Кольцо Фрейи - Елизавета Дворецкая

Гунхильда снова содрогнулась, пытаясь поймать его взгляд, но он посмотрел только на свою сестру и кивнул – не улыбнулся, никак не выразил радость от того, что видит ее.

Ингер встала и вышла к очагу. Эймунд тоже подошел – в красной шелковой рубахе с отделкой из серебряной тесьмы, с тщательно расчесанными волосами, он выглядел непривычно серьезным и едва мог улыбнуться.

– Я, Харальд сын Горма, сына Хёрдакнута, конунга Дании, – начал Харальд, взяв девушку за руку, – при свидетельстве всех этих свободных и достойных людей отдаю мою сестру, Ингер дочь Горма, в жены этому мужчине, Эймунду сыну Сигтрюгга, сына Кнута, конунга Южного Йотланда. От своего отца и матери она получает приданое, состоящее в хороших мехах, крашеных одеждах, серебряных кубках, медных блюдах и прочей утвари. В случае развода это имущество возвращается к ней, как и свадебные подарки от мужа. В случае ее смерти бездетной это имущество возвращается в наш род. В случае ее смерти после рождения детей это имущество переходит к ее детям.

– Я, Эймунд сын Сигтрюгга, сына Кнута, беру в жены эту женщину, Ингер дочь Горма, – ответил жених. – И плачу за нее выкуп: вот этот меч.

Из-за спины его вышел хирдман и вынес на вытянутых руках меч в ножнах. На поверхность навершия и перекрестья были набиты тонкие полоски красной меди, латуни и серебра, что создавало строгий трехцветный узор. Переливаясь при свете огня, они придавали оружию вид сверкающей драгоценности.

Харальд взял меч и извлек из ножен: на клинке возле рукояти имелось клеймо, указывающее на лучшую мастерскую Рейнланда.

– Этот меч зовется Синий Зуб, – сказал Эймунд. – Ему уже очень много лет, еще дед мой Кнут добыл его в Стране Франков. Это самое лучшее сокровище из тех, которыми мы владеем, и я отдаю его на выкуп за то, что отныне будет дороже всего в моем доме – моей жены Ингер дочери Горма.

Ингер слегка улыбнулась, польщенная: чем выше стоимость выкупа, тем больше чести невесте и ее роду, а Эймунд прямо заявил, что отдает за нее самое дорогое из родовых сокровищ.

Лицо Харальда несколько смягчилось: он оценил и качество меча, и желание Эймунда оказать честь Кнютлингам.

– Я принимаю выкуп.

Сам Атли поднес рог пива сперва Харальду, потом Эймунду, и они отпили понемногу в знак заключения союза между своими родами. Потом фру Дейрдра поднесла на длинном полотенце серебряную чашу и подала ее сперва Эймунду, потом Ингер.

– Слава жениху и невесте! – с несколько натянутой бодростью, зато громко, первым закричал Олав, и гости дружно подхватили.

Под гром приветственных криков Эймунда и Ингер отвели к столу и усадили. Рог подали Олаву, он выпил, пожелала новобрачным счастья, заговорил было о старых раздорах и своих надеждах на их преодоление, но Эймунд сильно толкнул его ногой под столом, и Олав, о чудо, послушно завершил речь и передал рог Харальду. Потом рог пошел по столам, каждый из знатных гостей отпивал немного и произносил пожелания, на столы несли блюда, пир пошел своим чередом. Ингер и Гунхильда снова встали и вышли с Дейдрой, чтобы подать «сыр невесты», нарочно для пира изготовленную голову, такую огромную, что Дейрдра и Гунхильда держали ее на деревянном подносе вдвоем, а Ингер, обходя столы, отрезала по кусочку и вручала каждому из гостей, получая взамен подарок. А поскольку место за свадебными столами нашлось только для знатных и богатых гостей, то подарки собирали идущие следом служанки и складывали к очагу, где все могли видеть, как блестят в свете огня серебро, бронза, пушистые меха и цветной шелк.

Начали они, конечно, с почетного стола. И вот тут Харальд наконец взглянул на Гунхильду, даже кивнул ей. Ее руки, держащие поднос, задрожали; в душе вспыхнула радость, но и тоска, что он подчеркнуто не уделяет ей внимание, будто обижен за что-то или все еще считает ее членом враждебного рода. Ведь они помирились, он принял выкуп невесты и виру, и мог бы хотя бы на свадьбе быть повеселее!

– Я слышал, йомфру собирается замуж? – пристально глядя на нее, спросил Харальд.

– Да. Надеюсь, в этот раз мне больше повезет, – ответила Гунхильда, задетая враждебностью его голоса и холодом в глазах.

– Не надейся.

Гунхильда не была уверена, что правильно расслышала его слова: кругом стоял шум, а они уже должны были идти дальше со своим подносом. Неужели он так сказал? Что это значит?

