Одаренная девочка и прочие неприятности - Мальвина Гайворонская

ситуации, имей он хоть мало-мальские шансы на отношения, попытался бы набить себе цену. Но факт оставался фактом: стремный сорокалетний неудачник перся сейчас по лесу в компании сногсшибательной валькирии, и смысла врать не было.

– Обычные мужские понты.

– В каком плане? – непонимающе переспросила Ипполита.

– А ты сама подумай. Считается, что оборотни любого могут найти по следу, тем более я с зубом их вожака бегаю. Но в двадцать первом веке даже они полагаются не только на нюх, но и на ориентировку в целом. Информация передается очень быстро и при этом чертовски некачественно. Сколько волков было на той дуэли? С десяток? Через пару дней об эпичном поражении главаря знали уже все, и чем дальше конечный носитель жил от эпицентра событий, тем выше становился мой рост и крепче бицуха. Условно говоря, на Урале никто бы не поверил, что Левона снес какой-то задохлик ему по грудь. Моей задачей стало просто свалить достаточно далеко и периодически отсвечивать на глазах у местных диаспор – мол, глянь, какой смешной и безобидный человечек, да это ж почти свой. К тому же старое доброе машинное масло прячет запах ничуть не хуже хлорки. В итоге я прибился к оборотням краденые тачки на продажу готовить, и никому и в голову не могло прийти, что механик под ближайшим «мерином» – тот самый богатырь в розыске.

К величайшему удивлению Игоря, Ипполита на него посмотрела с уважением:

– Кажется, начинаю понимать, что старуха в тебе нашла. Но столько проблем ради защиты ребенка, причем не своего, а сестры… Подобную семейную идиллию мне и представить сложно.

Игорь хмыкнул:

– Так себе идиллия. Я видел девочку всего раз в жизни, и в ту же минуту она захлопнула перед моим носом дверь.

– Да ладно, нашел из-за чего переживать, – выдохнула дым прямо ему в лицо Ипполита. – Меня папаша вообще сколько себя помню сожрать пытался. Так что у вас, считай, довольно теплые семейные отношения.

– Ну, если посмотреть с этой стороны… – промямлил Игорь, в очередной раз поражаясь, какие вокруг него собрались уголовнички.

– А у директрисы мать детей перебила и с мужа шкуру сняла, – спокойно продолжала коллега. – Просто поверь, у вас не все потеряно.

– На подобном фоне, пожалуй, да. Но я привык считать нормальными более… сердечные взаимоотношения.

Ипполита Найтмаровна хмыкнула:

– Оно и не удивительно. Вообще, забавно, конечно, как в тебе эта природная нежность с абсолютно звериным типажом уживается. Хотя, может, для вас это норма. Ты первый парень из «этих», с которым я знакома лично.

С максимальной осторожностью бывший богатырь поинтересовался:

– Из каких еще «из этих»?

– Мужеложцев. Ну или как вас там сейчас называют – геев?

Игорь чуть в березу не впечатался.

– Это откуда такие новости? Завуч, что ли, в резюме написал?

– Да нет, не завуч, – несколько недоуменно протянула она, выдыхая дым. – Сама так решила. По признакам.

Баранов закипал:

– Каким еще, на фиг, признакам? Я ни в жизнь на мужиков в этом плане не смотрел и не собираюсь! По бабам, знаешь ли, – и точка. Понапридумывают себе черт знает что…

Ипполита Найтмаровна задумчиво стряхнула пепел прямо на морду засмотревшегося на нее ежа и протянула:

– Тебе за сорок, ты дико переживающий за свою племянницу девственник и при этом не гей? Что-то не верится.

Ушам Игоря тоже не верилось.

– Да почему гей-то! – чуть ли не взвыл он.

– Потому что, интересуй тебя женщины, давно бы уже к кому-то да прибился. А за мужеложство, как я слышала, могут и посадить. Следовательно, искать партнера человеку в твоем положении слишком опасно – привлечешь ненужное внимание, вот и не сложилось. Разве не так?

– Чтобы ни с кем не заводить отношений, не обязательно быть геем! И, к твоему сведению, эту статью лет тридцать назад отменили.

– Да ну? Не знала. Тогда у тебя что, обет безбрачия?

Гордость Игоря треснула вместе с самообладанием.

– Я банально никому на фиг не сдался! Тут работающий коллектив или рабочий серпентарий? С чего вообще моя половая жизнь стала предметом ваших обсуждений?

– Да не стала, успокойся, – примирительно помахала рукой коллега. – Я вообще никому ни словечка не сказала. Ну, директриса, конечно, знает, раз поставила нас дежурить вместе, но вряд ли в открытую проговорится. Правда, учитывая совместные дежурства, остальные, скорее всего, и сами догадаются. Но судачить не будут. Ну то есть да, странновато, конечно. Даже я решила – гей. Чудесно, что мы во всем разобрались до того, как я по глупости вздумала при тебе переодеться.

