Одиссея Талбота - Нельсон Демилль

– В этом нет необходимости, – ответил Андров и закрыл окно.

Окинув взглядом ярко освещенную лужайку, Тони увидел высоко поднимающуюся антенну, закрепленную проволочными растяжками. У основания она была окружена густыми зарослями какого-то кустарника, о которых упоминал Эванс. Ближе к дому располагался флагшток, а вокруг него – красиво подстриженные кусты жимолости. Абрамсу была видна решетка дождевого стока, местоположение которой ему поручено было уточнить.

На фоне деревьев, тянувшихся с западной стороны, Тони увидел силуэты двух людей с собакой на поводке. Один из них разговаривал, судя по всему, по переносной миниатюрной рации, у второго на плече висело ружье или, может быть, винтовка. Во всей этой картине было что-то сюрреалистическое. Как в «Замке» Кафки, где заранее нельзя сказать, кто ответит по телефону и ответят ли по нему вообще. Где в каждой комнате и в каждом коридоре вас поджидают молчаливые люди. Где все темные и слабо освещенные места заполнены неясными тенями. Странные видения, звуки, запахи, подсказывающие вам, что вы не одни в этом пространстве…

– Давайте сядем, – вдруг нетерпеливо предложил Андров. Он махнул рукой в сторону стульев и кресел, стоявших вокруг кофейного столика, и, подойдя к ним, указал каждому на предназначенное ему место.

Абрамс оказался на тяжелом стуле, Тэннер и Стайлер – бок о бок на маленьком диванчике. Сам Андров занял большое кресло с подлокотниками, сев спиной к окну.

Тони внимательно присмотрелся к русскому. Он являлся, выражаясь языком спецслужб, главным резидентом «легальной» резидентуры КГБ в Нью-Йорке. Разумеется, он был прикрыт дипломатической должностью. Секрет полишинеля. Что действительно оставалось загадкой, так это то, почему именно Андров занимается тяжбой против ван Дорна. Вероятно, этой тяжбе, как одному из звеньев цепи, отводилось в планах КГБ такое важное место, что требовало участия главного резидента.

– Я попросил мистера Калина, нашего советника по юридическим вопросам, поприсутствовать на этой беседе, – начал Андров. – В нашей миссии я отвечаю за связи с американской общественностью, поэтому мое участие в сегодняшней встрече само собой разумеется. Правосудие в вашей стране сильно зависит от наличия или, наоборот, отсутствия связей с обществом. Мы это знаем.

Он достал коробку русских сигарет. Это была «Тройка», овальные сигареты без фильтра. Андров протянул присутствующим коробку каким-то очень русским жестом. Абрамс взял одну из предложенных сигарет и закурил. Запах у нее был неприятный, к тому же она была плохо набита. При первой же затяжке Тони засосал почти дюйм табачной крошки.

– Вам понравились сигареты? – спросил Андров.

– У них весьма специфический вкус, – ответил Абрамс.

Тэннер подавил улыбку. Андров посмотрел на часы.

– Мистер Калин посещает вечерние юридические курсы Фордхэма и считает, что разбирается в вопросах американского права. – Андров пожевал губами. – Он постепенно перенимает самые плохие привычки американских юристов. Например, привычку опаздывать.

Стайлер и Тэннер натянуто улыбнулись. Стайлер открыл свой портфель и пробежался пальцами по лежащим в нем бумагам.

– Поскольку нам не удалось получить судебное предписание в адрес ван Дорна о запрете его вечеринки, мы считаем, что вашему персоналу сегодня нельзя находиться здесь.

– Мы ведь уже ставили мистера Тэннера в известность о том, что наши сотрудники не приедут сюда на этот уик-энд, – ответил Андров.

Абрамс внимательно наблюдал за ним. Между тем, что сказал Андров, и тем, о чем говорила добытая О'Брайеном информация, имелось явное противоречие. Обычно такие противоречия свидетельствуют о лжи. У русских, видимо, были две веские причины для того, чтобы не ездить на этот уик-энд в Глен-Коув. Первая – юридическая, вторая – чисто практическая. И если уж они появились здесь, для этого должны были существовать очень веские основания. Вывод один: им непременно нужно было убраться из Манхэттена. Им нужно было использовать этот загородный дом, потому что в каких-то экстремальных условиях он предоставлял им большую безопасность.

Достав из портфеля одно из лежащих в нем досье и пролистав его, Тэннер проговорил:

– Мы планируем выставить иск за нанесенный вам моральный ущерб на сумму в пятьсот тысяч долларов, плюс судебные издержки за счет ответчика.

Взгляд Андрова, как, казалось, и его мысли, были сосредоточены на Абрамсе.

