Лекции по истории Древней Церкви. Том IV - Василий Болотов

{стр. 282}

Диоскор, однако, прекрасно понимал, что если и возможно для него спасенье, то только от светской власти. Он думал, что, по крайней мере, во имя императора Феодосия отнесутся лучше к тому, что было постановлено при нем. Случилось, однако, далеко не то.

Лишь только собор был открыт, римские легаты открыто заявили, что не сядут до тех пор, пока не будет удален Диоскор; в противном случае пусть им возвратят грамоты, и они уедут обратно в Рим. Таким образом, легаты папы действовали круто и несправедливо, — требовали осуждения {стр. 283} Диоскора прежде суда над ним. Светские сановники не могли согласиться с таким требованием легатов и принялись защищать Диоскора. Поэтому легатам пришлось указывать на действительные вины Диоскора, и тогда они выступили с чисто римскими претензиями: они заявили, что Диоскор предвосхитил себе власть, созвавши собор без соизволения на то папы и занявши на нем председательское место, чего не должно было быть. Но заявления эти, очевидно, были несправедливы, так как известно, что сам папа Лев согласился на созвание собора в Ефесе (449 г.). Виновность Диоскора {стр. 284} в ефесских деяниях, однако, ясно ставила его в положение ответчика; а так как положение ответчика и судьи в одном лице не совместимо, то архонты согласились с требованием легатов и просили Диоскора оставить свое место и перейти на средину.

Так как Диоскор был обвиняем (в прощении Евсевия дорилейского) во всем том, что произошло на Ефесском соборе, то посему и было приступлено к чтению деяний этого собора. Деяния эти представляли огромный свиток, ибо в состав их входили деяния Константинопольского собора Флавианова, протест со стороны Евтихия и его приверженцев, проверка их показаний и разбор их в светском суде. Чтение этих деяний и составляло предмет первого заседания Халкидонского собора, затянувшегося очень долго и окончившегося при свечах.

Диоскор вел свою роль с большим уменьем. Он понял, где сильная сторона и где слабая. Поэтому он и не защищался в слабых пунктах. Он разбил всех своих недругов, защищаясь на двух положениях: на том а) что он действовал согласно с волею императора Феодосия, и б) председательствовал на соборе не единолично. Это обстоятельство впутывало и других епископов в особенности Фалассия кесарие-каппадокийского, которого роль в этом деле оказалась не блистательною: он был орудием Диоскора и потворствовал ему. На допросы он отвечал, что действовал не по своей воле. Выступала, таким образом, коллегиальная ответственность: виноваты в общем все и никто в частности. Когда епископы, участники разбойничьего собора, обличали Диоскора, то он указал на слабости их собственного поведения. Так, одному из епископов он сказал, что может представить своего скорописца в доказательство того, что этот епископ действительно просил его (скорописца) изменить показания. Другому сказал: «скажите уже лучше, что вас и на соборе не было».

В состав деяний Константинопольского Флавианова собора входило и нормальное изложение веры; после прочтения двух посланий Кирилла александрийского, Флавиан изложил, как он верует о воплощении. Сановники теперь спросили отцов собора, православно ли изложение Флавиана? С правой стороны начали высказываться в том смысле, что Флавиан православный. Тогда иллирийские, палестинские и часть еги{стр. 285}петских епископов перешли на левую сторону, так что на стороне Диоскора оказалось меньшинство.

Уже смерклось, когда было окончено чтение актов; поэтому на вопрос сановников, что скажет Диоскор в свою защиту, он ответил, что объяснения он даст охотно, но даст их в другой раз, потому что теперь их высокие персоны утомились. Сановники формулировали, что, так как за деяния Ефесского собора ответственны и другие пять вместе с Диоскором, то все они должны быть взяты под арест. Заседание кончилось, и отцы воскликнули: «это справедливый суд! Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас!». На самом деле эта ответственность всех шести председателей (πρόεδροί) Ефесского собора фактически не состоялась.

