Собиратель автографов - Зэди Смит

— Когда? Когда начнут?

— Когда скажет врач.

— Но ему больно. Постоянные приступы боли.

— У него есть кнопка. Для введения обезболивающих. Надо просто на нее нажать.

— Но он и так нажимает, разве нет? Но этого, черт возьми, недостаточно.

— Достаточно — будет слишком много, — холодно пояснил молодой человек и удалился.

— Я о нем видел сон, о Леоне, — печальным голосом промолвил Дучамп.

— Что, Брайан? — Алекс все еще смотрел на отутюженные складки брюк Леона, подумывая, не догнать ли его и не заехать ли ему по голове одним из висевших на стене огнетушителей.

— Ни в какой Бельгии я не бывал. И с этой койки мне не встать, Тандем. До конца жизни. Точно. Без почек далеко не уйдешь, сам знаешь. И вообще, от себя не убежишь. Они сперва хотели меня лечить, было такое мнение, если правильно помню. — Брайан попытался улыбнуться. И снова отрыжка вывернула его наизнанку. — О-о-о… ох, Господи. Несколько лет собирались ее лечить. И чем все это кончается, а? Механическими легкими, свинячьими сердцами и супер-пупер-лекарствами. Какая задница все это выдумывает?

Он вытащил одну руку из-под одеяла, и Алекс еще раз ужаснулся ее синюшности, пурпурным пятнам на желтой тыльной стороне. Брайан осмотрел ее и вызревающий под кожей свищ равнодушными глазами.

— Насчет наших дел. — Он попытался взять серьезный тон. — Скажи там им, что мой товар остается моим товаром. Пускай все лежит на своих местах и никто ничего не трогает.

— Нет вопросов, Брайан. Все, что нужно, сделаю.

— Вот еще… А что там про меня медсестры говорят?

Ничего хорошего. Медсестра Уилкс рассказала, что в четверг вечером он упал прямо на лестнице. И его сразу отвезли в больницу. В пятницу обследовали. В субботу у него началась острая почечная недостаточность (человек часто о ней не догадывается, пока ему не скажут). В пять часов в воскресенье ему удалили пораженную опухолью почку. Во время операции у него случился сердечный приступ. Сегодня, в среду, рак продолжал пожирать все его тело. Его шансы стать пациентом, круглосуточно подключенным к искусственной почке (что само по себе едва ли можно назвать жизнью — получеловек-полуаппарат), были минимальны. Когда Алекс, сидя на уютном диванчике («Нет тут где-нибудь тихого уголка?»), выслушивал этот вызывающий оторопь рассказ, ему в голову пришло сравнение: религиозная война. В клетках Дучампа — Иерусалим. Во внутренностях — Белфаст. И тут и там — эскалация. Концентрация боли.

— Они говорят, что у тебя все в порядке. Говорят, что у Дучампа… у него будет все хорошо. Только немного полежать с искусственной почкой…

Изо рта Дучампа вылез желтый сгусток и пополз вниз по подбородку. Алекс протянул ему носовой платок и, сдерживая дурноту, через секунду забрал свернутым в комок. Не обнаружив поблизости мусорного ведра, сунул платок в карман пальто.

— «Все в порядке»? Нужен я им как собаке пятая нога.

Дучамп попытался рассмеяться, но тут же застонал и затрясся. Он с нескрываемым страхом посмотрел на низ своего живота, Алекс же в ответ приподнялся и легонько провел руками по одеялу Дучампа, словно это как-то могло ему помочь.

— У меня член в трубке, — объяснил Дучамп, как только кризис миновал, и Алекс не стал ничего расспрашивать.

— Вы решили, что вам принести на ужин, мистер Дучамп? — спросила медсестра с соблазнительными формами, как из-под земли выросшая рядом. — Чего бы вы хотели на ужин?

— Твои титьки, — сказал Дучамп и раскатисто хохотнул.

Алекс тоже не смог сдержать смеха.

Медсестры славятся своей выдержкой, но и мстительности в них предостаточно. Она дала понять, что припомнит ему это позже, как-то его по-своему унизит, после ухода Алекса. Дучамп, судя по всему, тоже это почувствовал и покачал головой:

— Да нет, я пошутил, сестричка, футы-нуты, куда уж мне, с места не двинуться.

— Посмотрим, посмотрим, — бросила она и ушла.

На глазах у Алекса лицо Дучампа претерпело трансформацию: мина плотоядного насмешника сменилась гримасой детского испуга.

