Мои печали и мечты (Сборник пьес) - Алексей Слаповский

ЯН. А я не говорил?

ИННА. Нет…

ЯН (смотрит на дисплей). Позвонил одному… Ты его не знаешь, но мы с ним по работе постоянно. Николай Васильевич его зовут, как Гоголя. А мы последнее время как-то не контактировали. Но раньше большие дела вместе делали. Короче, думаю, надо позвонить. Звоню: Николай Василича. А мне говорят: Николай Василич умер. Неделю назад похоронили… Вот так. Не звонишь годами, а может, тут уже половина списка — мертвые души? … Или вообще никого не собирать?

ИННА. Не знаю. Все-таки шестьдесят лет, дата.

ЯН. Ага, приятная дата. (Садится рядом с Инной). Если подумать, у нас совсем нет друзей. Почему, как думаешь?

ИННА. У меня есть. Просто тут не принято в гости ходить. Да и какая это ходьба, это ехать надо, как правило, через всю Москву или в Подмосковье, потом возвращаться, потратить целый день…

ЯН. Не в этом дело. Настоящие друзья с детства, с юности, они все остались там. А новые как-то не укоренились. Знакомых полно, приятелей куча, друзей…

Звонки.

ЯН. Это что за звуки?

ИННА. Домашний телефон.

ЯН. Первый раз слышу, как он звонит. Отвык. Переключи на меня.

Инна нажимает кнопку на ручке кресла, Ян берет свое устройство.

ЯН (удивленно). Привет. Спасибо. (Зажав трубку, Инне). Это Антипов! (В трубку). Да нет, я никого не собираю… Спасибо… Если надумаю, позвоню. (Отключается, Инне). Он сказал, что, если мне нужен кредит под небольшие проценты, всегда готов помочь.

ИННА. Чего только в жизни не бывает! Думаешь, человек под забором помер, а он владелец банка. Или наоборот, думаешь, человек должен банк иметь, а он под забором валяется… Странное время.

ЯН. Да нет никакого времени. Есть люди, и они…

Инна встает, идет на кухню.

ЯН. Ты куда?

ИННА. Чаю хочешь?

ЯН. Нет. Хотя, можно вообще-то…

Идет вслед за ней.

Инна выходит из кухни — в другой одежде.

ИННА. Ян, для меня праздники и юбилеи — сплошная мука, честное слово! Ты не любишь праздники, ты психуешь, с тобой невозможно говорить! Главное, ты сначала не хочешь никого собирать, а потом радуешься, что все-таки собрал! В конце концов, шестьдесят два года — не дата, можно пропустить. Ты слышишь меня? Ты где?

Уходит.

Выходит Ян. В другой одежде. Проходит через сцену.

ЯН. Дело не в этом. Действительно, шестьдесят пять — не такой уж круглый юбилей. Но не в нем дело. Ты не только этим недовольна, ты всем недовольна. Ты всю жизнь мной недовольна! У меня ощущение, что ты простить себе не можешь ошибку, которую совершила сорок два года назад! Где мои очки? Можно не убирать их оттуда, куда я их кладу?

Пересекает сцену от кулисы к кулисе, ищет очки.

ИННА. Если бы я знала, куда ты их кладешь! И не надо свой маразм приписывать мне! И вообще, я тебя уже боюсь. Боюсь лишний раз заговорить, спросить о чем-то. Все время ощущение, что я тебе мешаю. Ну да, ты работаешь, а я бездельничаю, да еще болею, какое я имею право, жены вообще не должны никогда не болеть! Согласна! Но пять минут со мной можно поговорить? Можно хотя бы не смотреть на меня, как на муху, когда я вхожу?

Ян пересекает сцену в противоположном направлении.

ЯН. Ты не входишь, а подкрадываешься! Ты будто следишь за мной, хочешь меня врасплох поймать — не дай бог у меня будет счастливое выражение лица! А оно таким бывает, кстати! Я еще бываю счастлив! И ты меня ненавидишь за это!

ИННА. Неправда! Господи, хотя бы в такой день перестал меня упрекать! Семьдесят лет человеку, а он никак не успокоится! Всю жизнь ты живешь со мной и всю жизнь хочешь уйти. Так уходи! Но больше не возвращайся, я этого не выдержу! Ян, ты меня заставляешь чувствовать, что я тебя ненавижу!

ЯН. Я тебя тоже люблю. Странно. Вот говорят: молодость летит, старость ползет. У меня не так. Я вспоминаю — и молодость кажется такой долгой. Столько всего было. А зрелость уже быстрее. А вот старость как раз летит.

Выходит Инна.

ИННА. Уже пролетела.

Ян тяжело садится на диван, Инна садится рядом, берет его за руку.

ИННА. Опять плохо?

ЯН. Легче сдохнуть.

Долго сидят так: Ян морщится, сжав зубы, Инна с жалостью смотрит на него. Но вот лицо Яна расслабляется, он даже пробует улыбнуться. С шумом выдыхает. Отпустило.

