Бунт Хаус - Калли Харт

Настолько угрожающе, насколько это возможно, я опускаюсь вниз, чтобы уткнуться лицом в ее лицо.

— Я ударю его, куда захочу. Иди и садись в машину, Мерси.

— Я не собираюсь садиться в одну машину с тобой…

— САДИСЬ В ЭТУ ЧЕРТОВУ МАШИНУ! — Я вибрирую, переполняюсь, переливаюсь через край — чистая и ослепляющая ярость. Она вырывает куски из моих внутренностей с каждым неровным вдохом, который я делаю. Выражение лица Мерси опустошается, становится совершенно пустым. Она моргает, потом поворачивается и идет через парковку к красному «Фольксваген Битл», который наш отец купил ей в прошлом году.

— Я не вижу ничего плохого в том, чтобы поговорить со студентом, если увижу его за пределами кампуса, — беззаботно говорит Фитц, приподнимаясь на одной руке. — Что мне делать? Игнорировать вас, ребята?

О, Боже. Ну и ублюдок. Я медленно опускаюсь перед ним на корточки, кладу руки на бедра и смотрю на него с полнейшим презрением.

— Ты не смотришь на то, что принадлежит мне. Ты не трогаешь ничего, что принадлежит мне. За пределами своей преподавательской деятельности ты не разговариваешь ни с кем, кто имеет отношение ко мне. Ты меня понял?

С горящими глазами Фитц сосет нижнюю губу, обе ноздри раздуваются.

— Знаешь, это не обязательно должно быть так. Все может быть так, как было раньше.

Черт, он просто не слушает меня. Я закрываю глаза и качаю головой, не в силах поверить в наглость этого ублюдка.

— Просто держи свое слово, Уэс. Или жизнь станет для тебя действительно неприятной, понял?

Я забираюсь в глупый, девчачий красный Жук Мерси, ударяя кулаком по приборной панели так сильно, что пластик трескается.

— Рэн! Ах ты засранец! Какого хрена ты творишь? — Мерси бьет меня, нанося удар в плечо. Она всегда была гораздо больше заинтересована в том, чтобы быть худой, чем подтянутой, поэтому у нее нет большой силы. Даже синяка не останется. — То, что ты уже сломал все свои вещи, еще не значит, что ты можешь сломать мои, — дуется она.

Я чувствую себя так, словно только что пробежал марафон. Я никак не могу отдышаться.

— Повзрослей, Мерси.

— Ты не думаешь, что он сейчас донесет на тебя Харкорт? — шипит она, ее глаза сверкают кинжалами на меня. — Ты думаешь, он просто будет держать рот на замке, если ты надерешь ему задницу посреди города? Ты его унизил.

Да. Я чертовски унизил его. Но за мои действия на этой парковке никто не ответит, и Мерси это знает. Я знаю это, и Уэсли Фитцпатрик знает это больше всех.

Он ни хрена не скажет.

Его проблема всегда заключалась в том, что он хотел, чтобы я причинил ему боль. Унизил его.

Почти так же сильно, как он хочет, чтобы я его трахнул.

Когда мы возвращаемся в школу, я останавливаюсь на обочине у Бунт-Хауса и выхожу из машины. Мерси меняется со мной местами.

— Ты просто сумасшедший! — кричит она, ускоряясь по холму по направлению к академии.

Если она ожидает, что это будет своего рода откровением для меня, то ей чертовски не повезло. То, что я собираюсь сделать, является достаточным доказательством того, что она права. Я достаю свой телефон и быстро набираю сообщение, прежде чем отправиться внутрь, чтобы бросить одежду в сумку.

Я: уезжаю на три дня. Увидимся, когда вернусь.

Глава 21.

ЭЛОДИ

КОНЕЧНО, ПОВСЮДУ есть трещины. И несколько пятен, где цвет её крыльев исчез, сменившись гладкой белой керамикой, где был потерян первоначальный обломок. Но птица, которую подарила мне моя мать, по большей части снова цела, и из всех людей на свете Рэн Джейкоби собрал ее для меня.

Для меня.

У меня есть вопросы. А именно: где он нашел все эти кусочки? Как он их забрал? Харкорт сказала, что они были пропылесосены и утилизированы. Он, что рылся в мусоре, чтобы вытащить их оттуда? И как, черт возьми, ему удалось собрать статуэтку обратно? Это заняло бы несколько часов. Дней. Я даже не могу понять, сколько времени это заняло бы. А сколько терпения потребовалось бы для такого занятия! Гораздо больше терпения, чем я приписывала Рэну, это уж точно.

У меня не заняло много времени, чтобы неприятное подозрение пустило корни в моем сознании, как сорняк, пробивающийся сквозь трещины в тротуаре. Рэн не стал бы собирать птицу обратно. Он просто не мог этого сделать. Ни в коем случае он не стал бы тратить время на то, чтобы сделать что-то, требующее таких больших усилий. А это значит, что он принудил, подкупи или угрожала кому-то другому и заставил их сделать это. А потом он подкинул свою маленькую бирюзовую коробочку к моей двери, чертовски самодовольный, притворяясь героем за то, что вернул мне нечто столь ценное. Я перехожу от благодарности и изумления к отвращению и разочарованию ровно за три секунды. Это единственное объяснение, которое имеет хоть какой-то смысл.

В шесть вечера я получаю сообщение от Рэна, что он уезжает на три дня. Его короткое «увидимся, когда вернусь» приводит меня в такую неоправданную ярость, что я запираюсь в своей комнате и не выхожу оттуда до обеда воскресенья. А что случилось с договором на чердаке? Три дня, чтобы познакомиться с ним поближе. Я ожидала от него такого поведения с тех пор, как он произнес эти слова, так почему же мне так неприятно?

Я пропускаю ужин, говоря Карине, что не голодна, когда она спрашивает, не хочу ли я присоединиться к ней в столовой, и размышляю в своей комнате, расхаживая взад и вперед, вытаптывая траншею в половицах, как лев в клетке, все время глядя на птицу, как на ручную гранату, готовую взорваться на моем матрасе.

Как он может сделать что-то подобное, а потом просто сбежать? В этом нет никакого смысла.

Понедельник и