Баранов четко понимал: лично он разбираться и не начинал.

– Подожди, ты-то про мою личную жизнь откуда узнала? И при чем тут наши смены, с чего вообще по ним можно подумать, будто я… – он осекся и уставился на Ипполиту Найтмаровну в немом изумлении. Все встало на свои места.

Сделав два героических шага назад (не побежал сломя голову – уже герой), Игорь обвиняюще ткнул в нее пальцем:

– Единорог!

– Дошло наконец? – она плотоядно улыбнулась в ответ.

От этой улыбки сердце Игоря забилось чаще, а мозг ударился в истерику: на такой любовный интерес он не подписывался. Из всех чудовищ мира запасть именно на единорога! Где, где лимит неудач в его дурацкой судьбе?!

На тему этого крайне малочисленного вида старый добрый трактат «Физиолог» был краток: «Быстроногий зверь, носящий один рог и питающий злую волю в отношении людей». Средневековые свидетельства тоже не настраивали на позитивный лад: по слухам, единороги убивали всякого человека, которого умудрялись встретить, и подпускали к себе только девственниц. Девственников, как выяснилось, тоже. Видимо, в двадцать первом веке с добродетелями совсем беда пошла, если при поиске пары в дозор с Ипполитой снизошли до Игоря. В целом с единорогами даже сами сказы старались не пересекаться, что уж про богатырей говорить. И, насколько Баранов помнил, эти самопровозглашенные коняшки света питались исключительно свежим, желательно еще живым, мясом, не брезгуя и разумными его разновидностями.

В общем, Игорь стоял посреди неизвестного ему леса один на один с улыбающейся от уха до уха прирожденной хищницей, ненавидящей людей и терпящей самого Игоря только потому, что ему ни разу в жизни не повезло смешать запах своего тела с чужим. Красота.

– Ну, традиционно ориентированный ты мой, продолжим патрулирование? – ехидно поинтересовалась Ипполита Найтмаровна, поправляя подтяжки на плече.

Баранов вздохнул:

– Угрозами вынудили работать. Поставили в пару к единорогу. Вот-вот еще и пред очи малолетних оборотней выпрут. Как я вообще должен преподавать детям безопасность жизнедеятельности, если сам ее никогда не нюхал?

Чудовище вновь выдохнуло дым и улыбнулось:

– А ты мечтай об этом хорошенько, авось кто-нибудь да купится.

Вдали от леса с плотоядным единорогом и возмущенным Игорем гроза тоже разошлась не на шутку, эффектно подсвечивая Генину грусть. Время близилось к ужину. Слезы иссякли, оставив после себя злость и досаду, множившиеся с каждым протяжным завыванием желудка. Есть одной и прежде не хотелось, а уж теперь, зная, кого можно встретить в столовой, такой вариант не рассматривался вообще. Ганбата, однако, не спешил, и Гена не могла представить никакого иного оправдания, кроме особой, свойственной только вампиру изощренной безалаберности по отношению к собственному вассалу.

Вот наконец на этаже раздался бодрый быстрый топот, дверь распахнулась, и в проеме, озаренный очередной молнией, появился суверен. Вопреки ожиданиям медведицы – абсолютно довольный и чуть ли не лучащийся счастьем, что совершенно не вязалось в ее представлении с размышлением над своим поведением или покаянием перед обиженной стороной, то есть Геной. В целом списать это можно было на очередное проявление легкого характера: даже если Ганбату послать куда подальше, тот просто пожмет плечами и, не видя проблем, попросит папиного секретаря уточнить маршрут. Однако сейчас на парне красовалась явно чужая футболка с изображением незнакомого молодого мужчины, вызывающая целое море внезапных вопросов. Недоумение умудрилось перебить даже отрепетированное заранее «Разве ты не знаешь, как мне сейчас плохо?», поэтому Гена первой же фразой отступила от продуманного сценария:

– Где твоя одежда?

Улыбка вампира стала еще шире. Пожалуй, по яркости он легко мог обыграть солнце, попутно ослепив пару продюсеров и навсегда совершив переворот в рекламе зубной пасты. Суверен был непозволительно, абсолютно, до кончиков ушей доволен. И это бесило.

Не глядя сбросив мокрые кеды куда-то в сторону прихожей, Ганбата выпорхнул на середину комнаты и, крутанувшись вокруг своей оси, победоносно заявил:

– Я познакомился с лучшей девушкой на свете!

Откровение было встречено гнетущей тишиной, а лицо Гены окончательно вытянулось: не сходилось вообще ничего. Они в пустом интернате, он – вампир, им до женщин дела нет, да и отсутствовал всего лишь день. Смутно надеясь, что суверен опять чего-то недопонял, медведица решила уточнить:

– И какое