Прощание славянки (СИ) - Староверова Евгения

— Ничего не боялись? — посуровел Максим. — Это вы, пожалуй, зря. А мы боимся. Уж такие мы есть, других людей сюда не завезли. Пусть не за себя, если вы считаете это зазорным. Хотя, по моему разумению, в том, чтобы бояться за свою жизнь, нет ничего постыдного. И неизвестно, сколько бы мы продержались, не будь у нас ядерного оружия. Вот я сильный мужик, здоровый, но я боюсь каждый день. Боюсь, что те, кто сильнее меня, причинят вред тому, что мне дорого. Боюсь, что мы не успеем, проиграем. Сегодня Метрополия — наша главная цель. Раз туда заходят иностранные торговые суда, то однажды там может высадиться и чей-нибудь десант. Если кто-то другой возьмет под свой контроль выход в Карское море через Енисейский залив, то наш народ окажется закупоренным в своей стране как джинн в бутылке. Сам знаешь, Обская губа слишком мелкая для устройства полноценного порта, а пробиться к морю через устье Лены наших сил не хватит. Я потому погоны и снял, что понимаю: главные битвы ведутся сегодня не силой оружия. Ну, вот такие мы. Захотевшие уехать — уехали, а оставшиеся стали здесь хозяевами, и своего уж точно никто не отдаст!

— По-моему, ты все же немного… преувеличиваешь, — снова скептически повертел плечами Бен. — Так можно и до паранойи докатиться.

— Да что ты говоришь! Посмотри сам: наша страна зажата между Уральским хребтом и оккупированным китайцами Дальним Востоком, а с юга окружена поясом то тлеющих, то полыхающих локальных конфликтов. И нет у нас выходов к теплым морям, наше море Карское — к нему и пойдем. Сейчас, когда столько стран пострадало от климатической катастрофы, нашим производителям самое время выйти на мировой рынок продовольствия. Зерно, мороженое мясо и масло, вино, бутылированная питьевая вода, а там… Кто знает, может и танкеры со сжиженным газом пойдут, уголь, металл… Только бы нам добраться до Севморпути, разорвать путы континентальной блокады!

Бен сидел в молчании, понимая, что возражать Максиму бесполезно, да и как возразишь человеку, приступившему к реализации мечты всей своей жизни?! Цифры на электронном табло давно перешагнули рубеж 00–00 и отсчитывали первый час новых суток. Несмотря на усталость и позднее время, Бен решился задать еще один давно мучивший его вопрос, который почему-то казался ему настолько неприличным, что не мог быть задан на людях.

— Максим, ты не раз говорил про наш… вернее, ваш народ. Осмелюсь предположить… он ведь не совсем такой как раньше?

— Почему? Многие русские уехали в Россию, но те, кто остался, составляют теперь элиту нации. Национальное меньшинство мы теперь. Так вот.

— Печалька, — тихо выдавил Бен.

— А я не печалюсь. Даже чудной бусурманин, если он приехал сюда работать, жить, строить вместе с нами будущее… Я охотнее его назову братом, чем русского, который… Никого нельзя заставить любить Родину насильно, и если кто мечтает провести остаток жизни под сенью апельсиновых деревьев, да пусть сбудется его мечта. Но в целом все по-прежнему: потомки ссыльных, каторжных, правнуки раскулаченных и депортированных крестьян, зэки, отбывшие срока в сибирских зонах да так и оставшиеся здесь навсегда.

— Смею надеяться — лагерные нравы не стали основой…

— Лагерные нравы? Не стоит отзываться о них свысока. Они соответствуют жизни гораздо полнее, чем все теории, основанные на высоких идеалах гуманизма. Лагерные нравы — это просто когда с человека слетает все, что некрепко держится. Еще… Еще осталась малая толика потомков столыпинских переселенцев и энтузиастов, приехавших в Сибирь на комсомольские стройки. Ну, и коренные народы, конечно.

— Отличная компания! — заметил Бен. — Главное — среди нас нет вчерашних холопов и барских холуев. Согласись, это внушает надежду.

— Да, с нашей стороны от Урала крепостных отродясь не было. Ты это правильно подметил: холуи могут создать только холуйскую страну, а нам туда не нужно.

— А вы, насколько я понимаю, собираетесь построить страну, подобную Соединенным Штатам? Думаете — сможете?

