Сказки тени - Войцех Сомору

призрачные клыки тени облеклись в настоящие, отчаянная мелодия флейты разрезала воздух, отгораживая Тао и Юнсана от нападения. Слабый, дрожащий круг, не похожий на тот, что был в городе, принимал на себя удар за ударом, а Тао…

Он старался не думать, сколько выдержит. Если он попытается осознать происходящее хотя бы на миг, то окаменеет от ужаса. Он должен просто играть и охранять Юнсана, пока тот не придёт в себя.

Родители не придут. И их никто не заменит. Его наставник не поднимется и не защитит.

Он остался один на один с Цияном.

Вместе с крыльями развеивалось и колдовство Юнсана, освобождая из клетки беспамятства дни в Сораане.

Кровь из ран Оэлуна не столько текла, сколько медленно и тяжело падала, отравляя землю и всё сильнее прорастая в неё. И чем сложнее Тао было играть и сдерживать Тень, тем с большим отчаянием он начинал понимать, насколько заблуждался, сам того не замечая, очаровавшись миром асур.

Ему же нравилась вседозволенность, пусть и от праздности. Он же знал, что, пока он нужен, его не дадут в обиду. От крыла одного покровителя он перешёл под лапу к другому.

Мелодия чуть не сорвалась, пальцы дрогнули.

Оэлун тоже знал, что ему не суждено лёгкой смерти. Должен был знать. Просто зашёл дальше. И вот они здесь.

Он ведь тоже мог дойти до того, что напал бы на своих.

И всё из-за Тени.

Всё из-за них. Всё всегда из-за них. Не из-за родителей. Не из-за войны. Не из-за того, что кто-то прав, а кто-то виноват. Всё всегда начиналось и заканчивалось на Тени, которую нужно просто выжечь с лица этого мира.

Вместе со злостью пришла уверенность и спокойствие. Мысли о неправильности самого существования Бездны плыли по кругу, а Тао продолжал держать защиту, растеряв само время и решив, что остановится, только когда последние силы иссякнут.

А Тень билась у невидимого барьера.

* * *

Мир качался и страдал. Море пенилось, реки выходили из берегов, а земля стонала от боли и пламени, разгорающегося под ней. Ветра потеряли свои пути, и… это становилось любопытно.

Маленькая рыжая лиса бежала туда же, куда торопился глупый птенец, – к развязке. Они все почувствовали, как Бездна добралась до Истоков, пламя их мира обгладывало столько душ, что становилось даже весело.

И всё же, пока её братья были заняты катастрофой в Цияне, Ида хотела посмотреть на конец пути Оэлуна. Кто бы мог подумать, что он зайдёт настолько далеко. Был бы рядом с ним Заан – смог бы направить Тень в течениях самих Истоков, но ему ещё предстоит поучиться держать свои амбиции в узде. Забавно. Лисица остановилась на краю опушки, смотря на то, во что превратился Оэлун. Успей она на мгновение раньше птенца – забрала бы жемчужину себе, но дэв оказался проворней и ещё пытался как-то сопротивляться. На секунду лиса задумалась, вмешиваться или нет, однако Юнсан был жив – его сердце стучало так громко, что только дурак не услышит, и она решила не рисковать. Она не могла сражаться. А птенец играл на своей флейте, так отчаянно, что даже красиво. Лисица скалилась, недовольно следя за тем, как поднимается голова Юнсана.

Вот обессиленный Тао упал на землю, теряя сознание, а Юнсан выплюнул и тут же поймал лапой драгоценный камень. Омерзительная вспышка света разогнала Тень, кровь Оэлуна, пропитавшая землю, приняла удар лун-вана, накалилась и тут же застыла. Лисица подцепила лапой крохотную затвердевшую каплю… и тут же отпрыгнула от жалящих синих искр. Как интересно. И насколько глубоко кровь испортила землю? Камни, из которых можно высечь небесный огонь, – в мире людей им достойным образом найдут применение.

А Юнсан, шатаясь, подполз к трупу своего брата и рухнул на него. Кажется, он плакал. Так по-людски. До ушей лисицы долетало бормотание.

– Оэ… Что ты натворил, Оэ…

Кажется, он всё равно не видит, что куда больше натворил сам. Выбирать – стая или цепи, порядок или брат – наверное, трудно. Ида не знала. Но наблюдала с интересом.

И издалека. Вокруг столько теней, а лун-ван так разбит, что он её даже не почувствует.

Что же это получается, Заан был прав? Он говорил, что Оэлун уничтожит своего брата, и, похоже, его слова были пророческими.

Но дракон вдруг сделал вдох и встал. Ида обмерла. Волоча за собой сломанную лапу, он приблизился к телу Оэлуна и вспорол его грудь острыми когтями. Ломая кости, он вырвал сердце брата, и вокруг гулким эхом раздался его помертвевший голос. Казалось, Юнсан за день постарел на тысячу лет.

– Я, лун-ван, царь драконов, хозяин стихий и владыка морей…

Ида обернулась рыжей девочкой прежде, чем Юнсан закончил первую фразу. Так не начинается ничего хорошего. Ида не могла с ним справиться, но речь… Скажешь одно слово – и она всегда знает, каким будет последнее. И что с этим делать. Тихий шёпот Иды вторил Юнсану:

– Я, Ида, Первая Старшая…

– Кровью брата своего…

– Кровью своей…

– Проклинаю порождения Бездны…

– Одаряю род людской…

– Свет солнца отрекается от вас…

– Речь Бездны даруется вам…

– Украденное вами да утечёт от вас…

– Ворожба да проснётся в вас…

– Да вернётся вам то, из чего вы созданы…

– Пороки ваши да проложат путь вам…

– Лишая братства и родства.

– В Бездну, из которой нет возврата.

– Чувства. Разум. Знания. Тень подражала и перенимала. И да вернётся это в Циян и не будет вам доступно никогда.

– Сила. Власть. Тайны. То, что Небо скрывает и не даёт вам. И да не отдадите вы это никому.

– Пока не поглотите сами себя.

– Пока не вернёте Тени то, что отнято.

– Миру вашему не будете дороги.

– Пути пока не проложите.

– Кровью брата своего заклинаю.

– Сердцем своим заклинаю.

– Во веки веков.

– Во веки веков.

И когда Юнсан завершил проклятие, солнце вспыхнуло так ярко, что те, кто смотрел в этот миг на Небо, ослепли.

А Ида вырвала коготками своё сердце и съела его, опадая на землю и растворяясь в проклятии своём.

* * *

Тао очнулся в городе дэви. Он не помнил, чем закончился тот день, а Юнсана и след простыл, но его успокоили, сказав, что тот занят похоронами брата. Катаклизм в Цияне удалось взять под контроль, но последствия были слишком чудовищны для людей. Смертные тоже видели битву двух драконов и занесли этот страшный день в историю как Раскол, сочинив легенду о великом лун-ване, победившем древнее зло.

Но Юнсану было не до человеческих россказней. Кровь его брата проникла в землю слишком глубоко, и он поднял горы, чтобы похоронить её. Юнсан сжёг тело, но вот сердце Оэлуна, даже мёртвое, огню не поддавалось. Оно оставалось холодным, как лёд. Дочерна отравленное Бездной, сердце вытягивало жизнь из всего, к чему прикасалось, словно пытаясь найти силы сделать новый удар. Оставлять его вблизи от людей было невозможно, и