Охота за «Красным Октябрём» - Том Клэнси

— Если позволите, — произнёс Смирнов, — мне хотелось бы повидать вашего боцмана.

— У нас нет возражений, капитан, — кивнул Тейт. — Это очень любезно с вашей стороны.

— Он, должно быть, мужественный человек.

— Просто моряк, исполняющий свой долг. Ваши люди в аналогичных условиях наверняка сделали бы то же самое. — Тейт не был в этом уверен. — Между нами могут возникать разногласия, господа, но для моря мы все равны. Море готово погубить всех, независимо от флага страны, которую мы представляем.

Пешкин снова подошёл к окну палаты, пытаясь разглядеть лицо лежащего.

— Можно посмотреть на его одежду и личные вещи? — спросил он.

— Конечно, но это почти ничего вам не даст. Он кок. Это все, что мы о нём знаем, — ответил Джеймисон.

— Кок? — Пешкин повернулся к лейтенанту.

— Офицер, который прослушивал магнитофонную запись — он, разумеется, сотрудник спецслужб, — так вот этот офицер посмотрел на номер, нашитый на его рубашке, и сказал, что такой номер бывает только у кока.

Личный номер из трех цифр указывал на то, что пациент принадлежал к вахте левого борта и что по боевому расписанию его место было в группе борьбы за живучесть. Джеймисон не мог понять, почему у русских номера носили все рядовые матросы. Может быть, это имеет какое-то отношение к нарушениям дисциплины? Он заметил, что лоб Пешкина почти упирается в стекло.

— Доктор Иванов, вы хотите принять участие в лечении пациента? — спросил Тейт.

— Это разрешается?

— Да.

— Когда его выпишут? — поинтересовался Пешкин. — Когда с ним можно будет поговорить?

— Выпишут? — Джеймисон не скрывал изумления. — Сэр, единственный вариант, при котором он сможет покинуть эти стены раньше месяца, это в гробу. А вот что касается вопроса, когда он придёт в сознание, — на это ответить трудно. Больной в критическом состоянии.

— Но ведь нам нужно поговорить с ним! — запротестовал сотрудник КГБ.

— Господин Пешкин. — Тейт повернулся и посмотрел на него. — Я понимаю ваше желание как можно быстрее побеседовать со своим матросом, однако сейчас это мой пациент. Мы не сделаем ничего, повторяю, абсолютно ничего, что может отрицательно сказаться на его лечении и выздоровлении. Мне приказали прилететь сюда и заняться им. Насколько мне известно, приказ исходит из Белого дома. Итак, дело обстоит следующим образом. Доктора Джеймисон и Иванов будут помогать мне, но сейчас всю ответственность за жизнь пациента несу я, и моя задача заключается в том, чтобы он вышел из госпиталя живым и здоровым. Всё остальное подчинено этой цели. Вам пойдут навстречу во всём, уверяю вас. Однако распоряжаюсь здесь я один. — Тейт помолчал. Дипломатия не была его призванием. — Если вы пожелаете посменно дежурить здесь, я не буду возражать. Но вам придётся следовать правилам, установленным в госпитале. Это означает, что вам придётся тщательно мыть руки, носить стерильную одежду и выполнять указания дежурной медсёстры. Согласны?

Пешкин кивнул. Американские врачи в своём самомнении равняют себя чуть ли не с Господом Богом, подумал он.

Джеймисон, углубившийся в изучение распечатки анализа крови, не обратил внимания на разговор.

— Вы можете сказать мне, на какой подлодке он служил? — спросил лейтенант.

— Нет, — поспешно ответил Пешкин.

— Что ты имеешь в виду, Джейми?

— Падение лейкоцитов и некоторые другие симптомы указывают на радиационное заражение. Основные симптомы могут быть скрыты за общей картиной гипотермии. — Джеймисон посмотрел на русских. — Господа, нам необходимо знать правду. Он служил на атомной подлодке?

— Да, — ответил Смирнов, — он служил на лодке с атомным двигателем.

— Джейми, отнеси его одежду в отделение радиологии. Пусть проверят пуговицы, молнию и все металлические части на радиацию.

— Хорошо. — Джеймисон отправился за одеждой пациента.

— Нам можно принять участие в этом? — спросил Смирнов.

— Да, сэр, — отозвался Тейт, силясь понять, что же это всё-таки за люди. Матрос чудом спасся с атомной подлодки, почему же они не сказали об этом сразу? Неужели они не хотят его выздоровления?

Пешкин думал о своём. Выходит, американцы не знали, что матрос служил на атомной подлодке? Конечно, они пытались выудить у Смирнова, что парень спасся с подводного ракетоносца. Старались запутать ситуацию этими разговорами об атомном заражении. Пациенту от этого ни тепло, ни холодно, зато собьёт с толку классового врага. Ловкий манёвр. Сам он никогда не сомневался, что американцы не дураки. А ведь через час надо докладывать в посольство — о чём? Откуда ему знать, что это за матрос?