— Откуда я знаю? Попробуем. Может, все еще будет хорошо, и наша страна задумана Творцом, чтобы быть прекрасной. От Байкала и плато Укока на Юге до Путораны на Севере.

— В другой раз я бы решил, что это восторженная чушь, но видя вашу решимость… А вдруг?

— И вовсе не чушь. Помнишь, когда мы в прошлый раз возвращались из Метрополии, пролетали на вертолете над островом? Теперь, когда с маугли покончено, на острове можно будет оборудовать нашу базу — за портом-то пригляд нужен, — мечтательно откинулся на спинку кресла Максим Евгеньевич. — И метрополийцам будет веселее — в нескольких десятках километров от них вырастет еще один обитаемый мирок, который, я надеюсь, станет плацдармом для возрождения Города. И будет Город стоять над великой рекой даже после того, как нас примет сыра земля, поглотит вода или возьмет огонь.

— Никакое человеческое поселение не может существовать в отрыве от экономической деятельности людей. Не будет ее, и Городу не бывать. Хотя, если вы пустите грузы по Северному Морскому пути… Город может жить и развиваться только в той роли, для которой создан — для перевалки грузов.

— Я бы оговорился, — уточнил Максим, — по состоянию на текущий момент.

— Лида втайне мечтает вернуться, — сказал Бен, — хотя ее отец желал для нее совсем другой судьбы. Когда мы уходили, она так плакала, что у меня самого чуть душу не разорвало.

— Все логично, Лида — последний человек Города. Будет правильно, если однажды она вернется. Мы уже видели, как судьбу города смогли изменить всего три человека.

— Два человека и я.

— Три человека, Борис Александрович! Сейчас, как и всегда, люди — главное условие для любых перемен. Уже сейчас есть те, кто способен претворять в жизнь самые дерзкие проекты. Например, семья Жуковых. Их многие ругают, все это больше от зависти, но я думаю, что все вышло по справедливости. В годы, когда страна голодала, Жуковы разбивали террасы на склонах холмов и закладывали виноградники, которые дали урожай лишь спустя несколько лет. Многие не понимали их, даже проклинали, но время все расставило по своим местам. Сегодня они настоящие земельные бароны, имеют обширные владения от Бурятии до Алтая. Но даже если не брать в расчет, сколько они работали и бились за свою мечту… Алексей Жуков — один из немногих, кто поставил на повышение курса нашей страны. Да, он скупал земли по дешевке, но это только потому, что нашлось немало таких, кто стремился побыстрее продать все, что можно, и вывезти деньги. Времена были такие… плохие… Он сделал ставку на будущее, рискнул и выиграл. Если бы Сибирская Республика пала, он потерял бы все. Но мы уцелели, а Алексей Ефимович переиграл всех и стал хозяином одного из богатейших агрохолдингов Сибири. Сегодня каждая вторая бутылка вина и каждый пятый пуд зерна производятся в его хозяйствах.

— Пап, ты еще про их усадьбу расскажи, — подсказал Гоша.

— Дело в том… — нехотя и как бы конфузясь начал Максим Евгеньевич. — Когда Алексей Ефимович заработал свои первые большие деньги, так у него крыша чуток и сдвинулась. Не так чтобы сильно, но немного есть. В Хакасии, в своем родном селе он построил усадьбу в стиле прованс.

— Какая там усадьба, настоящий замок! — ввернул Гошка.

— Хотел, видать, думать, что и вправду живет в Провансе. Пригласил архитектора, все честь по чести: черепичные крыши, много каменной кладки, везде шпалеры, увитые, естественно, виноградом.

— Ничего так, нормально, — хмыкнул Бен.

— И внутри все в стиле прованс, — подхватил Гоша. — Везде вазочки, занавесочки, светлая крашеная мебель…

— Ты что, в гостях у Жуковых бывал? Ты меня не пугай! — с притворной строгостью заметил Максим Евгеньевич, но тут же сам продолжил: — Только вид из окна подкачал: с одной стороны обычные сельские дома в колхозном стиле, с другой сопки. Тут наши острословы натурально развернулись: за глаза его Жуковым никто не называет. Барон де Каберне, и все тут! А как дочка его подросла, так и на нее перекинулось. Народ ржет, но ведь главное, чтобы ему нравилось.