что мой сын, который вместе со всеми этими жалкими человечишками стремился покончить со мной в Храме Нераздельности, вдруг проникнется ко мне любовью и станет опекать меня?
Илкад ошарашенно застыл.
– Ты знал, что я был там?
– А ты думаешь, я мог не заметить твоих атак? – ледяным тоном произнес Адрос.
Илкад уже оправился от удивления и сжал зубы.
– Не притворяйся невинной жертвой, Адрос, – процедил юноша. – Это ты, только ты сам виноват в том, что у тебя нет сына. Твоя жестокость и алчность давно ослепили тебя, ты всего лишь властный подлец, способный сломать жизнь собственного ребенка ради забавы.
– Ты никогда не смыслил в политике, Илкад.
– Зато я смыслю кое-что в человечности. Я мог не поддерживать твой курс, но я никогда не поднял бы на тебя руки. Ты был моим отцом, каким бы ты ни был. Но ты… ты убил ту, кого я любил, тогда как я выполнил все, что ты хотел от меня…
– Я не убивал ее, – равнодушно пожал плечами Адрос.
– Не лги мне!! – взорвался Илкад. – Как ты смеешь?! Ты угрожал мне ее смертью и когда я сделал все, что ты хотел, ты расправился с ней, просто насмехаясь надо мной…
Змеиная улыбка расползлась по лицу Адроса.
– Хорошо, пусть так, – сказал он. – Но посмотри на себя, Илкад. Ты был достоин насмешки. Ты отказался от власти ради женщины… глупец! Когда-нибудь ты поймешь, что я сделал это ради тебя.
– Ради меня? – процедил Илкад. – Ты безумец, Адрос. Ты безумец.
– Может быть, – Адрос сощурился. – Но я достиг чего-то в своей жизни. И именно поэтому я не хочу продолжать жить теперь. Я лучше умру сейчас, чтобы мир запомнил меня таким, каким я был все это время, чем буду влачить жалкое существование до конца своих дней, забытый всеми, отверженный и преданный…
– Думаешь, я стану жалеть тебя? – с ненавистью бросил Илкад.
– Когда-нибудь, – ответил Адрос. – Поверь, когда-нибудь.
Илкад сощурился:
– Никогда.
Адрос лишь улыбнулся и, пошевелив рукой, достал из складок одежды изогнутый кинжал. Глаза Илкада расширились.
– Черт побери, – прошептал он. – Они даже не досмотрели тебя…
– Маги редко носят оружие, правда? – усмехнулся Адрос и повернул кинжал в руках, рассматривая его. – Впрочем, это и не обычное оружие.
Илкад внимательнее рассмотрел кинжал. Необычно изогнутый, с двумя обратными зазубринами, увенчанный темно-синим камнем, в котором, казалось, плескались морские волны…
– Откуда он у тебя? – завороженно произнес Илкад.
– Нашел, – ответил Адрос, с усмешкой глядя на сына, и Илкад вдруг подумал, что не хочет знать подробностей. – Красивый, правда?..
– Что ты задумал?..
– Хочу отдать его тебе.
Илкад непонимающе уставился на него и в следующее мгновение окунулся в магическое поле. Кинжал источал едва заметную спокойную энергию… он не был враждебен. Не был проклят.
Илкад вернулся в реальность и с подозрением посмотрел на Адроса.
– В чем подвох?
– Ни в чем, – пожал плечами Адрос. – Это должен быть сильный амулет, хоть я и не успел изучить всех его свойств. Кому мне оставить его, как не тебе?..
Илкад покачал головой.
– Я не верю тебе, Адрос.
– Что ж, как хочешь, – Адрос вновь пожал плечами и собирался спрятать кинжал, но Илкад вдруг остановил его.
– Подожди.
Он подошел ближе и, вновь обратив взор к магическому полю, осторожно коснулся кинжала. Тот продолжил излучать все то же мягкое, ровное сияние. Сильный амулет? Илкад не был в этом уверен, но одно он знал точно: этот кинжал не причинит ему вреда. В отличие от человека, державшего его. Илкад перевел взгляд на Адроса и подался назад от внезапности. Его аура теперь была совсем иной, чем Илкад привык видеть ее: без наполнявшей ее магии она осталась лишь тусклой, почти пустой оболочкой, окутывавшей его тело. Илкад с непривычной легкостью принялся рассматривать ее глубже, в попытке найти ненависть, зависть, злобу, попытку солгать, да хотя бы очередную насмешку… и непонимающе застыл, не веря собственным ощущениям. То, что он чувствовал, было невозможно. Разочарование, и неодолимая тоска по былой силе, и горечь одиночества, и сожаление о неотвратимо грядущем… и тепло. Тепло, обращенное к нему самому. Илкад ошарашенно смотрел на Адроса. Тот печально улыбался ему.
– Что же, додумался наконец?
– Если… если это правда, почему ты раньше не позволял мне увидеть этого?..
– Я бы и сейчас не позволил, – ответил Адрос, – но к сожалению, теперь я уже не могу закрыться.
– Почему ты вообще делал это?..
– Потому что я не люблю, когда меня читают, – ответил Адрос, взглядывая в глаза сына.
– Выходит, все правда… – Илкад внимательно всматривался в его лицо. – Невозможно… я думал, тобой движет лишь злоба и ненависть, но ты… любил меня и все же смог сделать это со мной?.. Как это возможно, Адрос? Как можно причинять столько боли тому, кого любишь?..
– Я хотел лишь научить тебя жизни, Илкад, – ответил Адрос. – Ведь она вовсе не так радужна, как ты себе ее представляешь.
– Но она и вовсе не так бессмысленно жестока, как ты представляешь ее себе.
Адрос пожал плечами.
– Нет смысла спорить об этом теперь, – он протянул сыну кинжал. – Возьми его. Я верю, что когда-нибудь он откроет тебе свою истинную силу. И я не желаю тебе зла, Илкад, – он криво усмехнулся. – Можешь проверить.
Илкад сощурился, лишь на мгновение окунаясь в магическое поле. Он и так знал теперь, что это было правдой.
…Холодный ветер заставил его поежиться, возвращая в реальность.
Когда-нибудь ты будешь жалеть меня, сказал Адрос. Илкад не верил в это ни тогда, когда уходил из его камеры, пряча под полами плаща холодный кинжал, ни тогда, когда на следующий день узнал о состоявшейся в Авантусе казни. Ему не за что было жалеть его. Никогда.
Но вот теперь, когда кинжал, отданный ему Адросом, внезапно начал излучать странную энергию, в унисон появившимся из ниоткуда колебаниям Ауры, Илкад вновь вспомнил о его словах. И теперь он с удивлением, с неверием понял, что его ненависть к Адросу заметно поблекла со временем. Он ушел, он не мог больше причинить зла ни ему, ни этому миру, и теперь Илкад вдруг осознал, что пытается понять. Пытается простить его.
Зачем, зачем?.. Какое кому теперь дело, ведь Адрос давно мертв, и для всех он навсегда останется лишь жестоким, беспощадным тираном… и он действительно был им, Илкад знал это лучше других. И все же то чувство, которое он осознал, стоя тогда в его камере, так близко, как он очень давно не видел своего отца, – то чувство теперь вдруг не давало ему покоя. Возможно ли, чтобы такие люди, как Адрос, были способны любить? И любовь ли это? Возможно ли, что он и вправду был настолько безумен, что искренне полагал такими способами научить его жизни – такой, какой он сам видел ее через призму своего помешательства?.. И как может любовь быть настолько жестокой, неверной, искаженной и все же в каком-то понимании оставаться любовью?..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});