Наперегонки со смертью - Дмитрий Старицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И еще, товарищи. Поскольку нам пришлось применять силу, наше командование решило одновременно освободить Дикие острова от пиратов. Сейчас кубинские товарищи совместно с егерями и морскими гренадерами при поддержке артиллерии и авиации уничтожают там базы пиратов. Мы решили освободить наши воды от этой мрази! Пусть водные пути в наши земли будут безопасными! Спасибо за внимание, товарищи, сразу по достижении договоренностей с Орденом вас полностью обо всем проинформируют, — старик встал и, хромая, пошел к выходу.
Теперь понятно, в какую задницу запихнули мою девочку. С Орденом бодаться. Нашли крайнюю Рембу.
Дальше в телике началось обычное политическое ток-шоу и прочие бла-бла-бла а ля Малахов на эту же тему. И я выключил телевизор.
Исторические события надо смотреть собственными глазами.
Весь день прошатался по Береговому, собирая сплетни про войну на море.
К вечеру сам видел в грузовом порту транспорт с ранеными, которых развозили по санчастям флота, морпехов и егерей.
Говорили, что приходил еще транспорт с убитыми, но тех в рыбном порту выгружали, в холодильник рыбоконсервного завода. Как положено. «Груз 200» подлежит опознанию и идентификации. А морга такого большого тут нет. Не рассчитывали.
Протырился даже в штаб флота. Списки убитых и раненых за прошлые сутки там уже составили. Ни Бисянки, ни Комлевой среди них не было. Ни в русском списке, ни в кубинском.
В поселковом совете бурно обсуждался вопрос о выделении места под воинское кладбище, громко названым Мемориал «Марсово поле», но о самих вояках ничего там известно не было.
До сего дня всех погибших военнослужащих РА в ППД хоронили, если было что хоронить. Но руководство протектората неожиданно решило не делать на закрытой территории Арлингтон.[85] Таковой мемориал предложено создать в Береговом. Возможно, с последующим перезахоронением на нем и тех героев, кто лежат на кладбище в ППД. Вот отцы поселка и дебатируют.
Наконец остановился и решил, что хватит мне холосы гонять и впустую круги нарезать, пора работать.
Поехал к диспетчеру и заявил себя на утро рейсом в Одессу.
Захотелось увидеть кого-либо из своих.
Не мог я в таком состоянии быть один.
Новая земля. Российская конфедерация. Город Новая Одесса
22 год 21 число 10 месяца, вторник, 9:30
— Ну, мне Бульку, что ли вызывать, чтобы ты проснулся? Жора, имей же совесть. День на дворе. Завтрак стынет.
— А-а-а-а-а, что-о-о-о? Ну-у-унах!
— Вставай, противный, — вопила Анфиса. — Нажрался как работяга. Что дальше-то будет?
— Не-е-е-е. — замычал я и снова упал в объятия Морфея.
Новая земля. Российская конфедерация. Город Новая Одесса
22 год 21 число 10 месяца, вторник, 9:57
Вас никогда не будили минетом?
Много потеряли.
Новая земля. Российская конфедерация. Город Новая Одесса
22 год 21 число 10 месяца, вторник, 10:20
Мы шли по красивому бульвару, засаженному каштанами и выложенному каменной брусчаткой «веером» — старинное, почти забытое искусство для современных строителей.
— Это Французский бульвар, — пояснила Иванова, когда мы вышли на него из переулка, в котором помещалась ее мастерская.
Тут она решительно взяла меня под руку. И мы стали похожи на прогуливающуюся влюбленную пару. Если бы меня еще не мучило похмелье, то совсем похоже.
Французский бульвар — что меня удивило, был пешеходной зоной со сплошной стеной маленьких магазинчиков. Напротив, впритык к бульвару проходила односторонняя дорога, за которой все пространство отдано заборам с редкими воротами в них.
— А это дачи наших купцов на первой линии прибоя с частными пляжами, — кивнула Фиса головой в их сторону.
Прогуливающегося населения было мало. Видно поэтому на бульваре так поздно открывались лавочки со всякой всячиной, выставлялись поперек движения рекламные стремянки. Посередине движения десяток разнополых художников устанавливали мольберты, к которым пристраивали столики с рисовальными принадлежностями. В основном карандаши, соус и цветные мелки. Одна девушка в берете времен Ренессанса набекрень, лосинах с разноцветными штанинами и топике работала акварелью. Шикарная рыжая ее шевелюра, распущенная по плечам из-под берета колебалась ласковым бризом. Пока не было заказчиков, она неторопливо выписывала угол бульвара с переулком, на котором находился весьма живописный дом. По тому, как ее движения при этом были уверенными и отработанными, я понял, что эту композицию она продает каждый день.
