Честь - Трити Умригар

— Черт! — воскликнула Смита и присела рядом с плачущим ребенком. — Что случилось, детка? Как ты упала?

Абру безутешно плакала, и Смита осторожно потянула ее за ручку, которой она держалась за голову, и нащупала маленькую шишку.

— Принесешь лед? — попросила она Мохана. Тот уже бежал на кухню.

Смита качала Абру, прижимая к ее голове лед, завернутый в полотенце. Лед растаял, холодная вода потекла по лицу, и девочка высунула язык и стала слизывать капли. Мохан рассмеялся.

— Ей, кажется, нравится, — сказал он.

— Можешь ее забрать? — прошептала Смита. — У меня рука затекла.

Он подхватил Абру и уложил ее на кровать. Она снова закричала.

— Хо-хо-хо, — пропел Мохан. — С твоими голосовыми связками явно все в порядке. Не бойся, малышка. Мы здесь.

Абру сунула в рот большой палец и посмотрела на Мохана большими черными глазами. И дернула его за рукав, чтобы он лег рядом с ней.

— Ладно, ладно. Побуду с тобой, — ласково произнес он.

Смита стояла и смотрела, как он укладывается рядом с девочкой. «Мохан им понравится», — подумала она. Папе понравится обсуждать с ним новые технологии. Рохит оценит его чувство юмора. А мама… мама брала бы его с собой на прогулки по утрам и познакомила бы со всеми своими подругами.

Смита подождала, пока Абру уснет, и легла с левой стороны кровати, так что Абру оказалась между ними. Через несколько минут она потянулась к Мохану, и они уснули, взявшись за руки.

Глава тридцать седьмая

Прошла почти неделя с момента возвращения в Мумбаи, и все их дни были посвящены Абру.

Но ночи принадлежали Мохану и Смите.

Статью опубликовали, и теперь она могла проводить с Моханом и Абру все свое время. По вечерам Мохан — он поговорил с начальником о новых обстоятельствах и договорился о продлении отпуска — отводил Абру в квартиру тети Зарины и шел в «Тадж».

Он спал рядом с ней, тихо похрапывая, а Смита смотрела на него и думала: «Вот бы мы жили в одном городе, познакомились и стали встречаться, как обычная пара». Внезапно она услышала предсмертный хрип Мины.

Она, видимо, дернулась, потому что Мохан открыл глаза. Его взгляд заметался по комнате; он не сразу понял, где находится, а когда он взглянул на нее, Смиту осенило. Вот лежит человек, у которого есть своя сокровенная внутренняя жизнь, своя нетронутая душа. Ей вдруг нестерпимо сильно захотелось изучить Мохана, как изучают чужой язык, открывая новые горизонты.

— В чем дело? — спросил он. — Почему ты так на меня смотришь?

Она уткнулась носом в его щеку.

— Да так. Спи.

Но они оба проснулись. Через несколько минут Смита потянулась к тумбочке и взяла ноутбук. Прошло три дня с тех пор, как вышла ее статья, а читатели по-прежнему оставляли комментарии. Она положила ноутбук на колени, хотя и сомневалась, стоит ли показывать комментарии Мохану. Большинство выражали возмущение и сочувствие, но, как обычно, нашлись хейтеры, называющие Индию мизогинной отсталой страной, словно истории, подобные Мининой, никогда не происходили на Западе. Месяц назад при виде этих комментариев Мохан бы ощетинился. Но теперь он тоже изменился. Клифф рассказывал, что читатели обрывали ему телефон и спрашивали, куда перечислить деньги для Абру, и хотя Мохан категорично отказался от пожертвований, его тронуло участие американских читателей.

— Что-то новенькое есть? — спросил Мохан, когда она закрыла ноутбук.

— Сегодня звонила Анджали. Забыла тебе сказать. Ее организация потребовала, чтобы полиция расследовала убийство Мины. Мой рассказ от первого лица помог.

Мохан кивнул.

— Думаю, мне придется поехать туда и дать показания.

— А мне?

— Джаан, в Индии все делается очень медленно. — Он мрачно улыбнулся. — Когда дойдет до твоих показаний, тебя уже здесь не будет.

— Не хочется думать, что я сбрасываю все на тебя. Мало того что ты взял на себя Абру. Теперь тебе придется еще и давать показания против Говинда…

Мохан пожал плечами.

— Я справлюсь.

— Ты правда хочешь, чтобы я завтра пришла на обед? — спросила Смита через несколько минут. — К тете Зарине?

— Смита, почему нам приходится все обсуждать дважды? Она захотела с тобой познакомиться. Ты согласилась. Я думал, все решено.

— Не сердись, Мохан. Терпеть не могу, когда ты на меня сердишься.

— Я не сержусь. Прости… Просто все произошло так быстро. И эта бедная женщина… Я не могу ее забыть.

— Я тоже, — прошептала она. — Все время о ней думаю. Просыпаюсь и первым делом вспоминаю ее. Как она потянулась ко мне, прежде чем…

— Не надо. Постарайся переключиться на что-то другое. Я пытаюсь.

Они замолчали: сообщники, свидетели. Смита зашевелилась в его объятиях и посмотрела на него, стараясь запомнить его лицо.

— Эй, — сказал он, — не смотри на меня так. Я здесь. У нас есть еще несколько дней. И даже потом… Ты же не на Луну улетаешь, йар. Я приеду к тебе в Америку.

Глава тридцать восьмая

Наутро они пошли навестить Шэннон в отделении реабилитации. Нандини еще не приехала.

— Она сегодня задержится, — сказала Шэннон. — У ее младшего брата день рождения, они празднуют или проводят какую-то церемонию, не помню.

— Хочешь, я побуду с тобой? — спросила Смита. — Вообще-то, я иду к Мохану на обед — знакомиться с хозяйкой его квартиры. Но могу отменить.

— Ах да, — улыбнулась Шэннон. — Знаменитая тетя Зарина.

— Ты ее знаешь?

Шэннон покачала головой.

— Нет. Просто слышала, как он о ней отзывается. Он, кажется, от нее без ума.

Она замолчала: в палату вошел Мохан.

— Мохан, дорогой, — сказала она, — можно тебя попросить?

— Конечно.

— Купи мне свежий кокос у торговца рядом с больницей. Нандини приносит мне кокос каждый день. Говорит, что кокосовая вода помогает восстановиться после операции.

— Это так, — кивнул Мохан. — Я мигом.

Стоило Мохану выйти из комнаты, как Шэннон на ходунках подошла к Смите и села на край кровати.

— Как ты? — спросила Шэннон. — Несладко тебе пришлось.

Смита выдохнула.

— Все еще в шоке. Не могу поверить, что Мина мертва. Все время вижу ее, слышу, как она хрипит.

— Представляю, — содрогнулась Шэннон. — У нас ужасная профессия, Смита.

— В чем-то да, — ответила Смита. — Но я бы не хотела заниматься ничем другим.

— Я тоже. Слушай, извини, если лезу не в свое дело, но… Между вами с Моханом что-то есть?

— Ничего серьезного. То есть… Мохан мне очень дорог. Но ничего такого, поверь.

— Но Мохан, кажется, считает, что у вас все серьезно, Смитс, — возразила Шэннон. — Ты разобьешь ему сердце.

— Это он тебе сказал?

— Нет. Вовсе нет. Вы оба молчите, как шпионы, с тех