Священная война (сборник) - Александр Тюрин

Мы разговаривали до позднего вечера – бывший подполковник вермахта и генерал-лейтенант бундесвера рассказывал, демонстрировал пухлые фотоальбомы («Вот видите, это я. А это – рейхсмаршал Геринг»), вспоминал. Похоже, в глубокой старости ему остро не хватало общения, но писать мемуары он не решался или не хотел. У него появилась возможность выговориться, особенно перед представителем той страны, против которой он воевал и к солдатам которой относился с глубоким уважением.

Я навсегда запомнил его фразу: «Поймите, вместе немцы и русские смогли бы завоевать весь мир. Соединившись вместе, наш порядок и ваша стойкость произвели бы эффект больший, чем все атомные бомбы вместе взятые… Будь прокляты политики».

Потом я узнал от дяди Курта, что Эвальд Грейм умер через день после подписания Беловежского сговора, 10 декабря 1991 года. Старый танкист пережил СССР на одни сутки, а Третий Рейх – на сорок шесть с половиной лет.

Пятнадцать лет спустя, в мае 2005 года, эта история получила весьма неожиданное продолжение.

В мае я оказался в командировке в Москве по издательским делам, быстро решил все деловые вопросы и наконец-то собрался посетить музей бронетехники в Кубинке, где никогда не был прежде.

Сел на электричку с Белорусского вокзала, сожалея, что праздник 9 мая прошел, и сегодня уже 15 число. Со станции за сто рублей таксист добросил меня прямо до ворот музея, оставил свою визитку («Набери номер сотового, когда все посмотришь, я за тобой заеду»), купил билет и отправился в Танковый Рай.

Ясно, что ангар с германской бронетехникой я оставил на сладкое – сначала обошел другие экспозиции. Помня старую историю в Кобленце, я быстрым шагом прошел в дальнюю часть ангара, обогнул мортиру «Карл-герат» и остановился перед двумя мастодонтами, стоящими рядышком.

Разгадка секрета «двух монстров Куммерсдорфа» оказалась весьма прозаичной, но от этого ничуть не лишенной грозной красоты большой войны.

Выходя из окружения, Эвальд Грейм не подозревал, что обречен – 30 апреля Красная армия уже прорвалась к Луккенвальде. Направлением главного удара оставался Потсдам, но советскому командованию было известно, что дивизия «Курмарк» прорвалась на запад, отбросив 3-й стрелковый корпус 28-й армии и создав коридор на Шперемберг. Возникла угроза соединения вышедших из окружения частей с группой генерала Венка.

Командованием были немедленно брошены в бой четыре свежих танковых и моторизованных бригады, передовые части которых достигли спешно эвакуированного Куммерсдорфа ранним утром 30 апреля. Полигон был захвачен без боя, но к девяти утра советские танковые роты были переброшены южнее, к «точке встречи» частей дивизии «Курмарк».

Именно поэтому капитан Готтов и подполковник Грейм увидели брошенную деревню – через нее прошли советские танки, встретив лишь очень слабое сопротивление.

Две роты оставили держать оборону южнее Куммерсдорфа, с ними и встретились танки Грейма на поле между поселком и полигоном.

– Потери были кошмарные, – размеренно повествовал Юлий Константинович. – Сами понимаете, ближний бой с тяжелыми немецкими танками не сулит ничего хорошего. А каково было мне – корреспонденту фронтовой газеты?

– То есть?

– То и есть, Андрей! Из-за латентного туберкулеза я пробился на фронт с колоссальными усилиями! Причем я не строевик, мне дозволили работать только по политическо-пропагандистской части! Вы не представляете, как это было обидно – все сверстники воюют, а ты?.. В апреле я был приписан к газете фронта «Советский воин», рисковал, как мог. Вот и оказался в Куммерсдорфе с передовыми частями. Причем именно со своими танкистами…

– Что значит «своими»?

– Если вы полный месяц воюете с одними и теми же людьми, хотя могли бы отсиживаться в тылу и строчить выдуманные статейки, разве можно назвать их «чужими»?

– Извините…

– Ничего, ничего. Просто сейчас мало кто понимает наш настрой и наше желание победить. Были, конечно, завзятые «тыловики», но Господь им судья. В девятнадцать лет и на великой войне нормальный человек рвется в бой.

Итак, полигон был занят без потерь и без боя. Рота майора Седова первой вышла к ангарам около куммерсдорфского завода, рядом с которыми стояли два громадных невиданных танка. Наученный прежним горьким опытом, Седов сначала приказал обследовать машины саперам – точно, обе были заминированы. Заряды быстро обезвредили, немцы не проявили своего обычного хитроумия – машины минировались наспех.

Утром обстановка была спокойной: части фронта отсекали прорывавшихся с востока немцев и наносили контрудар группе Венка, по сообщениям разведки остатки дивизии «Курмарк» собирались южнее, у Шперемберга. Седов допустил один недосмотр: Куммерсдорф слишком большой, а контролировать всю территорию малыми силами было невозможно – подкрепления еще не подошли.

Незадолго до полудня пришло сообщение о танковой группе противника, наступавшей с востока. Бой на открытом пространстве повлек огромные потери, уцелевшие танки отступили. Прорыв надо было остановить любым способом. Любым.

Тогда-то командиру части и пришла в голову идея использовать захваченные сверхтяжелые танки – многие советские танкисты были знакомы с вражеской бронетехникой, в Красной армии использовались и самоходки, и «Тигры» с «Пантерами».

Главным преимуществом трофеев считалась простота в использовании и управлении.

Оба танка были на ходу – отлаженные двигатели, полный боезапас. Майор Седов стал командиром оливкового, своего нач-штаба посадил на камуфляжный. Немцев перехватили на аэродроме и полностью уничтожили при поддержке Т-34. ИСы 7-го полка и пехота подошли, когда загорелся последний «Тигр».

– …Орудия «Маусов» и их броня позволили нам противостоять очень сильному врагу, – когда мы, перепачканные в ржавчине и пыли, вылезли из гигантского танка наружу, Юлий Константинович указал на орудие. – Я тогда поработал за механика-водителя, ничего сложного. Но все равно было очень страшно. «Тигр» – жуткий противник… А вот пистолет подполковника Грейма я в трофейную комиссию не сдал. Оставил себе, как первый собственный трофей. Храню до сих пор – дома. Только об этом никто не знает. Тс-с! Никому не говорите, а то меня засудят за «незаконное хранение»!

– Грандиозно, – выдохнул я. – Теперь я понимаю – это и впрямь «ваш танк».

– Вечереет, давайте возвращаться. Я могу подбросить вас на машине до Москвы, а потом поеду домой, в Ярославль. Вы очень меня порадовали, Андрей. Никак не думал, что эта старая история вернется так неожиданно, через совершенно незнакомого мне человека!

Расстались мы около МКАД – Юлий Константинович на своей старой «семерке» отбыл в родной город, я добрался на маршрутке до метро, забрал вещи из гостиницы и спустя два часа поездом уехал в Петербург.