Проходя мимо художников, Анфиса с некоторыми из них здоровалась, но, не вступая в беседы, уверенно тащила меня дальше к одной ей известной цели. Этой целью явилось уличное кафе под зонтиками напротив тяжелых железных ворот очередного олигархического поместья. Даже не кафе, а скорее буфет. Сам буфетчик, с колоритными пышными усами сидел на стульчике в дверном проеме деревянного домика, даже не домика — бытовки по размеру.
На веранде сидело всего два парня кавказкой наружности и пили что-то безалкогольное, судя по зеленому цвету. Свои американские винтовки они тут же прислонены к ограждению кафешки. Наворочанные винтовки со всеми возможными приблудами о которых другим можно только мечтать. Это свидетельствует только о том, что этим, именно этим охранникам некуда девать и время, и деньги.
— А ты говорила, что с длинностволом по городу вроде как ходить нельзя, — спросил я свою спутницу.
— Так это охранники, им можно.
— А что он охраняют?
— Ворота. Те, что чрез дорогу.
— Засадный полк, значит, — попытался я сконструировать шутку юмора. — Ждут пока им засадят.
Анфиса фыркнула и по ее знаку мы уселись за такой знакомый по староземельной Москве белый пластиковый стол, стоящий под тенью отбрасываемой каштаном. В такие же белые пластиковые стулья. Стул под моей тушкой слегка разъехался ножками. Привычное, я бы сказал ностальгирующее ощущение.
Как чертик из табакерки у стола нарисовался колоритный тип из домика. Типичный азер-торгаш средней упитанности.
— Анфиса-джан, тебе сегодня с кексом? — спросил он у моей спутницы вместо приветствия.
И лыбится.
— Нет, сегодня по диете мучное исключается, — ответили Фиса ему, улыбаясь.
Видно это были отголоски какой-то старой шутки, понятной только им. И такие намеки доставляли им взаимное удовольствие.
— А вам, уважаемый, — повернулся он ко мне.
— Мне пива. Литр.
— Какого пива, уважаемый? У Гурбана много пива и все разное. Есть в бутылках. Есть в бочках. Есть местное, есть с островов, есть немецкое и валлийское…
Он я явно наслаждался, перечислением того, что у него есть в его маленьком павильончике.
— Холодное пиво есть?
— А как же, уважаемый. Обижаете.
— Тогда неси валлийский эль красный в литровой кружке. И побыстрее. Труба горит.
Анфиса в это же время кого-то вызванивала по мобильнику. И когда буфетчик ушел за нашим заказом, сказала, глядя мне в глаза.
— Их нет.
— Кого?
— Кого-кого? Жор, ты совсем мозги пропил? Вчера же сам просил устроить тебе встречу с Альфией и Булькой.
— Я просил?
— Ты просил?
— Зачем?
— Откуда я знаю, ты не сказал.
— Не помню.
— Меньше пить надо. — Анфиса обиженно от меня отвернулась.
Тут Гурбан принес Фисе маленькую чашечку кофе на блюдечке и узкий стакан с холодной водой. И мне большую кружку эля.
— Угощайтесь, уважаемые. Если что нужно будете, только рукой махните.
И ушел.
Я сделал солидный глоток холодного эля, который пролетел по пищеводу с ощущением, что пью наждак. Но во рту стало мягче и мокрее.
— Так что там с Булькой и Алькой?
— Я же тебе вчера все рассказала.
— Не помню.
— Алкаш.
Мы замолчали и пили свои напитки. Я — большими глотками. Анфиса микроскопическими, явно наслаждаясь этим процессом.
Парни, с другой стороны веранды стали говорить громче.
— Заткнись, малек. Ты еще баб не имел, а туда же… — это старший.
— Я баба не имел? — горячился младший. — Я два баба имел. Вот!
И гордо вскинул подбородок. Говорили они между собой по-русски. Старший чисто, младший с акцентом.
— Уй-ти, уй-ти, уй-ти-ти. Всего-то? Врешь, небось.
— Я четыре баба имел!
— Гигант, маленький гигант маленького секса. Когда только успел, — насмехался над ним старший.
Младший набычился и, повысив голос, почти крикнул.
— А ты… А ты… А я… Знаешь сколько я баба имел? Крупа мелький знаешь?
Старший покровительственно кивнул.
— Полмешка имел!!! — вскричал младший торжествуя.
На этот крик из домика высунулся Гурбан и что-то резко сказал на незнакомом мне языке. И младший заткнулся, тихо шипя на старшего и призывая того также к тишине.