Фантастика-1967 - Генрих Альтов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дед налил себе еще полстакана браги, оглянулся на дверь, не видит ли Джафар, и быстренько опрокинул стакан.
— С тех пор пользуюсь при надобности. Хотел сам в Москву отвезти — не верят мне здесь люди, насмешки позволяют. Должна же правда на свете быть. Я сам понимаю, случай, скажем, странный, но случай есть факт, и он не от бога. Вот так-то…
— Так, значит, вы им управляете?…
— Как задумаю, так и управляется. Да что там, сейчас покажу по всей форме. Я бы его вам передал — только записочку, пожалуйста, по форме и на бланке. Чтобы уверенность была, что до науки дойдет.
Дед принес из соседней комнаты свернутый в рулон коврик, раскатал на полу.
— Много им, видно, пользовались, да боюсь, не всегда по назначению. Может быть, он триста лет на одном месте лежал и ни разу не взлетел. И на материал посмотри, милая. Материал не наш.
Ковер и в самом деле был удивителен, удивителен был и переливчатый, неясный рисунок.
Дед сел на коврик, ноги под себя и, нахмурившись, взлетел на высоту стола. Повис рядом со мной в воздухе, протянул руку, налил себе браги и выпил. Пока он пил, коврик закачался — видно, мысли деда малость спутались, но дед взял себя в руки и выровнялся.
— Вот, — сказал он, — такие-то дела. Джафарчик, скоро телевизор подключишь?
Джафарчик, оказывается, стоял в дверях и неодобрительно смотрел на Федора Трофимовича.
— Не уважает мое увлечение, — сказал дед. — А ведь, может, с помощью этого мы звезд достигнем. Я вам с ковриком тетрадь передам. В ней все результаты опытов записаны.
— Вы, товарищ корреспондент, чай пить будете? — спросил Джафар.
— Нет, спасибо. — Я не могла оторвать взгляда от деда — вернее, от коврика, который слегка прогибался под стариком, но держался в воздухе нерушимо и уверенно.
— А мне по возрасту пользование ковром противопоказано, — сказал дед. — Врачи не рекомендуют. Ну вот, только когда телевизор поднести или что другое особенное по дому сделать. А так он мне ни к чему.
Тут я поняла, что обязана взять этот коврик. Поймите меня правильно. Я его не возьму, что тогда будет? Вернее всего, ничего не будет. Никакая редакция не даст командировки к месту нахождения ковра-самолета. Ни один даже самый умный академик или кандидат наук не станет тратить время и деньги, чтобы лететь в Туйбак и знакомиться с принципом действия опять же ковра-самолета. Я же его отвезу прямо в Москву; и там пусть только попробуют мне не поверить — взлечу над Университетом или над Курчатовским институтом. И все встанет на свои места.
— А можно я попробую?
— Давай. Значит, представь себе, что ты поднимаешься над полом на вершок. И он подымет.
Дед опустился на пол, сошел с коврика, стряхнул ладонью пыль с того места, где только что находились его сапоги, и сказал:
— Садись, советская печать.
Я села. Все это было совсем не таинственно; и я даже подумала, что выгляжу довольно глупо, сидя на пыльном коврике посреди комнаты. Джафарчик прыснул в дверях. Он тоже так думал.
— Представляй, — сказал дед.
Я представила себе, что ковер поднимается над полом, и он тут же дрогнул, приподнялся и упал обратно. Я немного ушиблась.
— Ах ты, жизнь твоя несчастная, — как же не догадалась, что все время представлять нужно. Не больно?
— Нет, ничего.
Минут через пять я уже уверенно передвигалась по комнате, облетая стол и не задевая печку.
Мы завернули коврик в две газеты, обвязали шпагатом, отдельно, в сумочку, я положила толстую общую тетрадь — наблюдения Федора Трофимовича. Потом написала расписку о получении одного ковра-самолета.
Дед с Джафаром проводили меня до калитки.
— Дальше не пойдем, — сказал дед. — Очень меня волнует телевизор — уж так я ждал его, представить не можете. Ты, Джафар, тоже не ходи. Вез тебя, какой ты ни есть несамостоятельный, телевизор не заработает… Так что пишите, результаты сообщите; очень я в них заинтересован. Адрес на тетрадке записан, если забудете.
— Не забуду, Федор Трофимович, обязательно напишу.
На поле аэродрома стоял только маленький ЯК; возле него — тот Гена, который утром возил кровь в Турткуль. Он увидел меня издали и подошел.
Уже вечерело, поднялся легкий, душистый морской ветер.
— Ну и куда вам теперь? — спросил Гена.
— Желательно в Москву. И поскорее.
— Не долетим. Покрупнее моей машину надо.
— А вы куда сейчас?
— В Куня-Ургенч. Потом домой. До темноты чтобы успеть.
— А других самолетов не будет?
— Завтра с утра только.
Я задумалась. От Куня-Ургенча до нашего кишлака совсем близко. Не лучше ли заехать к нашим, предупредить Седова и все рассказать? А то получается, как маленький ребенок — бросилась в Москву. Да у меня и денег нет долететь до столицы — в джинсах и ковбойке. Надо поговорить с ребятами. Если я от них скрою такое открытие — они мне никогда не простят. И правильно сделают.
— Ген, а вам разрешат меня до Куня-Ургенча подбросить?
— А почему нет? Командировка с собой?
— Командировка есть.
— Зайдите к диспетчеру. Скажите, я согласен. Давайте я сверток пока подержу. Тяжело, наверно.
— Нет, что вы, совсем не тяжело. — Я прижала к себе рулон, будто испугалась, что Гена его отнимет.
— Дело ваше. Храните свою военную тайну.
— Да нет, тут ничего особенного, — сказала я. — Вы без меня, пожалуйста, не улетайте.
— Не в моих интересах. Вдвоем лететь веселее.
Диспетчер оказался покладистым; не прошло и десяти минут, как я сидела рядом с Геной в уютной кабинке ЯКа, словно в такси, и прощалась с Туйбаком. Синее море осталось сзади, и снова потялулись зеленые заросли дельты, исчерченные зигзагами протоков.
— Ондатры тут много, разводят ее, — сказал Гена.
Я кивнула головой. Обеими руками я придерживала на коленях рулон и пакет с зеленым чаем, который я все-таки не забыла купить в Ургенче. «А вдруг ковер потеряет свою силу?» — испугалась Я.
— Так вам прямо в Куняг?
— Нет, наша партия в кишлаке.
— Как же, знаю, — сказал Гена. — Я туда позавчера врача возил. Могу там сесть.
— Серьезно?
— А что тут несерьезного? Сяду — и все. Потом как-нибудь в гости приеду. Чаем напоите?
— Ой, конечно напою! — сказала я.
Гена был прямо ангелом. Так бы мне еще час шагать, если не подвернется попутный грузовик.
Вот я сейчас вылезу из самолета — мои все удивятся несказанно: в собственном самолете прилетела, а я им скажу: «У меня есть самолет и похлеще, без шуток».
И тут-то он и полетит…
Гена приземлился на ровном такыре у самых палаток. Пока мы тормозили, вся партия сбежалась к самолету. Они сначала никак не могли догадаться, кто и зачем к ним прилетел, а когда я выпрыгнула, в самом деле удивились, и Ким — я этого ожидала — сказал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});