Верфи ВМФ в Норфолке

Американский подводный ракетоносец «Итан Аллен» доживал свой век. Спущенный на воду в 1961 году, он честью и правдой служил своим командам и своей стране больше двадцати лет, занимаясь патрулированием морских глубин, которые никогда не видели солнца. На борту его были баллистические ядерные ракеты «Полярис», запускаемые из подводного положения. Теперь, когда ракетоносец, будь он человеком, мог бы получить право голоса, он стал слишком старым для того, чтобы и дальше исполнять свои обязанности. Несколько месяцев назад его ракетные шахты были заполнены балластом и заварены. Пока в Пентагоне решали дальнейшую судьбу старого служаки, на борту его оставалась чисто символическая команда, которая обслуживала едва дышащие механизмы. Подумывали о том, чтобы превратить «Аллена» в подводный ракетоносец, похожий на последние советские «оскары», модернизировав и снабдив сложной системой запуска крылатых ракет. Однако это оказалось слишком дорогостоящим. На «Аллене» вся техника была прошлого поколения, да и сам он был построен на основе устаревшей технологии. Исключалось и дальнейшее использование его атомного реактора S5W. Под воздействием многолетней радиации, бомбардировки корпуса и внутреннего оборудования миллиардами нейтронов, металл их стал слишком хрупким, подвергая опасности весь корпус лодки. А поскольку лодку можно было эксплуатировать не больше трех лет, устанавливать на ней новый реактор оказалось нерентабельным. «Аллен» был обречён.

Оставшаяся на борту команда состояла главным образом из ветеранов, которые служили на «Аллене» во время последнего плавания и теперь ожидали увольнения в запас, и нескольких молодых матросов, обучавшихся на ремонте вышедших из строя механизмов. Как учебная база, особенно для ремонтников, он пока годился.

Адмирал Галлери прибыл на борт старого ракетоносца ранним утром. Старшины сочли это особенно зловещим, потому что Галлери был первым командиром этой подлодки, а считается, что адмиралы всегда навещают свои первые корабли, прежде чем пустить их на металлолом. Галлери узнал кое-кого из ветеранов, поздоровался с ними и спросил, остался ли порох в пороховницах у бывшей красавицы. Старшины, как один, ответили утвердительно. Для членов команды подводная лодка становится чем-то большим, чем просто машина. Каждый из сотни кораблей, построенных одними и теми же людьми на одних и тех же верфях по одинаковым чертежам, приобретает собственные характеристики — честно говоря, главным образом дурные, однако после того как команда свыкается с ними, о них начинают говорить с любовью, особенно вспоминая о прошлом.

Адмирал облазил «Итана Аллена» от носа до кормы, остановился у перископа и погладил его своими скрюченными артритом пальцами. Сколько раз он пользовался им, чтобы убедиться, что за пределами стального корпуса существует внешний мир, спланировать «атаку» на корабль, который охотился за его лодкой, или на случайно проходящий танкер просто для практики. Он был командиром «Итана Аллена» в течение трех лет, чередуя свою «золотую» команду с «синей» командой[29] другого капитана. Базой ракетоносца был тогда Холи-Лох в Шотландии. Да, это были хорошие годы, подумал он, куда лучше, чем те, что пришлось сидеть за письменном столом и слушать влетающих в кабинет молодых энергичных адъютантов. Старая морская игра: вверх и вниз, стоит только добиться чего-то, в чём ты разбираешься по-настоящему хорошо, как приходит конец. В этом есть смысл, конечно. Нужно уступать место молодым офицерам, которые делают свою карьеру — но, Господи Боже мой, чего не отдашь за то, чтобы снова быть молодым и стать командиром одной из этих новых субмарин, на которых ему, старому тощему козлу из Норфолка, разрешают плавать всего несколько часов и то в виде одолжения.

Да, ракетоносец словно приготовлен для этого, решил Галлери. Конечно, он предпочёл бы другой конец для своего первого корабля, но, раз уж речь зашла об этом, почётный конец для боевого корабля — редкая честь. «Виктори» Нельсона, «Конститьюшен» в гавани Бостона, иногда переход названия от одного боевого корабля к другому — это почётный конец. Большинство боевых кораблей используют в качестве мишеней при учебных стрельбах или пускают на бритвенные лезвия. А вот «Итан Аллен» погибнет ради дела. Безумного дела, это верно, но, возможно, достаточно безумного, чтобы из этого получилось что-то полезное, думал Галлери, возвращаясь в свою штаб-квартиру.