— Они тут все такие милашки, — пролепетал он, нажимая на свою кнопку. — Делают все, что могут, сам понимаешь. Хотя я больше люблю негритяночек. Они добродушнее. О-о, Бо-о-о-же… о-о-о…

Алекс с трудом высидел следующие десять минут. Ему хотелось бежать из больницы куда глаза глядят. Он то и дело бросал взгляды на соседнюю койку, на которой лежал слишком молодой для этого заведения юноша. Алекс ощущал это как кровную обиду, как нечто непристойное. Молодым следует находиться в других местах, а не в кардиологической больнице. Ему хотелось спросить первую попавшуюся медсестру: «Правда, что этот юноша умирает? Неужели он не придумал ничего лучшего? Не пошел в школу, например?» Больницы называют именами Святой Девы Марии, Святого Стефана, Святого Еще-Кого-Нибудь. Эта — больница Святого Кристофера. А надо все их называть больницами Святого Иова. Он был бы для них самым лучшим небесным покровителем. У него достало бы мужества спросить: зачем здесь этот юноша, зачем вообще палата для детей, с какой стати (почти невозможный вопрос) младенцы лежат в реанимации, как их довели до такого состояния, что тут вообще происходит?

— Брайан, — пробормотал Алекс, с трудом прогоняя из головы все эти гнетущие мысли, — Брайан, думаю, мне надо идти.

Как раз в этот момент Брайан решил чуть-чуть вздремнуть, пока на него не навалился новый приступ боли. Он открыл глаза:

— Тандем! Пока не забыл. Та Китти. Ты что-нибудь с ней сделал?

— Да, — сказал Алекс, хотя понятия не имел, куда делся тот автограф. Испарился. Улетел, как пепел от сгоревшей бумаги, вместе со всей прошлой неделей.

— Правда? Удалось ее продать?

— Да, — с чувством подтвердил Алекс и взял свой портфель. Достал из его кармашка чековую книжку и поискал в темноте Брайановой тумбочки ручку.

— Дорого? За сколько?

— Пятнадцать тысяч.

— Пятнадцать тысяч?

— Да. Она вчера умерла.

— Вчера?

— Да. И цены взлетели вверх. Я был на аукционе. И в два счета ее продал. Надо было раньше тебе сказать.

— Пятнадцать?

— Пятнадцать.

— Черт побери…

Они снова на несколько мгновений стали Собирателями. Занялись бизнесом.

— Значит, пятнадцать тысяч, минус мои пятнадцать процентов…

— О! Лучше десять.

— Ладно. Ты прав, Брайан. Хотя знаешь что? Забудь о моих комиссионных. Я сам сегодня провернул хорошенькое дельце.

— Ты серьезно?

— Разумеется.

— Твою мать… И никто в ней не усомнился? Дескать, «что-то не то»?

— Ни на секунду. И у тебя тоже все будет хорошо, Брайан.

Алекс заполнил чек. Подписал его. Поднес к лицу Брайана.

— Пятнадцать тысяч фунтов и ноль-ноль пенсов, — медленно и важно прочитал Брайан. — Черт возьми. Выплатить по требованию Брайана Дучампа. То есть меня. Хотя только Господь Бог знает, когда я сумею потратить эти тысячи. Подписано Алексом Ли Тандемом, — проговорил он и легонько ткнул пальцем в запястья Алекса: — Это — ты.

У Алекса почему-то душа не лежала к метро. Спускаться под землю? Он и так чувствовал себя как под землей. Не хотелось и садиться в такси — театр одного актера, причем темнокожего, изъясняющегося на кокни. Больница совсем выбила Алекса из колеи, и он пошел на станцию наземной железной дороги, с которой мог доехать почти до самого Маунтджоя. На платформе собрались школьницы и курильщики. Появилось предвкушение небольшого путешествия. Потому что поезд здесь не выскакивает из туннеля, как в метро. И спешить некуда. И ветка железной дороги не ограничена длиной прорытого под землей прохода. Метро просто переносит из одной точки в другую. А на железной дороге стоишь и ждешь, любуешься видами и улыбаешься, когда поезд вытягивается дугой из-за поворота под лазурным небом, стуча колесами мимо деревьев и домов.

Двери открылись. Все обитатели северного Лондона знали этот поезд как Бесплатный. Турникетов у входа на платформу не было, и все ехали без билетов. Подростки покуривали прямо в вагонах, бродяги просто в них жили, а сумасшедшие сидели в позе лотоса и приставали ко всем с разговорами. Таким образом можно было добраться до парковой зоны или гетто на окраинах города. Учителя любили эти полупустые вагоны за то, что можно разложить на сиденьях тетрадки и заняться проверкой домашних заданий. Медсестры дремали. Уличные музыканты без всяких помех давали концерты. Собак ждал теплый прием. Иногда в вагоне изрядно попахивало марихуаной. Проносившиеся за окном виды наводили на мысль, что город состоит только из лесов, школ, стадионов и плавательных бассейнов. Заводские трубы нещадно дымили где-то далеко-далеко. А здесь все напоминало Землю обетованную.

Алекс позвонил Эстер, и ответила ему Китти. Он рассказал ей все новости.