Пурпурные крылья - К. Уилсон

— Выше плотского, да? Это смогло бы обмануть меня, если бы мы дважды не занимались самым безумным сексом, который может только быть. — Она потерла бровь. — Скажи, Алек, а если бы я была неуклюжим уродом, ты бы все равно… был неравнодушен ко мне?

Ее вопрос удивил его, но ему не следует показывать вида. Он знал, что во времена ее молодости и во взрослой жизни, она пережила немало страданий.

— Конечно, — ответил Алек, следя за ней взглядом. Он был на грани того, чтобы прочесть ее мысли, но все же удержался и отозвал свои ментальные способности. — Неужели для тебя так трудно верить и доверять?

Таня кивнула: «Да». Это был трудный вопрос, и ответить на него в двух словах было бы невозможно.

— Что произошло, что сделало тебя такой?

— Ты можешь читать мои мысли, ты и расскажи мне.

Это было бы проще простого, но он старался не забывать о ее потребности в уединение. Она считала, что он не станет вторгаться в ее мысли.

— Я предпочел бы услышать это из твоих припухших уст.

— Мой отец не думал, что его три дочери смогут чего-то добиться в жизни. Мой брат был единственной ценностью и любимчиком отца. Он стал бы продолжателем фамилии и не повесил бы ему на шею незаконнорожденных отпрысков. В пьяном угаре отец жаловался, что у него куча дочерей и всего лишь один сын. В связи с его недовольством, каждые выходные мать зарабатывала синяк под глаз или же распухшую от удара губу. И все вместе по праздникам.

— Он избивал твою мать каждые выходные…

— С завидным постоянством.

— …потому что она не родила ему достаточно сыновей?

— Да. Видишь ли, он только что получил повышение в его компании и хотел выглядеть в соответствии с выбранным образом и своим статусом… — она умолкла.

— Я слушаю тебя.

— Кроме всего прочего, он бил маму, потому что наши волосы были не достаточно прямые, или потому что, наши колени были в пыли, или потому что мы слишком часто пачкали свою одежду. В двух словах, мой отец был садистом-диктатором.

Ласковым, вкрадчивым голосом, он попросил ее продолжить:

— Расскажи мне все.

— В один субботний день, я вломилась к отцу, избивающему маму. Я остановила его.

В глазах Алека читалась нежная забота.

— Каким образом ты остановила его? — напрягшись, спросил он.

— Я ударила его.

— Иисус, Таня… — он не знал, что сказать, кроме того, что она смелый человек и на ее месте любой бы ребенок сделал то же самое. Но он почувствовал в ней малую толику сожаления, невзирая на отсутствующий взгляд на лице.

— Я ударила его так сильно, что ему пришлось вызывать полицию.

— Сколько тебе было лет?

— Четырнадцать.

— Они не посадили его в тюрьму?

— Да, посадили, на сутки. Он вышел из тюрьмы, пришел домой и покинул нас, ни разу не оглянувшись.

— Ты совершила мужественный поступок.

Ее губы изогнулись в кривой улыбке.

— Чересчур мужественный. После этого, мать перестала разговаривать со мной.

— Надеюсь, в конечном счете, она одумалась и пришла в себя?

— Ага, одумалась. У нее это заняло два года.

Он кивнул головой.

— Понимаю. — Он слишком хорошо все понимал. Чего же ей это стоило, пойти против отца, чтобы защитить свою мать? Она слишком храбрилась, рассказывая ему об этом. Он и сам о многом не рассказал ей. Он боялся рассказать ей о Констанс, но сейчас и не время для этого разговора. Ее жизнь затронуло слишком много насилия… Касающегося его. Они оба сражались всю свою жизнь.

— Я воистину умею лишать людей дара речи.

— Я размышляю над тем, что ты мне рассказала, Таня.

— Это не та тема, о которой мне нравится говорить.

Обняв за плечи, он крепко прижал ее к себе.

— Тогда давай больше не будем об этом говорить, — произнес он, уткнувшись в ее косички и обоняя свой запах в ее волосах.

— У вампиров все всё знают друг о друге?

— Вампиры не теряют времени даром. По свое природе, мы все телепаты.

— Никакой личной жизни?

— Я буду честен с тобой, у моего народа ушло много лет, чтобы изучить само понятие «частной жизни», но с тех пор мы научились блокировать мысли друг друга. — Алек посмотрел на затемняющие экраны на окнах, не позволяющие первым лучам рассвета проникнуть в комнату. Иона и Раду занимаются именно этим — лезут в чужие мысли. Это беспокоило его. Алек знал, если Иона чего-то желает, она этого добьется. Она безжалостно будет домогаться его, чего бы ей это ни стоило. Теперь у Ионы не было сомнений, что делать. Не то чтобы он считал себя Божьим даром для женщин, нет, однако он знал, что Иона — это существо всецело состоящее из одних страстей. И это попирало ее здравый смысл.

— О чем ты задумался?

Он повернулся к ней и медленно улыбнулся.

— Я буду скучать по тебе, пока ты будешь на работе.

Таня в изумлении указала на него:

— Ты будешь скучать по мне?

— Да, буду, и что же в этом такого удивительного?

Она пожала плечами.

— Наверное, сказываются старые привычки. — Она играла с его непослушными волнистыми волосами.

— Все те мужчины, с которыми ты потерпела неудачу, не предназначались для тебя. Мы подходим друг другу, словно две половинки единого целого.

— Мистер Властность.

— Ты все еще сомневаешься? То, что мы сделали дважды, было не просто слияние тел. Мы занимались любовью.

— Ты всегда говоришь то, что надо, Алек.

— Когда я с тобой, это не трудно.

Несмотря на то, что они дважды занимались любовью, он по-прежнему хотел ее. Ощущения от ее пальцев, потирающих его голову, были просто невероятными. Сейчас, когда она вызывает в нем сводящее с ума влечение, ему трудно было сосредоточиться. Он затвердел внутри нее, склонил голову и захватил губами ее сосок. Тотчас, пронзившее ее приятное ощущение, эхом отозвалось в нем.

Ее бедра приподнялись над кроватью в немом приглашение.

— Я опоздаю на работу, если мы продолжим в том же духе, — простонала она. Но мысль о работе — это последнее, что заботило ее. Ей хотелось, чтобы он бесконечно занимался с ней любовью.

— На дорожку? — Алек почувствовал, с какой ответной готовностью напряглось ее тело, принимая его в себя. Таня стала влажной и сколькой внутри, и, невзирая на все ее протесты, он знал, что она опять его хочет. Его рот накрыл ее распухшие от поцелуев губы, язык ворвался внутрь, заполняя рот точно так же, как его внушительный член заполнил ее лоно. Он перевернул ее на бок, просунул одну руку под тело девушки и прижал ее к своим бедрам. Другую руку опустил вниз, прошелся по животу Тани и накрыл ее укромное место между ног. Он погрузился в нее и вышел. Ощутив насколько велико ее возбуждение и не в силах сдержаться, он застонал.