На заседании 13 октября Диоскор был низложен и заключен под стражу. Сановников здесь не было, а выступил Евсевий дорилейский и, защищая себя и Флавиана, требовал обвинения Диоскора. Кроме того, в это время поступили жалобы духовенства и мирян александрийской церкви на Диоскора. Из этих жалоб выяснились многие темные стороны в поведении Диоскора, как александрийского епископа; и теперь-то положение его обрисовалось отчетливо. Ему последовал троекратный вызов на суд, но он не послушался, сначала под тем предлогом, что арестован и потому не может явиться, а потом, когда послы собора отправили чиновника, имевшего власть освободить Диоскора, — то он опять не явился, говоря, что на заседании нет государственных сановников. Таким образом, собору пришлось решать дело «in contumaciam» — за непослушание (это форма процесса, когда виновный не являлся к суду и ipso facto не считал себя виновным, но приступалось к производству дела заочно, и этот суд имел некоторые особенности). В данном случае такое судопроизводство было неудобно, так как для осуждения за мнения существовало нравственное требование, чтобы эти мнения были высказаны подсудимым свободно, a Диоскор, отсутствовавши на суде, хотя и высказался раньше согласно с Евтихием, мог впоследствии от этого отказаться; по этому и обвинение в ереси на суде не поднималось. Но и одних канонических преступлений его было достаточно для лишения сана. 13 октября, когда собирали голоса, только один Амфилохий сидский, из Памфи{стр. 286}лии, просил подождать решением 2–3 дня, но и он при окончательном голосовании высказался против Диоскора (ob contumaciam). Диоскор был лишен сана, об остальных пяти арестованных епископах отцы ходатайствовали, чтобы их без суда возвратили собору, что и было исполнено 17 октября.

Главная задача собора состояла не в суде над Диоскором, но в изъяснении православной веры православному миру. Догматическим вопросам были посвящены заседания 10, 17 и 22 октября. Еще на первом заседании сановники просили отцов изложить письменно, как кто верует, имея перед очами только страх Божий, без всякого опасения 10 октября сановники повторили свою просьбу, имевшую и неудобные стороны, и выяснили, какую важность имеет точное изложение православной веры. Просьба эта отцами, которые должны были считаться с историею, с традициями, не была уважена на том основании, что правила требовали держаться того, что уже было изложено, да и после разъяснений Кирилла и Льва новое изложение было ненужно. Тогда императорские сановники предложили патриархам выбрать по два представителя от каждого диэцеза, которые и составили бы точное изложение; но и это предложение было отвергнуто. Флорентий, митрополит сардский, попросил отсрочку для размышления, a Кекропий севастопольский предложил приступить к чтению существующих изложений веры, что представляло удобный путь выхода: сановники, может быть, признали бы достаточными эти изложения, а отцам нужно было бы разъяснить только некоторые пункты. Предложение Кекропия приняли, и были прочитаны: символы никейский и константинопольский, 2 послания Кирилла александрийского, одно (Καταφλυαρούσι) к Несторию, где изложение носит чуждый полемики, чисто догматический характер, и другое (Εύφραινέσθωσαν) примирительное, — на основании его состоялось соединение церквей александрийской и антиохийской, представителями которых были Кирилл и Иоанн. Никейский символ читал митрополит никомидийский Евномий, а все остальное константинопольский архидиакон Аэтий. Такой порядок чтения был принят согласно церковным традициям, по которым никейский символ является первоисточником веры по преимуществу. Затем, было читано и послание (τόμος) Льва [секретарем императорской консистории Вероникианом].

{стр. 287}

По прочтении послания Льва большинство епископов воскликнуло: «Петр говорит устами Льва, Кирилл так учил!» Но иллирийские и палестинские епископы выразили сомнение в православии трех пунктов учения послания о двух естествах. Это обстоятельство очень важно для нас своей принципиальной стороной. Возражают епископы палестинские и иллирийские, своим переходом на сторону, противную Диоскору, показавшие, что изложение Флавиана они считают православным, и, тем не менее, они сомневаются признать за таковое же послание Льва В., к церкви которого иллирийские епископы между тем принадлежали. Очевидно, зависимость этих последних епископов от Рима в церковном отношении не мешала независимости их суждений по догматическим вопросам, т. е. церковная зависимость не соединялась для них с признанием непогрешимости римского епископа в догматических вопросах. Свою мысль они формулировали так: «мы сомневаемся, что учение Льва римского православно». Это-то и важно. Дело в том, что послание Льва должно было быть прочитано на вселенском соборе, следовательно, здесь Лев В. излагает догматическое учение по долгу своего сана. Однако, никому и в голову не пришло сказать, что, говоря так, епископы иллирийские впадают в логическое противоречие, так как существует воззрение, что римский епископ, действующий по долгу своего сана, заблуждаться не может. Напротив, сомнение иллирийских епископов было принято к самому серьезному обсуждению, и недоразумение устранялось ссылками на подобные выражения Кирилла александрийского. Таким образом, епископ александрийский является высшим авторитетом, чем епископ римский, и таким он был, в сущности, для всех отцов собора.