На высочайших вершинах Советского Союза - Евгений Абалаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После взрывов поднялся наверх, встретив на половине пути Андрея. Он прорубил совсем мало, говорит, что все пропускал забойщиков. Рубили до вечера. Андрей поднялся весь мокрый.
В большой палатке Троянов и Гордеев играют в шашки.
Спим с Андреем в одном мешке. Он как завалился на один бок, так и проспал на нем. Видимо, крепко устал.
6 августа. Утром с гребня раздаются крики: оказывается ступени сгладились, и один забойщик, поскользнувшись, упал. Приходится спешно подниматься и спасать положение.
Действительно, последние ступени сильно испорчены. Пострадавшему, видимо, надоело лежать в ожидании помощи и он сам благополучно сошел вниз. Наскоро прорубив ступени, поднимаюсь вверх. На площадке повстречал Андрея. Он даже обиделся, что я пожалел его и не разбудил.
Пришел Птенчик, с ним пять забойщиков и носильщики. Начальство не явилось.
Вскоре к нам поднялся Троянов и объявил, что если сегодня не спустим буры, завтра будет простой. Кричу Андрею, чтобы вылезал вверх и захватывал все веревки. Сам начинаю прорубать тропу влево.
С веревками опустился Птенец, и мы, переждав взрыв, приступили к организации спуска. Основательно забив крюк, продели через карабин веревку и к ее концу прочно привязали буры, упакованные в брезентовые штаны Коханчука. Сложность операции заключалась в том, что буры пришлось спускать не от крюка, а от скалистого выступа под жилой. Посему спуск начали на дополнительной веревке, сдавая ее через скалу.
Мне пришлось почти сразу же спускаться к неподатливо, рывками идущему грузу, причем я при первом рывке чуть не «сыграл» вниз. Все же удержался, отделавшись лишь ожогом руки. Дальше пошли лучше. Надев рукавицы и придерживаясь легонько за веревку, ледорубом подталкиваю застревающий груз. Спустился еще немного. Криков Птенчика уже не разобрать, понять друг друга трудно.
Несколько раз задержки были продолжительными, видимо, проталкивались узлы. Один раз заело Птенчикову рукавицу. В другой — крепко застопорило. Птенец сверху крестообразно разводит руками. Увы, веревка вся! До скал не хватало много, метров полтораста.
Ко мне опускается Андрей. Обсудили положение. Решили, взяв с собой возможное количество буров (по три), пойти вниз.
Так, с охранением на ледорубе, под стоны Андрея (ибо буры больно нажимают ему на еще болезненные после падения места) спустились до скал.
Начало темнеть. Я тороплю Андрея. Пройдя траверсом влево, сверху скал, быстро пошли на спуск. Уже в темноте спустились по более пологому снежно–ледяному склону и, обойдя по мостику бергшрунд, довольно скоро добрались до юрты. Устали.
В юрте Володя Миляев угостил хорошим ужином. Веревок, конечно, здесь не оказалось.
Спим в юрте на кошмах.
7 августа. Утро хорошее.
Решили расплести трос и на нем дотранспортировать буры. Пока кузнец с помощниками расплели два куска по 70–80 метров, прошло много времени.
С нами пошел Володя. Скалы оказались легко проходимы, и мы быстро добрались до последних камней. Отсюда пошли на кошках. Володя не привык к ним и идет плохо. Град камней сыплется с верхних скал. Прячемся за выступ.
Я с Андреем поднимаемся к бурам. Володя остается на скалах наблюдателем. Началась возня с тросом. По ошибке распустили сразу целый моток, и я намаялся, распутывая сразу же закрутившуюся проволоку. Распутав ее, начал через вбитый крюк продолжать спуск груза, но увлекшись сдачей троса, не заметил, как лопнувшая проволочка устроила гармошку у крюка. Трос заело и о дальнейшем спуске не могло быть и речи.
Пришлось перевязывать груз на другой конец, который нужно было предварительно распутать. Когда перевязали и отрезали, нагруженный трос, ослабнув, смотался кольцами. Опять потребовался целый час на распутывание. В конце концов, аккуратно сдавая, спустили на весь трос. Но увы, и этого троса не хватало до скал!
Тогда решили надвязать охранную веревку. Груз снова двинулся вниз, и вдруг мы увидели, что новая веревка оказалась каким–то непонятным образом отделена от основной… Я инстинктивно зажал веревку в руке и содрал себе кожу на пальцах. В следующую секунду от рывка сорвался вниз. Сдернуло и Андрея. К счастью, буры засели в снегу и нам удалось задержаться.
Связав веревки, опустили буры и… веревки опять не хватило. В конце концов пришлось спускать их на куске веревки, сдавая через вбитый бур и ледоруб. Наконец скалы! Солнце близко к горизонту. Берем еще восемь буров и быстро спускаемся вниз.
В юрте почти все забойщики. Сошли вниз из–за отсутствия буров. Начальство не явилось и сегодня: выше Тамынгена сорвало мосты.
8 августа. Я с Андреем и тремя носильщиками идем за бурами. Топографы попросили Володю Миляева всучить рабочим рейки, чтобы они поставили их на скалах. Но Володя в последний момент забыл это сделать. Топографы, не зная этого (когда мы уже были на скалах), выразительно начали жестикулировать с ледника и были немало раздосадованы, когда убедились, что все их старания пропали даром.
У нас опять ушло порядочно времени на распутывание троса для укрепления одного снежного участка. Однако, несмотря на легкую и оборудованную дорогу, один носильщик через снежник идти отказался. Пришлось двоим забрать все 24 бура.
Я слазил за верхний выступ и оттуда достал еще 11 буров. Осторожно и не без труда спустил их до Андрея. Здесь груз распределили и снесли к оробевшему носильщику. По скалам спустились очень быстро: на скалах носильщики полубоги, зато на снегу хуже черепах.
Ашур, поскользнувшись, эффектно съехал по снежнику и, как на салазках, выехал на осыпь. Поднявшись, с изумлением осмотрелся кругом и остался доволен уже тем, что штаны целы. Саты—Валды решил показать высокий класс, попытался, как мы, скатиться на ногах и чуть не «сыграл» через голову.
В юрте уже было все начальство. Из новых прибыл исключительно щупленький человек (из Воронова таких десяток бы вышел). Это уполномоченный Наркомтяжпрома по Таджикистану. Оба быстро свалились, почти ничего не ели, только «Тяжпром» попросил сварить ему рисового отвара, ибо ничего иного он в настоящее время не принимал.
Зато мы с наслаждением поели хорошо приготовленный для начальства обед (взамен уступив начальству свои полушубки и прочее утепление).
Сармин чувствует себя неважно (но отнюдь не от пройденного пути) и всячески старается предупредить критические высказывания рабочих по сути дела. Чтобы как–то показать сбою деловитость, набрасывается на Коханчука, жестикулируя буром, начинает доказывать, что бур еще вполне пригоден для работы. Мнения разделились, но все чувствовали себя неловко.
Долго и молча пили чай.
10 августа. С рассветом иду на Черную гору.