– Что? А, этим займется Калин. – Он встал и медленно пересек комнату. Затем он потянул шнур звонка.

В дверь постучали. Появился молодой человек в куртке официанта, он катил перед собой сервировочный столик. Андров зашагал рядом с ним и, провозгласив: «Пожалуйста, угощайтесь», первым налил себе чашку чая и положил на тарелочку кусок магазинного торта и пирожные.

Тони продолжал наблюдать за русским. Создавалось впечатление, что мысли Андрова заняты не этой беседой, а чем-то другим, гораздо более важным. Он часто украдкой посматривал на часы. Сделав очередной глоток чая, он тихо сказал молодому человеку по-русски:

– Скажите Калину, пусть войдет.

Абрамсу эта фраза больше напомнила режиссерскую ремарку, а не приказ.

Стайлер, Тэннер и Абрамс встали со своих мест и подошли к столику, на котором помимо самовара, стаканов и блюда с тортом и пирожными, лежал еще поднос с металлическими вещами, отобранными у них при досмотре. Тони обратил внимание, что ключей от машины Тэннера там не было. Каждый взял свои вещи и наполнил чаем из самовара стакан в металлическом подстаканнике.

Поглощая пирожные, Андров бросал малозначащие отрывочные фразы. Наступила короткая пауза. Воспользовавшись ею, Абрамс спросил:

– Вы вернетесь сегодня в Манхэттен?

– Да. А почему вы спрашиваете? – взглянул на него Андров.

– Я подумал, не поехать ли мне с вами?

– Вы же живете в Бруклине.

– Сегодня я собирался ночевать в Манхэттене.

– Вот как? – Андров, казалось, был слегка удивлен. – Извините, но по дороге нам с моими коллегами нужно обсудить некоторые служебные вопросы.

– Но я ведь не понимаю по-русски.

– Все места в машине уже заняты. – Андров холодно посмотрел на Тони.

– Тогда понятно. Что ж, я поеду поездом.

Дверь открылась и на пороге появился очень высокий и худой блондин. В его внешности было что-то скандинавское. В руках он держал атташе-кейс.

Андров не стал вставать. Он лишь сказал:

– Джентльмены, это Калин. Ты ведь уже знаешь мистера Стайлера и мистера Тэннера?

Калин сухо кивнул присутствующим и придвинул стул к кофейному столику. Тони обратил внимание на то, что он расположился между ним и Андровым, несколько позади обоих.

Андров кивнул в сторону Абрамса.

– Я говорил тебе, Алексей, что мистер Абрамс – сын известных американских коммунистов?

– Да, – Калин устроился на своем стуле.

Тони попытался рассмотреть его поближе. У Калина были резкие черты лица. Такие лица хорошо запоминаются. Собственно, Абрамс помнил его по вечерней юридической школе Фордхэма. Одна из истин, которую Тони усвоил за время работы в полиции, заключалась в том, что мужчина с оружием ведет себя несколько по-другому, чем мужчина без оружия. И одно из впечатлений, вынесенных им из нескольких контактов с Калиным по школе, состояло в том, что этот русский, по всей видимости, всегда имел при себе оружие. Тони был уверен, что и сейчас Калин вооружен.

Алексей положил атташе-кейс к себе на колени и открыл его. Он перебрал внутри какие-то бумаги и коротко бросил:

– Можем начинать.

Стайлер и Тэннер тоже открыли свои портфели и достали желтые блокноты. Абрамс раскрыл небольшую записную книжку – привычка, оставшаяся со времен службы в полиции.

– Алексей, мистер Абрамс к тому же твой соученик, – сказал Андров.

Калин поднял глаза:

– Да, я видел его на курсах.

Андров посмотрел на Тони.

– А вы узнаете Калина?

– Да, я узнаю его, – отозвался Абрамс.

– Мистер Абрамс в прошлом – полицейский, Алексей, – продолжал Андров, прожевывая пирожное. Он повернулся к Тони. – Так какие, вы говорите, у вас были там обязанности?

– О, я занимался разными вопросами.

Калин сидел, не двигаясь, уставившись в атташе-кейс. Он взял ручку и что-то вроде бы писал, но Абрамс был уверен, что он работал с аппаратурой, спрятанной в портфеле.

Андров вновь обратился к Абрамсу:

– Жаль, что в этой стране иммигранты часто не желают обучать своих детей родному языку. Вы совсем не говорите по-русски, мистер Абрамс?

Тони, вспомнив совет Эванса, ответил уклончиво:

– Мои родители, как и большинство других иммигрантов, хотели, чтобы их дети были максимально американизированы. Они говорили на родном языке, только когда хотели обсудить что-то втайне от нас.