Прекрасное отчаяние - Рэйвен Вуд

Наслаждение трещит в моих венах, когда разрядка обрушивается на меня. Я крепко сжимаю ее бедро и кончаю в нее, пока она еще кричит от бурного оргазма.

И я впечатываю этот образ в свое сознание.

Моя.

Эта идеальная женщина — моя.

Когда ее конечности перестают дрожать и ей удается снова перевести дыхание, я осторожно выхожу из нее, а затем направляю ее ногу обратно на землю. Убедившись, что она не собирается опрокинуться, я убираю руку с ее шеи.

Она откидывает голову назад, упираясь ею в темную деревянную стену, закрывает глаза и поднимает руку к шее. Я наблюдаю, как она проводит мягкими пальцами по синякам на коже, как будто запоминает ощущение моей руки.

Я поднимаю руку и провожу пальцами по ее щеке, отводя в сторону белокурый локон и пряча его за ухо.

— Память стерлась? Заменили ли мы ее лучшими воспоминаниями?

— Я не уверена.

Во мне промелькнуло удивление. Затем она приоткрывает глаза, и я вижу озорство, сверкающее в карих глубинах. Выпрямившись, она поднимает голову от стены и полностью встречает мой взгляд, а на ее губах играет довольная улыбка.

— Может быть, нам стоит сделать это еще несколько раз. — Ее глаза сверкают в золотом свете. — Просто чтобы быть уверенными.

Снова обхватив рукой ее горло, я наклоняюсь вперед и целую эти злые губы.

— Все, что ты хочешь, любимая. Все, что захочешь.

* * *

Звездный свет падает на нас с потемневших небес, когда мы стоим на заснеженной площадке перед зданием. Вокруг нас люди возбужденно болтают и смеются. Некоторые из них целуются. Другие звенят бокалами. Я поворачиваюсь и смотрю на потрясающую нимфу рядом со мной.

Оливия стоит, откинув голову назад, и смотрит на небо над головой. Клянусь, я вижу, как в ее глазах отражается серебряный свет звезд.

Мое сердце делает сальто назад в груди.

Изучая каждую черточку ее прекрасных черт и каждое мерцание света в ее глазах, я едва могу поверить в свою удачу. Эта женщина, этот совершенно невероятный человек — мой.

Она просто ворвалась в мою жизнь в один прекрасный день и отказалась кланяться, а затем заставила меня почувствовать, что значит жить. По-настоящему жить. Все считают, что у меня есть сила, но я никогда не встречал никого настолько сильного, как она. Никогда в самых смелых мечтах я не мог представить, что встречу кого-то, кто вот так перевернет мой мир с ног на голову.

Вокруг нас раздаются взволнованные возгласы, когда в темном небе вспыхивают первые фейерверки. Красные и золотые огни рассыпаются по небу дождем искр, а затем к ним присоединяются синие и фиолетовые блестки.

Улыбка на лице Оливии, когда она наблюдает за ними, стирает последние остатки холодной апатии в моей груди.

Она поворачивается ко мне, ее глаза теперь мерцают в свете разноцветных фейерверков, и на ее губах появляется мягкая улыбка.

— Я просто хотела, чтобы ты знал…

В небе над нами вспыхивает еще одна волна фейерверков, заставляя толпу ликовать. Но ее глаза остаются прикованными к моим, когда она говорит:

— Я люблю тебя.

Моя грудь напрягается, и сердце вдруг кажется слишком большим для моей грудной клетки.

Скользнув пальцами по ее мягким кудрям, я прижимаюсь к ее щекам и целую ее с такой страстью, что мир может загореться. Большой металлический колокол на главной башне университета начинает звенеть, возвещая о наступлении нового года. Оливия обхватывает мою шею руками, крепко прижимая меня к себе, и отвечает на поцелуй с тем же отчаянием и волнением, что и в моей груди.

Оливия Кэмпбелл.

Моя Оливия.

Единственный человек, который заставляет меня чувствовать себя живым.

И я не могу дождаться, когда проведу с ней остаток своей жизни.

ЭПИЛОГ

ГОД СПУСТЯ

Я удивленно поднимаю брови, когда кто-то окликает меня сзади. Обернувшись, я обнаруживаю Бенедикта и Александра Хантингтона III, идущих к нам. Остальные люди, болтающие и выпивающие на террасе на крыше, спешат убраться с дороги, пока семья, которой принадлежит весь этот город, движется по этажу.

— Черт возьми, Оливия, — говорит Бенедикт, когда они с отцом доходят до нас. — Ты выглядишь сексуально.

Александр обхватывает меня за спину и кладет руку на мое бедро.

— Осторожнее, Бен.

— Ах ты, засранец. Ты же знаешь, я ненавижу, когда ты меня так называешь!

— Веди себя хорошо, — приказывает отец, в то время как Александр ухмыляется своему брату.

Окинув сыновей неодобрительным взглядом, мистер Хантингтон наклоняется вперед и целует меня в щеку.

— Ты прекрасно выглядишь, Оливия.

В моей груди разливается тепло, а на губах появляется улыбка. Прошло несколько месяцев, прежде чем он понял, что мне действительно не нужны деньги или статус Александра. И как только он убедился в этом, его поведение по отношению ко мне кардинально изменилось. Я бы даже сказала, что, возможно, я ему нравлюсь. Когда я пришла на ужин в их особняк на той неделе, мне даже удалось рассмешить его.

Это, похоже, потрясло его не меньше, чем его сыновей.

— Спасибо, — говорю я. — Хотя я не могу приписать себе заслугу за платье. Это все Александр.

Мой красавец-дьявол в черном костюме ухмыляется, как довольный кот.

Несмотря на то, что я ясно дала понять, что мне не нужны его деньги, Александр все равно упорно пытается меня баловать. Однако я стала лучше принимать его щедрость. Это заняло некоторое время, потому что я всю жизнь не получала ничего, что не заработала. Но чем больше времени я провожу с Александром, тем больше понимаю, что не обязательно все время делать что-то самой. На самом деле это нормально — позволить тому, кто тебя любит, заботиться и о тебе.

— У Четвертого отличный вкус к платьям, — говорит Бенедикт с дразнящей ухмылкой на лице. Переведя взгляд на брата, он вздергивает брови. — Может быть, когда-нибудь мы даже увидим, как ты его надеваешь.

Александр фыркает и закатывает глаза. Затем в его взгляде появляется интригующий блеск, и он поднимает брови.

— Как Мира?

Бенедикт гримасничает.

— Все еще злится на меня.

— А Ребекка?

— Тоже злится.

— А Фрея?

— Ладно, ладно, я понял, о чем речь. — Он размахивает руками перед лицом. — Прости за замечание о платье, дорогой брат. — Быстро моргая, он смотрит на Александра самыми лучшими щенячьими глазами, которые я когда-либо видела. — Пожалуйста, прости меня?

— Ну, я щедрый Бог.

Бенедикт фыркнул.

С лукавой ухмылкой на губах Александр кивает на место позади брата.

— Поэтому