Марджори - Герман Воук

В единственной освещенной из комнат изолятора запах смерти стал явственнее. Возле накрытого простыней тела сидела медсестра. Лицо ее было помятым, сонным, глаза опухли, халат не застегнут на все пуговицы. Прикроватная лампа освещала желтым светом лишь один угол простыни, все остальное скрывалось в полутьме. Медсестра виновато отложила в сторону журнал.

— Марджори, мне ужасно жаль, что твой дядя…

— Спасибо, теперь я с ним посижу.

— Но доктор сказал, чтобы это сделала я.

— Нет, я посижу.

Медсестра взглянула на Ноэля, явно обрадованная возможностью избежать этого задания.

— Я, конечно, не могу препятствовать желаниям родственников. Но ведь такая нагрузка…

— Все нормально, — сказал Ноэль.

— Я буду в кабинете доктора, — уже исчезая, проговорила сестра, — на случай, если что-нибудь понадобится.

— Хорошо. — Марджори заняла ее место на стуле.

Ноэль шепотом сказал ей:

— Я только принесу стул. Я останусь с тобой.

— Это ни к чему, Ноэль. — Она произносила слова обыденным небрежным тоном. — Почему бы тебе хоть немного не поспать? Ты, должно быть, смертельно устал со всеми этими празднествами и тому подобным. Черт побери, кажется, что с тех пор прошло сто лет, правда? А ведь все это было несколько часов назад!

Ноэль с трудом заставил себя посмотреть на тело.

— Я не могу оставить тебя здесь одну.

— Ну, как ты не поймешь, — уставшим голосом произнесла она, — все уже кончено. Просто мама хотела, чтобы я убедилась, что с ним не будут делать ничего, что идет вразрез с нашей религией.

Ноэль взял ее руку, прижал к своим губам, потом к щеке. Рука была безжизненная и какая-то застывшая, хотя и теплая. Его жест не произвел на нее никакого впечатления. Он взглянул ей в лицо и вышел.

Она подавила в себе желание приподнять простыню. Ей подумалось, что в данный момент этот жест был бы вызван только болезненным желанием доставить себе еще большую боль. Самсон-Аарон умер, и он имеет право на тайну смерти. Марджори осознавала, что при всем ужасающем страхе смерть, тем не менее, была удивительно ярким и волнующим переживанием. С легким чувством стыда она ощутила, что испытывает от нее слишком большое удовольствие — и это несмотря на глубину ее горя и боли. Все это было для нее слишком сложным и новым и ни капельки не походило на то, что она думала о смерти раньше. Каким-то странным пугающим образом смерть оказалась забавной, в самом деле, хотя она никогда не смогла бы объяснить почему, да и не решилась бы хоть словом обмолвиться об этом кому-нибудь. Где бы ни был сейчас Самсон-Аарон — а она чувствовала, что дух его рядом, недалеко от покинутого им тела, — он не рассердился бы на нее за эту странную и недостойную реакцию. Возможно, так действовало успокаивающее. Возможно, она просто не способна была отвечать за свои мысли.

Внезапно все в ней съежилось от страха, ее затошнило. Схватив журнал, она рывком раскрыла его на коленях.

— Так не пойдет, Марджори. — Грич стоял в дверном проеме, подбрасывая на ладони фонарик. — Кто-нибудь другой должен здесь побыть, никак не ты. Где сестра? Я сам ее сейчас разбужу и…

Марджори объяснила ему, какой наказ дала ей мать.

— Очень хорошо, — ответил Грич. — я прикажу, чтобы здесь ни до чего не дотрагивались до приезда твоей мамы.

— Я хотела бы быть в этом уверенной наверняка, мистер Грич. Я никогда не прощу себе потом, если… Честное слово, мне нетрудно…

— Ну-ка встань со стула! — сказал Грич. Марджори автоматически подчинилась, уронив журнал на пол. Грич уселся и положил фонарик на тумбочку возле кровати. — За пятнадцать лет еще никто здесь не сделал ничего без моего позволения. И так будет всегда. Я имею в виду всяких там констеблей и прочих. Клянусь тебе в этом. Я побуду с ним до тех пор, пока не приедет твоя мама. А ты делай, что я тебе скажу. Позови сестру, пойдите вместе в одну из свободных комнат, и постарайся вздремнуть.

Поколебавшись немного, она взглянула еще раз на закрытого мертвого дядю и решилась оставить его на попечение маленького толстого человечка в белых шортах до колен.

В конце концов оказалось, что весь этот кошмар — только сон. Потому что вот же он, Самсон-Аарон, в трико сиреневого цвета, выкидывает на траве коленца с быком, посреди веселящихся гостей, разместившихся на желтых стульях под ярким солнцем. А мама говорит ей:

— Что это за дурацкие шутки о том, что Самсон-Аарон болен или мертв или что-то там еще? Он же в великолепной форме!

