От солдата до генерала: воспоминания о войне - Академия исторических наук

Прослужив в учебной дивизии с апреля по сентябрь, набравшись небольшого военного опыта, был распределен в Белоруссию. В Белоруссии была дислоцирована 103-я Витебская гвардейская воздушно-десантная ордена Ленина, Краснознаменная, ордена Кутузова 2-й степени дивизия имени 60-летия СССР. Командование дивизии, ее управление и один из полков — 317-й, располагались в городе Витебске. А в поселке Баравуха, недалеко от города Полоцка были дислоцированы еще два полка 357-й и 350-й. Так я попал в Белоруссию и стал служить в 357-м гвардейском парашютно-десантном ордена Суворова 3-ей степени полку. Командовал полком в 1979–1980 году Литовчик Константин Григорьевич

Началась обычная армейская солдатская жизнь: подъем, занятия, прыжки с парашюта. С нетерпением ждали писем из дома, скучали по близким. Постепенно знакомились с поселком, в Белоруссии живут удивительно душевные люди.

Но вот однажды поступила команда «тревога» и не просто учебная тревога, а боевая тревога. Что это такое служивым людям объяснять не нужно. Срочный сбор по полной боевой выкладке с закрепленным оружием. В считанные минуты опустела казарма, построение на плацу, распределение и выполнение поставленных задач. И к вечеру мы уже грузили на железнодорожные платформы полностью экипированные для ведения боевых действий боевые машины десанта — БМД.

Я был просто поражен, как четко велись работы, старослужащие солдаты, сержанты и офицеры умело, и четко загружали технику на платформы, быстро крепили их ремнями и тросами, надевали чехлы на машины. Для меня, прослужившего всего восемь месяцев, это была первая тревога, в войсках было чему учиться. Конечно, я тоже принимал во всем этом участие, бегал, суетился, выполнял приказы и работал, но такой четкости не было, потому что опыт приходит после многих тренировок.

Ближе к ночи поступила команда садиться в вагоны, оружие с собой, парашюты в отдельном вагоне. Все происходило четко, без спешки, но мы все были напряжены в связи с непонятной ситуацией. Куда мы едем, и что нас там ожидает, мы не знали. Обычно полковые учения, а дивизионные тем более идут по плану, заранее расписанному и досконально проработанному, а тут сплошная неизвестность.

Как сейчас помню, посадили нас в жесткий плацкартный вагон, выдали сухие пайки и повезли в сторону Витебска. Происходило все в начале декабря. Пока ехали до Витебска немного отогрелись, и, наконец-то, передохнули.

В Витебске нас пересадили на грузовики и повезли в леса, где мы пробыли около недели. Жили в походных палатках, чтобы не замерзнуть костры приходилось жечь днем и ночью, а зима в 1979 году была очень холодной. Развернули походные кухни, несколько дней спасались горячим чаем и кашей. Командиры были не такими жесткими как в казармах, жалели нас.

Помню, привезли молодое пополнение солдат осеннего призыва, они всего то служили в армии 2–3 месяца, так на них жалко было смотреть. Они только после присяги, только прошли курс молодого бойца, организм еще не адаптировался к армейской жизни, а их в леса, на мороз, многие получили обморожение.

Где-то, через неделю, в середине декабря поступила команда — «в Витебск». Снова грузовики, затем поезд, затем аэродром. Летели довольно долго, приземлились на аэродром Балхаш в Казахстане, рядом находилось озеро Балхаш, знаменитое на весь Советский Союз. Там наш полк разместился на базе одного из военно-воздушных подразделений, плоть до вылета войск в Афганистан.

Казармы у «летунов» были довольно просторные, чистые, теплые. Наконец-то мы хоть поспали в казармах и питались в столовых, это такое счастье после холодных витебских лесов. В Казахстане было немного теплее, но на аэродроме постоянно дул холодный, пронизывающий степной ветер. Здесь же в Балхаше разрешили написать письма родным и близким, свободного времени было достаточно, занятия проводились, но не регулярно.

Это было последнее солдатское письмо домой, затем четыре месяца молчания, запрета. И как я узнал позже, моя мама все это время обивала пороги военкомата, пытаясь хоть что-то узнать, но они и сами ничего не знали. Строгая секретность, которая сейчас кажется глупостью, но тогда было такое время.

24 декабря уже под вечер дали команду в полной боевой готовности собраться на аэродроме. Построились и пошли на взлетную полосу, где нас уже ждали самолеты ИЛ-76, груженые техникой, с группой незнакомых офицеров. Они представились, оказалось, что это офицеры из штаба ВДВ. До сих пор помню одного из них — полковник Борисов, довольно пожилой человек. Уже после службы в Афганистане я узнал, что он участник Великой Отечественной войны. Вот тут то мы и узнали, что летим в Демократическую республику Афганистан выполнять интернациональный долг.

Для меня лично, несмотря на то, что я хорошо знал географию, слово Афганистан ни о чем не говорило, писали об этой далекой стране мало, как там жили люди, и что там творилось, никто из нас не знал, говорили, что это наш южный добрый сосед.

И вот приказ — летим в Афганистан, пробудем недолго, парашюты не надевать, в самолетах раздать и зарядить боевыми патронами автоматы Калашникова. Но больше всего мне запомнились глаза полковника, они были грустными.

Промерзшие насквозь от степного казахского ветра, мы быстро погрузились в самолеты. Летел один взвод, человек десять-двенадцать и две машины БМД на борту. Я первый раз почувствовал определенное уважение солдат, особенно старослужащих — «дембелей», как говорят в армии, потому что вскрыли цинк с патронами (это небольшой металлический ящик, немного напоминающий коробку из-под обуви) и мне, сержанту, поручили раздавать патроны, а солдаты подходили и просили побольше.

Летели мы довольно долго, была ночь, многие отдыхали, но мне не спалось, я несколько раз заходил в рубку к командиру самолета и спрашивал, когда прилетим. Никто не знал, что нас ждет впереди.

Афганистан: сколько уже написано, а сколько еще напишут. Афганистан у каждого свой, у каждого свои воспоминания, у солдата — свои, у старлея — свои, у генерала — тем более.

Для меня Афганистан, это как рубеж, как граница чего-то особенного — обострение всех высших человеческих чувств, особенная чистота взаимоотношений, взаимопомощи, взаимовыручки. Я с благодарностью вспоминаю те чистые светлые дни, они останутся в моей душе до конца моих дней.

25 декабря, раннее утро. Приземляемся на аэродром, вокруг горы, вдалеке непонятные кубики — строения, как потом выяснилось, это были дома афганцев, построенные из глины, соломы и еще чего-то. Крошечные окна, что бы жаркое солнце не попадало в дома, вокруг пустынно, ни лесов, ни полей, ни рек, ни озер.