Мать Лжи - Дэйв Дункан

В Селебре было полно беженцев. Очень скоро кто-то войдет в город, хочет она этого или нет, а другая сторона тут же попытается стереть его с лица земли. И почему боги выбрали именно Оливию для решения таких трудных вопросов?

Двоих старейшин, которые настояли на встрече, звали Джордано Джиали и Берлис Спирно-Кавотти. Оливия уже полгода не созывала Совет, но знала, что его члены встречаются тайно. Они не принимали никаких решений, поскольку никак не могли договориться, но рано или поздно кто-то из старейшин умрет или перейдет на другую сторону. Ее сегодняшние посетители являлись неофициальными лидерами двух самых крупных фракций. Очевидно, Совет о чем-то договорился, но окончательное решение принять не мог — к тому же они не слишком доверяли друг другу.

Берлис, женщина лет шестидесяти с суровым лицом, возглавляла фракцию, поддерживающую Стралга. Кроме того, она была матерью Марно Кавотти. Пьеро ввел Берлис в Совет вместо ее мужа, который подстрекал сына к мятежу, за что советника выпороли до смерти. Его жену и детей заставили наблюдать за казнью. Так что у Берлис были все основания иметь такое суровое лицо. Семья потеряла высокое положение среди самых богатых родов Селебры, и в результате ее дети были вынуждены заключить невыгодные браки. О том, насколько искренне она поддерживала Стралга, знали только лорд крови и его Свидетельницы, но Берлис не испытывала никаких добрых чувств к Оливии Ассичи-Селебр.

А вот Джордано был главой одного из самых великих домов — старый, крепкий, седовласый, всегда роскошно одетый. Его лицо с красными прожилками и мешками под глазами украшали пышные белые брови, придававшие ему благожелательный вид, за которым скрывалась доброта ядовитой змеи. Он был верным сподвижником Пьеро, лидером традиционалистов, хотя умом не отличался. Он будет защищать Оливию от нападок Берлис, поскольку этого хотел бы Пьеро. Личное мнение Джордано об Оливии не имело ни малейшего значения.

— Милорд Джордано, — приветствовала его Оливия с поклоном. — Рада вас видеть. Советница Берлис, вы прекрасно выглядите. — «Если учесть, сколько вам лет».

Оливия замолчала. О встрече попросили члены Совета, пусть сами и говорят.

— Леди Оливия, — начала Берлис, — мы все знаем, что наш дож очень серьезно болен, и что на его выздоровление почти не осталось надежд. Это так?

Оливия кивнула. Она полгода не впускала старейшин в спальню Пьеро, но отрицать правду сейчас было бы глупо.

— Совет беспокоит вопрос передачи власти, — прогрохотал Джордано. — Мы попросили Голос напомнить нам закон. Она сказала…

Его перебила Куарина:

— Не закон! Священный Демерн требует от нас повиновения правителям. Правителей приводят к присяге, но священный Демерн никогда не говорил о том, кто должен ими становиться. В Селебре новый дож выбирается в соответствии с обычаями. Я могу лишь говорить о соблюдении традиций — как судья, а не как Голос.

Оливия наградила ее едва заметной улыбкой, но промолчала. Священные документы изменить невозможно. А вот обычаи…

— Дож выбирается Советом Старейшин, — сказала Берлис.

— На следующий день после похорон его предшественника, — добавила Оливия.

Улыбка Берлис получилось предельно холодной.

— И на этом Совете первым голосует мертвый. Его голос имеет огромное значение, поскольку Совет крайне редко не учитывает мнение прежнего дожа.

— Таких случаев было пять, — заметила Куарина.

— А сколько всего было дожей? — спросила Оливия.

— Советом избрано тридцать два дожа. Ранее обычаи были другими.

Наступило молчание.

Наконец Джордано откашлялся.

— Совет прислал нас узнать, за кого отдаст свой голос лорд Пьеро.

На самом деле им хотелось проведать, насколько тяжело он болен. Тут их поджидал сюрприз. Пьеро не говорил и даже не признавал жену уже шестьдесят дней. Как только старейшины об этом услышат, они назначат более подходящего регента, чем Оливия Ассичи-Селебр — представительница весьма незначительного дома.

— По обычаю дожем должен стать самый старший родственник мужского пола, но такого человека на данный момент нет — пока нет. — Она помолчала и вонзила клинок до конца: — Поскольку лорд Чайз еще слишком молод.

Она хотела сказать: «Поскольку лорд Чайз не принадлежит к роду Селебров». Любому было достаточно взглянуть на Чайза, чтобы понять, кто его отец. В конце года он станет совершеннолетним — только вчера Оливия помогала ему выбрать знак для печати, которую сейчас вырезал мастер. Он будет самым юным мужчиной в храме, поскольку родился за несколько часов до конца года, но таковы обычаи Селебры. Совету позволено не давать шестнадцатилетнему дожу полной свободы, однако избрать его уже можно.

Неужели благородные старейшины ждут от Оливии заявления, что ее младший сын ублюдок? Чайз сразу обратится к Стралгу. Советники должны понимать, что их мнение никого не интересует, пока Кулак не лишен права голоса.

— Лорд дож никого не назвал.

— А лорд крови? — Голос Берлис был подобен ядовитому кинжалу.

— Пока нет. Год назад мы попросили вернуть детей, которых Стралг забрал в качестве заложников, и он обещал, что вернет хотя бы одного, скорее всего лорда Дантио, нашего старшего сына.

Взоры всех присутствующих обратились к саду и деревьям, залитым дождем.

— Они не успеют вернуться до наступления сухого сезона, — сказала Берлис.

Оливия вздохнула.

— Верно. Да и дож вам не поможет. Обратитесь к нему с вопросом, если хотите. Но это будет пустой формальностью. Он вас не услышит.

— В самом деле? И давно он в таком состоянии? — Берлис подразумевала: «И давно вы узурпировали трон?»

— Его здоровье ухудшалось постепенно, — как можно вежливее ответила Оливия. — Дож передал мне печать, и я буду править городом до тех пор, пока он не придет в себя или не умрет. Правильно, Голос?

Куарина кивнула.

— Таков обычай города.

— Вы превосходно справляетесь со своими обязанностями, миледи, — отметил Джордано, и его щеки слегка задрожали. — Да еще в такие трудные времена. Мы все перед вами в долгу.

Берлис не произнесла ни звука, но взглядом сказала все, что думала.

— Мой господин добр, — ответила Оливия. — Итак, вы готовы пройти со мной? Я бы предпочла, чтобы нас никто не сопровождал.

Она провела их через большой зал, и они вышли в темные коридоры, где гуляли сквозняки… Слуги падали на колени и склоняли головы, пока благородные господа и дамы шли мимо… Всюду царила печальная неподвижность дома, полного скорби…

— Мой муж распорядился, чтобы спальню правителя не превратили в палату больного, — объяснила Оливия, чтобы советники не подумали плохого.