Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 15. Лев Новоженов - Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ничем другим, как предчувствием близкого голода, не объясняю я и недавнюю ситуацию в Верховном Совете РСФСР, когда тот вознамерился скушать премьер-министра союзного правительства, но союзное правительство отстояло этот деликатес от грубых посягательств. Я сначала удивлялся, жалко, что ли, однако теперь до меня дошло, что премьер оставлен про черный день, в качестве неприкосновенного запаса, и если его пока не разрешают трогать, значит, действительно, до голода еще далеко, и просьба — сохранять спокойствие, товарищи!
Кроме того, чтобы окончательно утихомирить общественное мнение, хочу напомнить, что кроме премьера там еще куча народу в правительстве, а есть еще и планирующие органы, и различные комитеты, и составляет их контингент в массе своей довольно упитанный — так что неужели не прорвемся, имея такие запасы продовольствия? Я думаю, что прорвемся.
Но — чувствую, мои слова как об стенку горох. Голод, конечно, не тетка, а что-то вроде троюродного племянника, появление которого гипотетически вероятно. И мы уже испытываем к нему что-то вроде теплых родственных чувств. Причем о нем больше всего любят распространяться те, кто и в глаза не видел, как он в натуре выглядит. Молодое мордатое поколение — современники кабачковой икры и рыбных палочек.
Голод еще не наступил, но модель нашего поведения все больше напоминает нравы гарнизона осажденной крепости, употребившего в суп последнюю пару сапог. И что характерно, признаки, отличающие человека от животного, исчезают со скоростью, намного превышающей темпы исчезновения провианта. Зачем же спешить-то так? Зачем же отсутствие свинины замещать всеобщим освинением? Хотелось бы, чтобы оба эти процесса шли, по крайней мере, нога в ногу, я уж и не помышляю о проявлении чудес благородства и рыцарства, до того ли?
Я тут недавно сказочно разбогател и решил, что наконец в состоянии заказать форточки в оконные рамы — мечта всей моей жизни. Но оказалось, что и всего моего богатства не хватит на то, чтобы сделать форточки. Ну одну форточку я еще кое-как потяну, ну две от силы, но пять форточек по числу окон — тут надо мне еще трудиться и трудиться в поте лица,
— Ну как же так, — говорю мастеру, — товарищ дорогой, почему же так дорого?
— Так ведь к рынку переходим, — говорит мастер.
— Так ведь не перешли еще, — говорю я.
— Так ведь уже идем, — говорит мастер.
— Так ведь где рынок, а где мы? — говорю.
— Так ведь вон и голод уже скоро, а вы говорите, — говорит мастер жирным, послеобеденным голосом.
— Нет, — говорю, — я так шибко к рынку идти не могу, курю много, одышка и силы уже не те. За вами не угонишься. Жил без форточек, поживу еще, чай, недолго мучиться осталось.
Тем более что и голод скоро.
И ушел мастер. И еще долго я смотрел из своего обезфорточенного окна на его удаляющуюся спину, пока она не скрылась за поворотом. Надо полагать, за поворотом к рынку.
Фу-у! Жара!..
… А интересно, у Михаила Сергеевича отключают горячую воду?.. И к кому он тогда мыться ездит?.. К Лукьянову?..
Жарко, душно, липко… Мужчины перестают глядеть на женщин, женщины — на мужчин, пробегают мимо… Напиться негде… Стаканов, как всегда, оказывается меньше, чем населения… В такую жару любой закон может пройти — никто и не заметит… Ну кто там опять просит дополнительных полномочий?. Дайте ему скорее полномочий, пусть только отвяжется, сил нет больше, надоел!.. Кому еще полномочий?.. Кто попросит, тем и дайте!.. Это стаканов у нас нет, а полномочий сколько угодно.
В такую жару страшно подумать, что кто-то сидит в душном танке, броня нагрелась: можно яичницу жарить… Фу-у!
В такую жару хорошо находиться где-нибудь в тенечке, гадая на ромашке — будет в этом году урожай — не будет, плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет…
Конечно, в итоге, несмотря на нехватку механизмов, рабочих рук, горюче-смазочных материалов, как всегда… фу-у!
А этот паразит канадец в своем «Катерпиллере» с кондиционером…
У нас тоже кое-где есть кондиционеры, но в жару они выходят из строя, что является любопытной особенностью наших кондиционеров.
Фу-у, жарко!.. Написать, что ли, письмо на радио с просьбой передать в концерте по заявкам песню «В той степи глухой замерзал ямщик». Может, легче станет…
При какой температуре кипит наш разум возмущенный? — хорошенький вопрос на вступительном экзамене в МГУ, вот до чего мы дошли, физика и та политизировалась.
Но и в жару продолжают сниматься фильмы, потому что жара когда-нибудь спадет, — и людям захочется в кино, и не будет им никакого дела до того, что у режиссера буквально плавились мозги, оператор был на грани солнечного удара, а у актрисы поплыл грим…
Ледовое побоище в «Александре Невском» Эйзенштейна снималось в июле, кажется, на Чистых прудах, когда смотришь — мороз по коже подирает.
Пивка бы холодненького!
В 2000 году каждый советский человек будет пить пиво — чем не лозунг в жару?
Советскому человеку, как буриданову ослу охапка сена, нужна какая-нибудь приманка: то ли коммунизм, то ли квартира, то ли рыночная экономика, иначе он упрется и не стронется с места.
А ребята — увы, уже не моего года рождения — поехали в Серебряный Бор купаться… Ах, Серебряный Бор, Татарово, пляж № 3, волейбол, сливочный пломбир, девушки: бывает, что до двадцати телефонов за день записываешь, телефонов, которыми так никогда и не воспользуешься, бесполезных и красивых, как древнегреческий язык…
Жарко! Впадаешь в маразм, словно Волга в Каспийское море…
Но и лето когда-нибудь кончается, вон уже на исходе июнь, и опять еще ничего не сделано для бессмертия…
Впрочем, и в бессмертии хорошего мало, состояние, наверное, вроде бессонницы, в этом смысле богу не позавидуешь…
«Бог, а бог, нельзя ли чуть поубавить градусов?»
«Нельзя!» — отвечает бог.
«Терпи, — говорит он, — все терпят: и часовые у Мавзолея, и служащие «Макдоналдса», и без пяти минут миллионер, вышедший на финишную прямую своего первого миллиона, и транзитный пассажир, прикорнувший на вчерашней «Рабочей трибуне» на кафеле Ярославского, Казанского и Ленинградского, и танкист в душном танке, все…»
Терплю. И пусть нам общим памятником будет тройной биг-мак.
Иначе будет поздно
Спасибо родной цензуре: если б она не давила в свое время, не запрещала, не чикала без устали ножницами, сегодня б просто нечего было читать, мужики!
Представляю, что бы сейчас печатали толстые