— Мамочка, это, наверное, был сон, но, честное слово, все казалось таким реальным, что я просто не могла не сообщить тебе.

Кто-то тронул ее за плечо. Она обернулась, чтобы посмотреть на подошедшего, и все в ней перевернулось от ужаса. Рядом с ней стояла Маша с седыми разбросанными по плечам лохмами, дикими глазами и прыщавым лицом. В руке она держала кухонный нож и с глупым хихиканьем вонзила его прямо Марджори в горло.

Усилием воли Марджори заставила себя открыть глаза. Рука, трясшая ее плечо, была мамина. В окно тускло лился свет пасмурного утра. Миссис Моргенштерн сказала:

— Извини, дорогая, но тебе пора вставать. Джеффри только что приехал.

— О Боже, неужели я заснула? Который час? — Она села на кровати, откинув грубое коричневое одеяло, все еще ощущая дрожь в спине от своего кошмара. Осознание того, что произошло, возвращалось к ней.

— Сейчас половина восьмого. Я очень рада, что тебе удалось немного поспать. Тебе понадобятся силы.

— Как Джеффри?

— В общем, довольно хорошо.

— Ты взяла с собой Сета?

— Нет. У него достаточно будет в жизни времени, чтобы насмотреться на такие вещи.

Марджори с трудом добралась до стоявшего в комнате дешевого шкафа, взглянула на себя в зеркало, попыталась пригладить волосы. Ее вечернее платье выглядело до нелепого неподходящим для утра вообще, а тем более для столь трагических обстоятельств. Кроме того, оно было сильно измято и испачкано. Косметика на лице превратилась в одно смазанное пятно. В ушах были огромные серебряные серьги. Просто невозможно появиться на людях в таком виде, являя собой потерпевшее крах легкомыслие и напоминая рваную карнавальную маску в ведре для мусора.

— Ты только посмотри на меня, мама! У меня есть пять минут, чтобы сбегать к себе и привести себя в порядок?

— На улице дождь.

— Мне все равно. — Она отвернулась от зеркала. Глаза матери слегка покраснели, но в остальном она выглядела абсолютно такой же, как всегда. На ней была та же коричневая кофта, в которой она вчера вечером уезжала отсюда. — Ох, мамочка, все это было так ужасно!.. — Она обняла мать.

Миссис Моргенштерн прижала ее к себе покрепче, потрепала по плечу.

— Ну, успокойся. Грич мне все рассказал.

— Мам, он чувствовал себя нормально, когда уходил с вечера. Немного устал, но… Я хотела его проводить, но он не позволил…

— Дорогая, уж не собираешься ли ты спорить с Господом? Это случилось потому, что его время пришло. — Она откашлялась. — Довольно, у нас уйма дел. Я вызвала представителя похоронного бюро, вся семья в курсе. Похороны в Нью-Йорке в половине двенадцатого, так что времени не так уж много…

— В половине двенадцатого — сегодня?

— Порядок требует, чтобы умерших хоронили как можно быстрее.

— Мам, я вернусь через пять минут. Обещаю.

Пробегая мимо комнаты, где лежал дядя, она услышала голоса и скрежещущие звуки, как будто передвигали мебель. Снаружи действительно шел такой дождь, что она с трудом различала ближние деревья. Концертный зал вырисовывался смутными очертаниями в дымке дождя. Ни о чем не думая, она пробегала мимо фонтана, когда вдруг заметила, что из него спустили воду и обнажилось грязное дно. Тогда она все вспомнила и отвернулась, снова объятая ужасом.

Она поспешно умывалась и переодевалась в простое платье унылого серого цвета, одновременно прикидывая, успеет ли собрать и отослать домой свои вещи. Нет, самой ей не успеть, решила она. Она не принимала специального решения о том, что покинет «Южный ветер». Она просто знала, что не вернется сюда. Одно мгновение она поколебалась у зеркала. Лицо ее без косметики выглядело желтоватым, как ей казалось, просто уродливым. Сухие бледные губы были невыносимы. Она все-таки слегка тронула их розовой помадой.

Длинный черный автомобиль появился как будто из ниоткуда в тот момент, когда она подбегала к изолятору. Автомобиль стоял перед административным зданием, за рулем сидел человек во всем черном.

— Боже, все происходит так быстро, — прошептала она.

Первое, что пришло ей в голову, когда она увидела Джеффри, была мысль о том, что со времени женитьбы он, похоже, набрал фунтов шестьдесят. Лицо его расплылось и своими выпуклостями сильно напоминало теперь дядино. Джеффри стоял в холле изолятора и разговаривал с окружавшими его людьми, время от времени вытирая глаза носовым платком. Дверь в комнату, где лежал Самсон-Аарон, была закрыта, Джеффри стоял к ней спиной. Он заметил Марджори и скорбно кивнул ей. Она прошла прямо к нему и крепко обняла. Твидовый пиджак на нем был влажным, галстука не было.