Короткая память - Александр Борисович Борин

— То трубы вместо декабря появятся в июле? — спросил Соколов. — Вера Игнатьевна, — он обратился к Ваниной, — по-моему, вопрос совершенно ясен, а?

— Нет, не ясен, — опять с места сказал Земсков. — Разрешите?

Ванина кивнула.

— Товарищи, — Земсков поднялся, — лично я не верю ни одному слову Олега Сергеевича... Думаете, он действительно считает, что можно успеть за четыре месяца?.. Да ничего подобного! Не ребенок, отлично соображает, что к чему... Цель у него совсем другая!.. Георгия Андреевича больше нет в живых. Если что случится, сваливать теперь будет не на кого. Вот и подкладывает заранее подушечку: я, мол, говорил, сигнализировал. Чтобы не он опять, а кто-то другой оказался виноватым... Таков, видимо, главный жизненный принцип товарища Руднева: всегда выходить сухим из воды. — Земсков обернулся к нему: — Стыдно, Олег Сергеевич! И, простите меня, непорядочно!

Наступила мертвая тишина.

— Все? — спросила Ванина.

— Нет, не все, — сказал Земсков. — Я предлагаю отстранить товарища Руднева от исполнения обязанностей управляющего «Горэнерго»... как человека, не заслуживающего доверия.

Ванина посмотрела на Руднева.

— Хотите сказать? — спросила она.

— Я не понял, — сказал Руднев. — О чьем доверии идет речь?

— А сами-то вы как считаете, Олег Сергеевич? — спросил директор завода Соколов.

— Как я считаю? — сказал Руднев. — Я считаю, что руководству горисполкома целесообразнее не снимать меня сейчас с работы. Подождать немного.

— Чего подождать? — спросила Ванина.

— А пока, Вера Игнатьевна, еще кто-нибудь в кипяток провалится, — бодро сказал Руднев.

* * *

В приемную Ваниной заглянул исполкомовский шофер.

— Разошлись? — спросил он у секретарши, кивнув на дверь.

— Не все еще. А ты чего хотел?

— Да смотаться бы мне, если сейчас не нужен. Дочку с внуком из роддома забираем...

— Федор Васильевич, так ты у нас дед! — воскликнула секретарша. — Ну поздравляю.

— Спасибо, — сказал шофер. — На часок бы всего...

— Сейчас узнаю, — сказала секретарша и вошла в кабинет.

Шофер стоял, ждал.

Очень скоро она появилась.

— Уезжай совсем. Вера Игнатьевна обойдется сегодня без машины.

— Большое спасибо, — радостно сказал шофер.

* * *

В кабинете у Ваниной еще оставались директор завода Соколов и мужчина в черном костюме, докладчик на исполкоме.

— Знаешь, что я тебе скажу, Вера Игнатьевна, — вздохнув, проговорил Соколов. — Если уж все равно суждено было умереть Георгию Андреевичу, то, по-моему, лучше вот так, до суда... Хоть похоронили по-человечески. И вдове все-таки легче. Пусть она и не понимает.

— Да, да, — согласился мужчина в черном костюме. — Конечно.

Ванина тяжелым взглядом окинула их обоих.

— Только своим женам этого никогда не говорите, — посоветовала она.

— Почему? — не понял Соколов.

— А потому что не простят вам по гроб жизни, — сказала она.

Соколов в недоумении пожал плечами.

Ванина поднялась.

— До свидания, товарищи, — сказала она. — Я в горплан...

* * *

Быстрым шагом шла она по городу.

Пересекла площадь. Свернула в переулок. И оказалась на углу улицы Суворова и проспекта Космонавтов, на том самом месте, где когда-то разгуливала веселая свадебная компания и счастливый Игорь Макаров решил проверить, откуда подымается пар.

Вера Игнатьевна остановилась.

Асфальт был сухой и гладкий. Лишь выделялись на нем плотно прикрытые крышки двух люков. Ничто уже не напоминало здесь о трагедии, случившейся в тот страшный день.

Пешеходы как ни в чем не бывало шли по асфальту.

Двигалась пестрая разноголосая летняя толпа.

Медленнее всех, явно задерживая стремительный поток, ползла по улице недлинная колонна детей лет пяти-шести в сопровождении двух воспитательниц. Детский сад, очевидно, выходил на послеобеденную прогулку.

Девочки и мальчики шли парами, взявшись за руки. Щебетали, болтали, смеялись. А воспитательницы озабоченно подтягивали отстающих.

Ванина не уходила. Не отрываясь смотрела она, как красные, желтые, синие, коричневые туфли и сандалики топают себе и топают по асфальту рядом с плотно прикрытыми крышками двух люков.

* * *

Руднев укладывал в портфель дорожные вещи: спортивные брюки, электрическую бритву.

Алла Борисовна стояла рядом. Неодобрительно наблюдала за сборами мужа.

— По-моему, ты совершаешь большую ошибку, — сказала она.

— Почему? — возразил он. — Вопрос, видимо, решен. Через неделю-другую меня все равно снимут. Надо же подыскивать себе работу.

— Но почему обязательно в Свердловске? — спросила она.

— А где еще? Туда меня зовут, ты знаешь.

— А здесь?

— Здесь? — Руднев рассмеялся. — А что меня держит здесь? Упреки, которые при каждом удобном случае будут вываливать на мою голову отцы города? Страх встретить невзначай на улице вдову Постникова? Нет, Аллочка, спасибо. Не хочу.

— К Надежде Евгеньевне ты должен пойти сам, — сказала Алла Борисовна.

— Прогонит, — объяснил он.

— Прогонит, придешь опять.

Руднев швырнул на стул пижаму, которую держал в руках.

— Зачем? — спросил он. — Зачем мне терпеть все эти мучения? За что? В чем я провинился? Хочу, чтобы люди не проваливались живьем в кипяток? Могли бы спокойно ходить по улицам? Вот и все мое преступление?

— Не ты один этого хочешь, — сказала Алла Борисовна.

— Правильно, — согласился Руднев, — не я один. Только все хотят, чтобы это совершилось само собой. Тихо, мирно, без лишнего шума. И главное, для всех безнаказанно. Но это же невозможно. Весь город надо поставить под ружье. А втихомолку, тайно, по секрету — ничего не выйдет. Все останется по-прежнему. — Он подошел к ней вплотную. — Макаров умирал на твоих руках, Алла. Ты вспомни, в каких муках он умирал. Вспомни и скажи мне: хочешь, чтобы такое опять повторилось?

— Нет, — сказала Алла Борисовна, — не хочу. Но я не хочу также, чтобы завтра опять доставили мне кого-нибудь с инфарктом прямо из кабинета следователя. Это не решение проблемы.

— Решение проблемы существует только одно, — сказал Руднев, —