Белые ночи - Александра Лисина

Меня мгновенно окатило морозом, а на коже выступили громадные мурашки. За мной?! Идет только за мной?!! Ну да, он ведь топает от самого Тирилона, зачем-то прятался, следил… Но я думала, ему просто по пути, любопытно стало или какая еще блажь взбрела в голову! Я его не звала, не искала и очень искренне не желаю видеть до сих пор! Вообще не нуждаюсь ни в каких попутчиках! И в ту схватку не просила его вмешиваться! В конце концов, просто не знала, что он идет за мной по пятам! Страстно надеялась, что больше никогда не увижу эту зубастую морду, от которой просто дрожь берет, а поди ж ты… выходит, ему от меня что-то нужно?!

— Только этого не хватало! — тихо простонала я, схватившись за голову.

— Вот и я о том же, — понимающе прикрыл веки Лехи, а потом осторожно протянул широкую ладонь. — Ладно, хватит сидеть на мокрых тряпках. Иди сюда, тут пока сухо и тепло. Да и плащ у меня теплый, так что можешь спокойно поспать. Никто не потревожит.

— Какой сон? С ума сошел?! Думаешь, я теперь смогу?! А плащ на месте оставь, не то застудишь себе… короче, все застудишь! Да и не намерена я на твои прелести любоваться сверх необходимого. Так что сиди и не дергайся! И руки не вздумай распускать!

— Что я, дурак? — вполголоса пробормотал воин, выразительно покосившись на мокрый полог, и, уже помогая перебраться мне на сухую половину, странно передернул плечами. Кажется, некстати припомнил держащегося неподалеку оборотня, который, вполне вероятно, имел очень острый слух и вполне мог отслеживать все происходящее в караване даже на приличном расстоянии. Затем он тихо вздохнул, откровенно не желая оказаться причиной лютой ярости странного зверя, который не далее как этим утром с немалым трудом (и это заметили все без исключения!) удержался от нападения на посеревшего от ужаса Янека. Опасно покачнулся, когда на особенно высокой кочке я неловко двинула его локтем под ребра и, потеряв равновесие, свалилась сверху. Наконец, осторожно отстранился, пристально взглянул мне прямо в глаза и мысленно закончил:

«Хотя… почему бы и нет?»

14

Через пару дней я привыкла к походному ритму жизни: подъем чуть ли не с рассветом, быстрые сборы, легкий перекус, затем — утомительная тряска на до смерти надоевшей телеге, изредка прерывающаяся короткими привалами, потом — небольшая остановка, второй перекус остатками вчерашней трапезы, снова пыльная (или раскисшая — по обстоятельствам) дорога; наконец, вечерняя суета, разбивание лагеря на новом месте, обязательная готовка и недолгие посиделки у костра, за которыми наступал долгожданный отдых.

На меня все еще косились исподтишка, стараясь лишний раз не задевать и не трогать. Впрямую, конечно, ничего не говорили, но хватало и этих внимательных взглядов, чтобы ясно понимать причину такого отношения. Особенно болтуна Янека, у которого при моем приближении разом пропадала вся веселость и надолго сползала широкая улыбка с веснушчатого лица. В остальном было терпимо — меня никто не трогал, я тоже не слишком искала чужого общества. У костра перед сном никогда не сидела, в общих разговорах почти не участвовала, ни с кем задушевные беседы не вела, но зато без опаски уходила на реку, не боясь, что наткнусь на чью-нибудь любопытствующую и сальную физиономию в соседних кустах. Правда, в воду залезала исключительно в рубахе, но это была единственная неприятность, которая мне досаждала.

Караванщики, честно сказать, оказались народом достаточно общительным и, в общем-то, совсем не злым. Меня никто ни в чем не упрекал, не ругал и не корил. Я тихонько ела в сторонке, помогала Зите с немалым хозяйством, исправно занималась лошадьми, когда просили, но не стремилась вливаться в коллектив. Иными словами, причина моего самоотделения крылась вовсе не в том, что меня опасались или не доверяли, а в том, что я сама так пожелала. Мне просто предоставили свободу выбора. В чем довелось наглядно убедиться уже на третий день пути, когда на одном из привалов ко мне на колени бесцеремонно залез с каким-то насущным вопросом маленький Лука, но никто из присутствующих даже не обеспокоился. Даже Зита лишь улыбнулась и задорно подмигнула, а ее муж странно хмыкнул. Остальные и ухом не повели, что, признаться, здорово меня удивило.

Кстати, мальчишка оказалась на диво неугомонным и шустрым. Озорным, как и положено восьмилетнему сорванцу, но не гадким. Он охотно подражал старшим, обожал слушать всякие истории, без конца подбирал в лесу шишки, веточки и мокрых лягушек, а затем с детской непосредственностью совал взрослым под нос и громко интересовался «что» да «почему». В отличие от многих, я терпеливо объясняла и не гнала маленького проныру, за что довольно скоро удостоилась обожающего взгляда и шумной компании на долгие вечера — кажется, Лука признал меня «хорошей тетей», потому что с некоторых пор на привалах приставала только ко мне одной. И совершенно не боялся схватить за руку и тащить куда-нибудь в чащу, чтобы показать очередную диковину.

Брегол при виде моего обреченного лица тихо посмеивался про себя, старожилы снисходительно кивали вслед, оставленные в покое родители благосклонно улыбались, а я до позднего вечера отдувалась за них за всех, занимая этого любопытного крольчонка всем, чем могла. Показывала деревья, говорила про травы, ловила бабочек и рогатых жуков, при виде которых пацан просто визжал от счастья. Безропотно водила его к реке и вообще, совершенно неожиданно оказалась в роли заботливой няни.

И только поздним вечером, когда Лука начинал засыпать на ходу, у меня оставалось немного времени, чтобы заняться собой и бедром Леха.

Кстати, последний уже на третий день попытался самостоятельно встать. И довольно успешно сумел сделать несколько неуверенных шагов, что вызвало на его жестком лице удовлетворенную усмешку, а на моем — негодующую гримасу. Остальные такой прыти несказанно удивились, но от осторожных расспросов Лех только отмахнулся и теперь, что ни день, настойчиво разрабатывал поврежденную ногу, стремясь как можно быстрее вернуться в строй. Правда, верхом ехать еще не мог, но уже не лежал по полдня в повозке, а проворно выбирался на облучок к вознице и охотно перебрасывался словечками с товарищами.

О разбойниках мы больше не слышали, дорога была чистой и свободной. Завываний нежити по ночам тоже не наблюдалось, злобным хищникам до нас не было никакого дела, так что напряжение в караване постепенно сошло на нет. Кольчуги и шлемы никто, разумеется, снимать не спешил, но прежней настороженности к каждому шороху больше не было. И немалый вклад в воцарившееся в душах людей ощущение безопасности вносил снующий по лесу оборотень, которого мы, хоть и не видели, но хорошо чувствовали его незримое присутствие (особенно я). А потому могли быть полностью уверены, что поблизости нет ни одного опасного существа. Действительно, рядом с таким грозным спутником можно было расслабиться.