ИННА. Пока ты не умер, скажи. Когда ты стрелял в Бориса, ты хотел его убить?

ЯН. Не знаю. Я просто в него стрелял. Нет, наверно, я думал так: не попаду так не попаду. А попаду, убью — сяду в тюрьму. И никаких проблем. Взять с меня все равно нечего, зато отрабатывать не придется. То есть я тогда даже не понимал, что я так думаю, но думал примерно так.

ИННА. А говорил, что хотел убить.

ЯН. Хотел. Сначала его, потом себя… (Смеется). То есть наоборот. Я, Инночка, тогда весь мир хотел убить. Я Костику недавно говорил: жизнь — это труд, работа. Эта мысль кажется неприятной. Как это, жизнь — работа? Жизнь — удовольствия, радости, иногда печали, но труд — почему? А потому. Потому что — надо. И любовь, кстати, тоже работа. Труд.

ИННА. И что он сказал?

ЯН. Молчал. Я говорю: сколько можно: пятая жена, три внебрачных ребенка, попрыгунчик какой-то. Там попробовал, там надкусил, там отхлебнул…

ИННА. Зато знаменитый. На самом деле он в тебя. Ты хотел так жить, но не посмел. А он не заморачивается. А ты: жизнь — труд, работа. Тяжелая мысль. Не думаю, что согласна.

ЯН. Главное не это. Главное, я теперь знаю точно: я просто не мог без тебя жить. И не могу.

ИННА. Это правда? Или ты после приступа отходишь и поэтому такой добрый? Я после своих приступов тоже всех люблю.

ЯН. Это правда. Ты, пожалуйста, не умирай раньше меня, я без тебя жить не захочу. Давай так: когда почувствуем, что уже близко, наедимся каких-нибудь таблеток.

ИННА. И они умерли в один день.

Ян встает, идет в кухню.

ИННА. Ты куда?

ЯН. Чаю хочу.

ИННА. Я тоже. Ничего, еще года два-три протянем. Разве это возраст — семьдесят два?

Идет вслед за Яном.

Инна входит в праздничном наряде.

ИННА. Господи, как я устала… Золотая свадьба — кто это придумал? Что в ней золотого? Люди много чего придумали, чтобы себя утешить. Знаешь, Ян… Ты слышишь?

ГОЛОС ЯНА. Да!

ИННА. Я с тобой пятьдесят лет прожила… С перерывами, но это не считается… Пятьдесят лет — и я тебя так и не поняла до конца. Нет, правда. Да и ты, наверно, до конца не понял. И себя, и меня тоже. Но это, наверно, хорошо. Умрем, а все равно что-то останется недожитое. Непонятное. Как ты говорил? Законченный проект вызывает чувство удовлетворения, близкое к отчаянью! Это правда. Ты мой вечный незаконченный проект. (Задремывет).

Входит Ян с чашкой чая, помешивает чай ложечкой.

ЯН. Поздравляли, слова всякие говорили… А мне все равно, даже стыдно. Думаю: что же я, отупел совсем, ничто меня не волнует? А сейчас наливал чай… Вода журчит — так тихо, приятно… И цвет у чая янтарный. И ложечка звучит, как колокольчик… И мне так радостно стало. Нет, я не тупой, просто — вот это самое прекрасное. Вода журчит, ложечка стучит. Ты послушай.

Ритмично стучит ложечка.

ИННА (открывает глаза). Извини?

ЯН. Как мне это надоело! Почему ты слушаешь, когда я говорю какие-то пустяки, а когда я что-то серьезное… Невозможно жить, когда тебя не слышат! Всё! Пятьдесят лет — все нормы перевыполнил! Я ухожу. Это ты слышишь? Ты слышишь?

ИННА. Конечно.

ЯН. Я ухожу! Совсем! Навсегда!

Со стуком ставит чашку на столик, уходит.

ИННА. Когда будешь возвращаться, захвати хлеба, ладно?

МОИ ПЕЧАЛИ И МЕЧТЫ

(драматическая комедия в 2-х действиях)

ВИКТОР КАЛАЧНИКОВ, за 40 лет

ИРМА КАЛАЧНИКОВА, его жена, за 40 лет

КОСТЯ, их сын, 19 лет

ВАЛЕНТИНА ДОЩАТОВА, около 40 лет

НАСТЯ, ее дочь, 18 лет

Первое действие

Квартира Калачниковых.

Виктор Калачников собирает в дорожную сумку белье, туалетные, принадлежности, мыло, полотенце, пару книг, нет-бук и т. п. Ирма сидит за столом, просматривает бумаги, одновременно говорит с мужем. Во время их разговора Костя пересекает комнату, скрывается в кухне, проходит обратно с бутербродом, на ходу его откусывая. Через некоторое время совершает точно такое же путешествие.