Обнаженный меч - Джалал Баргушад

Мотасим был далек от религии, потому он, как и брат Мамун, склонялся к мотазилитам и зындыгам. Но не водился с ними, подобно брату. Мотасим владел мечом, а овладеть науками он не очень старался. Мотасим понимал и то, как трудно без религии управлять государством. В халифате господствовало религиозное мышление. И меч должен был служить корану.

Основные военные силы Мотасима были размещены в Багдаде, Басре, Куфе и Мараге. Халиф направил в эти города военачальников, чтобы основательно перетряхнуть старые войска. Он распустил даже Хорасанские отряды, на которые опирался Мамун. Рядовые и начальники этих отрядов за последние годы разжирели пуще барсуков. Во время войны только и высматривали, чем бы поживиться. Халиф Мотасим распустил и войска, находящиеся в Египте. "Пусть пойдут займутся делом: пашут, сеют, жнут. Их верблюды и овцы соскучились по ним. У меня нет хлеба для лишних ртов. Мне нужны истинные воины — тюрки и негры, только они могут сразиться с таким дикарем, как Бабек".

Новшества халифа Мотасима не нравились старым полководцам. Но они вели себя так, будто военные нововведения халифа им по душе. Воины, долгие годы проведшие в походах и сражениях и потому оставшиеся холостяками, радовались освобождению от воинской повинности и до намаза и после намаза молились за упокой души отца халифа Мотасима — Гаруна.

Багдадские купцы были рады новой постановке военного дела. Хотя состояние Фенхаса было несметно, он, подобно голосному псу, готов был дневать и ночевать у ворот Золотого дворца. Никто не крадет чарыков больше, чем собака, и все же она ходит босиком! Фенхас прослышал, что халиф Мотасим намеревается купить семьдесят тысяч рабов-тюрков и создать большое наемное войско. Фенхас все взвесил-подсчитал: "Значит, я могу продать халифу двадцать тысяч рабов-тюрков и негров. А каждого раба продам самое малое за шестьсот дирхемов. Халифская казна опустеет. Во всем халифате богаче меня человека не будет. Завтра же отворю ворота невольничьего рынка Сугульабд".

Во всех городах халифата — в Багдаде, Александрии, Барде, Дербенте шла бойкая торговля рабами. Не каждый раб нравился полководцам и военным лекарям халифа Мотасима. Им нужны были сильные, как волы, полудикие детины.

Торговля Фенхаса вновь закипела. Бывали дни, когда он продавал военачальникам халифа Мотасима по меньшей мере две-три тысячи рабов. Он без умолку расхваливал своих рабов: "Часть этих рабов я вывез с родины полководца Афшина — Исровшаны. А другую — из северной Африки. На рынке Сугульабд таких сильных рабов еще не продавали".

Купцы-иудеи завидовали Фенхасу. С завистью поглядывали на него и индийские, византийские, турецкие купцы. Фенхас прибрал к рукам всю работорговлю Багдада.

Халиф Мотасим больше проводил времени в военных станах, чем во дворце. Иногда вместо лекаря сам осматривал покупаемых рабов. Говорил, мне нужны такие храбрые тюрки, которые прошли и снег, и пургу, когда пасли отары и табуны на песчаных равнинах Маверауннахра. Мне нужны такие молодцы, которые могли бы на скаку пролезть под брюхом коня и вновь подняться в седло. Мне нужны такие храбрецы, которые один на один сражались с нападавшими на их отары, стада и табуны тиграми, львами и волками, которые из-за пастбищ, воды и собак дрались, стреляли из лука, рубились мечами. Такие удальцы, которые могли бы неделями двигаться по раскаленной пустыне, не ощущая ни голода, ни жажды. Такие воины, которые, закалившись под палящим солнцем Африки, отвердели бы подобно стали, которые могли бы грудью встретить любой самум и пускать корни в скалах, как железные деревья…

Халиф Мотасим за счет казны создал семидесятитысячное наемное войско. Больше половины его составляла конница. У халифа было столько золота, что он мог бы создать и миллионное войско. Но пока и этого было достаточно. Его конные и пешие войска готовы были к сражениям в любых условиях. Они могли сражаться и в песчаных пустынях, и в туманном Баззе. Халиф особенно гордился своей конницей. Любил повторять, мол, Бабековым всадникам далеко до моих. Халиф Мотасим, подобно покойному хозяину табунов Салману, был завзятым лошадником. Он содержал свои табуны вблизи Хорасана. Большую часть коней для отряда телохранителей он поставил из своих табунов. Эти широкогрудые, резвые, небольшие кони летели быстрее стрел.

