Красное смещение - Евгений Гуляковский

В центре пещеры, в коконе из белого мрамора, лежала княжна… И вдруг, прерывая эту долгую минуту отчаяния, в голове у Глеба прозвучал неслышный голос:

— Она жива, Глеб, и я начинаю понимать, почему Змиулан отпустил вас…

— Она не может быть живой, внутри этой каменной глыбы нет воздуха!

— Сейчас ей не нужен воздух. Ты что-то знаешь про летаргию? Она спит мертвым сном. Слишком много яда попало в ее кровь. Со всем своим могуществом Змиулан сумел удержать ее лишь на самом краешке жизни. Теперь ты должен вынести ее отсюда. Именно этого он от тебя и ждет. Ее жизнь слишком драгоценна для него, только поэтому вы сможете отсюда выйти… — Голос Книги прервался, словно она тоже могла испытывать боль.

— Но почему, почему?!

— Ты узнаешь об этом позже.

Когда прошло первое потрясение, они начали замечать детали окружающей обстановки. Внутри стены склепа повторяли геометрическую форму октаэдра удлиненного восьмигранного кристалла, заканчивавшегося восьмью треугольниками, вершины которых сходились в одной точке, закрытой от них мраморным саркофагом.

Помещение производило впечатление какой-то искусственности, геометрической заданности — так могла бы выглядеть рубка космического корабля, вот только вместо пульта здесь размещался саркофаг.

«Яд? Шок? Летаргия? Как ей помочь?» Его мысли метались вокруг этой проблемы, когда вновь послышался шепот Книги:

— Есть лишь один способ спасти ее — вынести отсюда как можно быстрее! Извини, тебе придется самому решать эту проблему — выход закрывается, я теряю поток энергии, мы не сможем разговаривать, пока ты находишься внутри этого кристалла.

Глеб оглянулся. Расселина, через которую они с таким трудом протиснулись в склеп, почти совсем исчезла, на ее месте осталась лишь узкая, не больше миллиметра, трещина, но и она постепенно растворялась в сверкающей прозрачной стене.

— Кажется, на этот раз мы попались. Ничем иным и не мог закончиться твой договор со Змиуланом.

— У него были более простые способы покончить с нами. Здесь иное… Мы должны понять, что все это означает.

— Так ты еще не понял? — В голосе Крушинского, как всегда в минуты сложного, отчаянного положения, звучал сарказм, почти оскорбительная насмешка, и если бы Глеб не знал его так хорошо, он принял бы ее на свой счет. Но этот человек смеялся лишь над опасностью и над собственным страхом.

— Не спорьте, отроки, посмотрите-ка лучше сюда… — Васлав, первым преодолевший в себе внутреннее сопротивление, подошел к саркофагу вплотную и теперь стоял, выпрямившись. Его взгляд был направлен не на княжну, он смотрел в ту точку пространства, где сходились вершины сверкающих треугольников стен.

Над этим геометрическим центром, наливаясь изнутри темно-малиновым светом, горел знак древней дороги. Два крыла и звезда между ними.

— Раз здесь есть этот знак — эта штука должна двигаться. Белоярский говорил мне, что такой символ Асилы ставили на своих пространственных путях.

— Я считал это всего лишь легендой.

— Я тоже, пока не увидел знака.

— Есть лишь одна-единственная вещь на свете, которой должен бояться Манфрейм, — этой дороги, коль скоро она существует на самом деле!

— Значит, она все-таки существует, и мне кажется, именно о ней хотел нам рассказать превращенный в камень великан.

Возможно, миллионы лет назад он был среди тех, кто создавал этот корабль.

— Это колесница Перуна. Оставьте ее в покое, отроки. Смертным не дано управлять огненными колесницами богов.

— А знаешь, возможно, Васлав прав. Слишком странно выглядит этот склеп, слишком он похож на рисунок космического корабля, найденный в храмах майя… Только там вместо саркофага сидел человек и каким-то образом управлял этой штуковиной… Возможно, и здесь есть скрытый, невидимый механизм управления…

Слова Крушинского подхлестнули мысли Глеба и неожиданно изменили их направление.

— Или совсем даже не механизм… Нечто совсем простое… Может быть, это сама звезда? — Повинуясь внезапному инстинктивному порыву, Глеб шагнул вперед, протянул руку и приложил ладонь к красноватому пятнышку. Ничего не произошло, он ощутил лишь легкое покалывание и разочарование от своей ошибки.

Вот только звук… высокий, на грани слышимости, он возник где-то внизу, под ними, и никто не мог решить, слышал ли его на самом деле. Осталось лишь странное ощущение знакомой с детства мелодии, которую так никогда и не удается вспомнить во всей последующей взрослой жизни.

Что-то изменилось и во внутреннем освещении стен. Исчезли красноватые сполохи в гранях огромного кристалла, и цвет звезды сменился на синий, затем отовсюду на них поползла темнота. В чернильном мраке, в котором они оказались, остался единственный голубой огонек крылатой звезды, словно свет маяка, он отдалялся от них, уводя за собой.

Небольшая скала, затерявшаяся среди необозримого моря лесов, тянувшихся от Китежа до берегов северного океана, неожиданно дрогнула, словно от мощного землетрясения. Однако никакого землетрясения не было. Вокруг все оставалось спокойным, и лишь с вершины этой скалы продолжали сыпаться камни.

Неожиданно какая-то неведомая сила расколола ее вершину. Из образовавшейся трещины вырвалось пламя, выбросившее высоко в воздух сверкнувший на солнце обломок.

Описав над вершиной скалы невысокую дугу, обломок, обладавший неестественно правильной формой, рухнул к ее подножию. Его поверхность покрылась мелкой сетью трещин и начала распадаться на отдельные кристаллы кварца.

Трещина на вершине скалы, забитая густой лавой, какое-то время продолжала вишнево светиться, но вскоре ее цвет стал таким же серым, как и остальные склоны. Больше ничто, кроме россыпи сверкающих обломков у подножия, не напоминало о произошедшем здесь катаклизме.

— Глеб! Да очнись же ты, черт побери! — Голос Крушинского пробился к его сознанию, и Глеб открыл глаза. Рука, державшая прибор с транквилизаторами из космодесантной аптечки, первой попала в поле зрения.

Последовал легкий укол в предплечье, и туман в голове окончательно рассеялся.

— Что произошло?

— Я как раз собирался тебя об этом спросить. Похоже, что-то не сработало. Мы рухнули на скалу, и капсула раскололась.

— Мне привиделся странный сон, словно мы попали на какой-то остров, на котором жили древние боги…

— Самое странное в твоем сне то, что его видели мы все.

— Перун разгневался на нас за святотатство. Мы воспользовались его колесницей…

Не слушая Васлава, Глеб пытался вспомнить что-то важное из своего сна, нечто такое, что необходимо было вспомнить немедленно, потому что через мгновение, когда сознание окончательно прояснится, ему не удастся вернуть эти странные, тянущиеся из уплывающего сна образы.