Роботы и империя - Айзек Азимов

В сущности, мы с вами с нашим особым знанием можем рассматривать это событие как божий дар. Пусть поселенцы разбираются с Солярией, пока готовится их уничтожение на Земле. Неужели вы предпочитаете, чтобы мы были уничтожены накануне нашей победы?

Амадейро неожиданно для себя опустил глаза под прямым взглядом глубоко сидящих глаз Мандамуса.

У Амадейро никогда еще не было такого скверного времени, как период, последовавший за разрушением поселенческих кораблей. К счастью, Председателя удалось уговорить принять политику Амадейро.

Уговорить других членов Совета было намного труднее. Амадейро доходил до белого каления, рисуя ужасы войны и объясняя необходимость выбрать правильный момент для удара, если война все-таки будет. Он изобрел новые доказательства, что этот момент еще не наступил, и пользовался ими в беседах с другими лидерами Внешних Миров.

Естественная гегемония Авроры проявлялась в высшей мере, чтобы заставить их уступить.

Но когда прибыл капитан Бейли со своим кораблем и своей просьбой, Амадейро почувствовал, что ничего больше не может сделать. Это было уже чересчур.

– Это абсолютно невозможно, – говорил он. – Неужели мы позволим ему высадиться на Авроре с его бородой, в его дурацкой одежде, с его непонятным акцентом? Как я могу просить Совет отдать ему в руки космонитку? Это абсолютно беспрецедентный акт за всю нашу историю. Космонитскую женщину!

– Вы всегда называли эту космонитку «солярианкой», – сухо сказал Мандамус.

– Для нас она солярианка, но когда дело касается поселенцев, она космонитка. Если его корабль приземлится на Солярии, как намекал этот капитан, его могут уничтожить, как и те корабли, вместе с капитаном и женщиной. И тогда мои враги довольно справедливо обвинят меня в убийстве… и моя политическая карьера не выдержит этого.

– Вы лучше подумайте о том, что мы работали почти семь лет, устраивая финальное разрушение Земли, и нам осталось каких-то несколько месяцев для завершения проекта. Неужели мы рискнем на войну и разрушим все, что сделали, когда победа так близка?

Амадейро покачал головой.

– Друг мой, у меня же нет выбора в этом деле. Совет не согласится, если я посоветую выдать женщину поселенцу. И этот самый мой совет обернется против меня. Пострадает моя политическая карьера, и вдобавок может начаться война. Кроме того, мне просто непереносима мысль, что космонитка должна служить поселенцу.

– Можно подумать, что вы влюблены в солярианку.

– Вы знаете, что нет. Я всем сердцем желал бы, чтобы она умерла два столетия назад. Но не так, не на поселенческом корабле… Но я забыл, что она ваш предок в пятом поколении.

Мандамус посмотрел на него чуть дольше, чем обычно.

– Но мне-то что до этого? Я индивидуальный космонит, сознающий себя и свое общество, а не какой-нибудь древний член племенного конгломерата, – на минуту Мандамус замолчал и его худое лицо выразило глубокую сосредоточенность.

– Доктор Амадейро, не могли бы вы объяснить Совету, что эту мою прабабку берут не как космонитскую заложницу, а потому, что она единственная, кто знает Солярию, где она провела детство и юность, и это может сделать ее существование существенной частью расследования, каковое будет полезно и нам, а не только поселенцам? В конце концов, разве не желательно узнать, что там с этими жалкими солярианами? Женщина предположительно вернется обратно с рапортом о событиях, если останется жива.

Амадейро подергал себя за губу.

– Это может сработать, если женщина поедет добровольно, если ясно покажет, что понимает важность дела и желает выполнить свой патриотический долг. Но тащить ее силой на борт корабля немыслимо.

– Ну, допустим, я побываю у нее и постараюсь убедить ехать добровольно. Допустим также, что вы поговорите с этим поселенческим капитаном по гиперволне и скажете ему, что он может высадиться и получить женщину, если сможет уговорить ее поехать по доброй воле или хотя бы чтоб она сказала, что едет по доброй воле.

– Попробовать можно, но я не думаю, что это удастся.

Однако, к удивлению Амадейро, дело удалось. Он ошеломленно выслушал Мандамуса, сообщившего ему детали.

– Я завел разговор о человекообразных роботах, – сказал Мандамус, – и выяснил, что она ничего о них не знает. Отсюда я сделал вывод, что и Фастальф ничего не знал. Это была одна из тех вещей, которые мучили меня. Затем я много говорил о своих предках в том плане, чтобы заставить ее рассказать о том землянине, Илие Бейли.

– Что именно о нем? – резко спросил Амадейро.

– Ничего, кроме того, что она говорила о нем и вспоминала. Этот поселенец, что хочет ее забрать, потомок Бейли, и я подумал, что это может оказать на нее влияние и заставить ее отнестись благосклонно к требованию поселенца.

Так или иначе, это сработало, и через несколько дней Амадейро почувствовал, что с него спало почти непрерывное давление, терзавшее его с начала солярианского кризиса.

Одно было приятно для Амадейро во время этого солярианского кризиса: он не видел Василии. Время было явно неблагоприятное, чтобы видеться с ней. Он не желал, чтобы она докучала ему своими мелкими заботами насчет робота, которого она считала своим, вопреки закону, когда все мысли и нервы Амадейро были заняты истинным кризисом. Не желал он также ввязываться в ссору, которая легко могла вспыхнуть между ней и Мандамусом из-за вопроса, кто со временем станет Главой Института Роботехники.

В любом случае он склонился к решению, что его преемником должен стать Мандамус. На всем протяжении солярианского кризиса Мандамус не спускал глаз с того, что было важно, даже когда сам Амадейро чувствовал слабость, Мандамус оставался холодно-спокойным. Именно Мандамус подумал о возможности, что солярианка добровольно поедет с поселенческим капитаном, и сманеврировал так, что она согласилась.

И если его план разрушения Земли сработает как должно, тогда Амадейро присмотрит, чтобы Мандамус стал со временем его преемником на Посту Председателя Совета. Это будет только справедливо, подумал Амадейро в редком порыве самоотверженности.

Следовательно, в этот вечер он не слишком много думал о Василии. Он ушел из Института с небольшим отрядом роботов и сел в свой наземный кар. Один робот вел кар, два других сели на заднее сидение вместе с Амадейро. Сквозь сумерки и холодный дождь они спокойно привезли Амадейро к его дому, где его встретили в дверях еще два робота. И за все это время он ни разу не вспомнил о Василии.

Увидев ее у себя в гостиной, где она смотрела по трехмерке замысловатый балет роботов, в то время как ее личные роботы стояли за ее креслом, а роботы Амадейро – в нишах, он сначала даже не разозлился на это вторжение, а только задохнулся от изумления.