Вопреки тревожному началу, свадебный пир шел весело: ведь большинство присутствующих составляли знатные жители Бьёрко, а им было не о чем печалиться. Олав уже успел сложить вису в честь подаренного меча и теперь услаждал слух собравшихся, звучным голосом перекрывая шум пира:

Словом скальд восславит

Клык луны ладейной,

В пляске крепких лезвий

Блещет рыба крови.

Дар от Фрейра брани

Тору грома стали,

Выкуп Сунны сыра —

Синий зуб кольчуги.

Затевались разные забавы, игры, устроили состязание между женатыми мужчинам и молодыми парнями: мужчины старались вырвать Эймунда из толпы парней в знак того, что теперь он принадлежит к женатым, а те не отпускали. Вышла настоящая драка, и в итоге Эймунд, с совершенно растрепанными волосами и в надорванной рубахе, истошно вопя, чуть не влетел в огонь очага. То же самое полагалось проделать с невестой, но из девушек на пиру была только Гунхильда, поэтому они с фру Дейрдрой разыграли довольно вялую потасовку, несмотря на подбадривающие крики мужчин. Обе стремились главным образом не повредить свои праздничные наряды, и фру Дейрдра довольно быстро отвоевала и перетянула на свою сторону Ингер, которая не слишком старательно пряталась за спиной Гунхильды.

Ближе к полуночи десяток знатных свидетелей, вооруженных факелами и обнаженными мечами, повели молодых к постели, впервые устроенной для них в спальном чулане. При этом свидетели оглашали дом пьяными криками, призванными напугать и разогнать злых духов, и Гунхильда, в изнеможении прислонившись к стене, была вынуждена признать, что своей цели они добились. Несомненно, все злые духи, что водятся на острове Бьёрко и соседних, утопятся в море со страху. А затем и она пошла спать. Харальд больше ни разу не взглянул на нее, и на душе у нее было так тяжело, что хотелось остаться одной.

Вот такой же должна была быть ее свадьба с Кнутом, думала она, лежа в темноте пустого женского покоя – все служанки еще оставались на пиру, – и невольно пытаясь различить в шуме голос Харальда. И примерно такой же будет ее свадьба с Хаконом конунгом. Но, не в силах заснуть, она долго еще сдерживала слезы, отгоняя образы той свадьбы, которую хотела бы увидеть: где она стояла бы возле очага напротив Харальда, и отец ему передал бы ее руку, и им Ингер, уже в покрывале замужней женщины, поднесла бы чашу со свадебным пивом… Гунхильда так остро ощущала то счастье, которое могла бы при этом испытывать, и боль от мысли, что этого никогда не будет, и ей хотелось сейчас же умереть, чтобы не чувствовать больше ничего. И Харальд смотрел бы на нее с доброй мягкой улыбкой, нежно и бережно держал бы за руку в знак того, что отныне она навсегда принадлежит ему и находится под его защитой…

Еще раз она увидела Харальда наутро – точнее, ближе к полудню, когда если не все, то половина гостей проснулись и вновь уселись, с помятыми лицами и опухшими глазами, за столы в гриде, чтобы присутствовать при выносе невестиной каши. Эту кашу из пшеницы со сливками молодая жена варит наутро после свадьбы и впервые выходит с ней к гостям в белом покрывале замужней женщины. Причем люди Харальда еще ухитрились украсть котел с кашей из кухни и потребовали выкуп со всех женщин, включая новобрачную – по поцелую. Похмельные гости жаждали сейчас явно не каши, но тем не менее честно съедали каждый по ложке и восхищались искусством молодой жены. Тем более что вслед за кашей каждому подавали то, чего действительно хотелось – свежего пива. Светлые кудряшки Ингер были больше не видны под длинным белым покрывалом из шелка, но так она выглядела еще более величественно – прямо валькирия, угощающая эйнхериев.

Пиры в Торсхейме продолжались еще несколько дней, но Харальд больше не приезжал, оставаясь на Адельсё у Бьёрна конунга. Потом прошел слух, что он уехал. Пришла пора и гостям радушного Атли собираться восвояси: Олаву не терпелось вернуться в Слиасторп и вновь вступить во владение наследственными землями. А Сигурд ярл, отклонив приглашение погостить в Южном Йотланде, желал отправиться домой в Норвегию, чтобы наконец привезти своему конунгу долгожданную невесту. И было решено, что Гунхильда отправится с ним прямо отсюда, благо все ее приданое было при ней.

Миновала уже середина лета, и хотя еще стояли долгие теплые дни, терять время перед дальней дорогой не стоило. По словам Сигурда, Хакон конунг это лето проводил в Вике, на восточном побережье Норвегии, чтобы поскорее встретить будущую жену, но и туда добираться было довольно долго. Будучи стеснен в людях и средствах, Олав конунг не мог послать с дочерью корабль и дружину, и ей предстояло отправиться к будущему мужу на корабле Сигурда ярла, в сопровождении тех же двух служанок, что приехали с ней зимой из Слиасторпа: Унн и Богуты.