Халиф Мотасим, как и Мамун, не мог обрести уважение багдадцев. Ибо созданные халифом из тюрков отряды телохранителей бесчинствовали в Багдаде. Не было дня, чтобы не происходило столкновения между мирными жителями и отрядами тюркских войск. С наступлением сумерек невозможно было выйти в прилегающие ко дворцу кварталы Карх, Алхасам и Кайруван. Воины-тюрки только что не нападали на мечети. Они насильно втягивали к себе на седла девушек, возвращающихся из мечетей, и умыкали их. А иногда, ворвавшись в монастыри, глушили алькурбанкйское вино и, опьянев, издевались над монахами. Терпение жителей Багдада лопнуло. Они написали жалобу эмиру города Исхаку ибн Ибрагиму Бени-Мусаба и главному шейху халифата — Исмаилу. Эмир был иранцем и побаивался халифа Мотасима. Стремился приглянуться халифу, чтоб тот в будущем не назначил на его место тюрка. Когда в халифате набирали наемное войско, эмир Исхак оказал помощь халифу Мотасиму: из своей личной казны потратил на войско много динаров. А теперь какая ему польза в том, чтобы доводить чьи-то жалобы до халифа и портить ему настроение, и, как говорится, повязывать здоровую голову. По Багдаду ходили слухи, что Мотасим против Бабека пошлет Исхака.

И у шейха Исмаила от забот голова гудела, подобно пчелиному улью. Шейх опасался, что халиф Мотасим теперь примется за него и пошлет на Бабека. Но несмотря на это, шейх Исмаил довел до халифа Мотасима недовольство жителей Багдада, особенно — знати и купцов. Халиф сам уже знал обо всем этом и давно подыскивал место, куда бы перебраться из Багдада. Он даже прослышал, что и его отец, халиф Гарун, в свое время задумал перенести свое местонахождение и дворец к одинокому монастырю, расположенному в четырнадцати агачах от Багдада. То место по-арабски называлось Сурра Манраа, то есть "счастлив увидевший меня". Халиф Мотасим за шесть лет воздвиг здесь город-Самиру, здесь выросли величественные дворцы, башни, мечети. Помимо больших зданий он густо натыкал здесь и "деревья смерти".

Глина этого города была замешена на слезах сотен тысяч рабов, дворцы возвышались на их костях. Сколько тавризских мастеров за время строительства этого города было похоронено здесь!

Халиф Мотасим велел сорвать золотые украшения со всех монастырей в халифате и свезти в Самиру. Здесь он построил себе хоромы, пышней и роскошней, чем в Золотом дворце.

XXXVIII

ТЯЖЕЛАЯ УТРАТА

Если ты будешь оплакивать закат

солнца, то не увидишь бесчисленных звезд,

зажигающихся в небе.

Солнце только вошло в созвездие Льва. В Хамадане было так жарко, что даже в тени можно было испечь яйцо. Река Машанруд, разделяющая город надвое, клокотала, подобно казану на огне. Заунывно зудящие в Кешкибагимуасзаме цикады, казалось, оплакивали тонущих в реке раненых бойцов. Речная вода стала красной от крови. С одной стороны неистовый зной, с другой — пожар, возникший в городе, изнуряли бойцов, опаляли их лица. Зеленый город Хамадан был объят пламенем. Жаркий ветер разносил огонь по домам, по дворам, все вокруг окутывалось густым, едким дымом. Тучи пыли, встающие над полем боя, смешивались с дымом.

На широком поле вблизи города шло ожесточенное сражение, И побеждающий, и побеждаемый взывали к небесам:

— Великий Ормузд, помоги!

— О аллах, где ты?!

Который день уже войско Исхака ибн Ибрагима сражалось здесь с войском Бабека Хуррамита. Халиф Мотасим беспрестанно посылал Исхаку из города Самира подкрепления, состоящие из воинственных тюрков. Были среди них и вывезенные из Африки юркие негры. Здесь сливались в бесконечный гул звон мечей и щитов, вопли раненых и ржанье коней. Росли целые груды камней, закидываемых метательными орудиями. От их свиста закладывало уши, рев горнов и грохот барабанов наводили ужас. Вспугнутые птицы покидали свои гнезда, улетали из Хамадана. Всадники халифа Мотасима, подобно крупным муравьям, кишели вокруг Хамадана" А несколько сот таранов рушили башни Бабека… Тяжелые камни валившиеся с неба, несли еще большие разрушения.

Потери обеих сторон были велики. Урон хуррамитов был более ощутим. Казалось, Исхак сажает стрелы на стальные доспехи, прикрывающие грудь хуррамитов. Кровь раненых и погибших, сливаясь, ручейками стекала в реку Машанруд… Такого сражения Хамадан еще не видел. В реку падало столько трупов, что они запрудили мелководную речку. Натекло кровавое озеро, которое, постепенна выходя из берегов, заливало приземистые домики в пригороде Хамадана. Жители города с воплями убегали куда глаза глядят. Разлив увлекал трупы, как паводок — деревья. Легкораненые старались спастись и, чтобы не утонуть, взбирались на что попало.