История Африки с древнейших времен - Теа Бюттнер

Среди западных ученых также наблюдается рост интереса к марксистским взглядам на исторический процесс. Отнюдь не все ученые просто маскируют неоколониалистскую эксплуатацию и не все выполняют социальный заказ империалистических кругов, помогая оторвать национально-освободительное движение в Африке от его естественных союзников. Очень многие стремятся честно понять преимущества марксистского подхода к изучению исторического развития и научиться им пользоваться. Это естественный и прогрессивный процесс, и было бы неверно не замечать его.

Широко известны исследования советских африканистов, выполненные за последние полтора десятилетия. Они касаются таких важнейших вопросов, как причины и условия отставания Африки от некоторых других регионов земного шара, роль и характер общинной организации у народов континента, формационная принадлежность сравнительно высоко развитых доколониальных обществ Африки, характер и формы отношений эксплуатации в таких обществах. И чтобы в какой-то мере дополнить тезисы автора, относящиеся именно к названным выше аспектам социально-экономической истории народов континента, мы постарались расширить оригинальный список литературы за счет отдельных трудов советских африканистов, выпущенных в свет за указанный промежуток времени.

Т. Бюттнер особое внимание уделяет критике весьма распространенного в недавнем прошлом мнения о «неисторическом» характере африканских народов и логически вытекающего отсюда тезиса о том, что они будто бы обязаны всеми своими культурными достижениями каким-то более развитым пришельцам извне. Подобные антинаучные построения колониалистской историографии, вне всякого сомнения, должны подвергаться разоблачению. Но здесь следует учитывать также одно из важнейших положений марксистской теории — тезис о неравномерном характере исторического развития. В интересующем нас случае он означает, что Африка намного опередила остальные континенты в формировании человека как биологического вида. Древнейшие этапы развития человека и человеческого общества вообще протекали, но всей видимости, только на африканской земле. Но потом, когда человек расселился на большей части земной суши, население Африки по каким-то причинам потеряло преимущество в темпе развития, и в других районах земного шара, например на Ближнем Востоке, человеческие общества стали развиваться быстрее. Это нашло непосредственное отражение в первую очередь в орудиях труда. Археологические материалы дают достаточные основания для того, чтобы утверждать, что такое техническое отставание Африки от Передней Азии и Южной Европы началось еще с эпохи позднего палеолита. Признание неравномерности исторического развития ни в коей мере не означает недооценки великих достижений африканских народов и их вклада в мировую культуру. Оно никак не связано с теми антинаучными теориями, против которых вполне справедливо выступает Т. Бюттнер.

Именно неравномерность исторического развития человечества заставляет с известной осторожностью отнестись к тому решению вопроса о происхождении индустрии железа в Африке к югу от Сахары, которое предлагает автор. Следует иметь в виду, что в мировом историческом процессе отнюдь не все объективные благоприятные возможности, природные или социальные, претворяются в действительность. Причина этого лежит как раз в неравномерности процесса: вполне может возникнуть такое положение — и не раз возникало в действительности, — когда проще и эффективнее оказывался путь заимствования уже открытого, нежели открытие его заново. Причем происходило все это независимо от субъективных намерений той или другой человеческой общности, так как процесс культурного взаимодействия сам по себе объективен.

И надо сказать, что как раз вопрос об автохтонном или заимствованном характере африканского железа к настоящему времени в значительном большинстве случаев решается не так, как описывается в книге. Среди виднейших специалистов по археологии Африки пока еще совершенно определенно преобладает мнение, что индустрия железа заимствовалась жителями Африки из Передней Азии. Причем шло это заимствование двумя путями, которые, кстати, упоминает и автор, а именно через долину Нила и через Северную Африку. Имеющиеся в распоряжении науки археологические материалы свидетельствуют о том, что процесс возникновения экономической и социальной дифференциации и формирования классового общества иногда был возможен и без металла — так обстояло дело, например, в Океании. К тому же, строго говоря, социальная дифференциация в любом обществе начиналась задолго до знакомства с металлическими орудиями; она предшествовала экономической и тем более классовой дифференциации. Более того, необходимой предпосылкой классообразования служило не наличие тех или иных орудий само по себе, а наличие производящего хозяйства. А такое хозяйство первоначально существовало повсеместно на базе каменной индустрии.

Мы не располагаем, к сожалению, никакими лингвистическими доказательствами тезиса о кушитоязычном характере обитателей Африканского Рога уже в III тысячелетии до н. э., упоминаемом автором. Основные антропологические типы населения, документированные как изображениями, так и костными материалами, прежде всего сахарскими, сформировались не в IV–I тысячелетиях до н. э., а гораздо раньше. А поскольку речь идет даже не об антропологических, а о расовых типах, то, как справедливо замечает Т. Бюттнер, этап расообразования завершился еще в мезолитическое время, т. е. по крайней мере на пять тысячелетий раньше.

Здесь хотелось бы подчеркнуть значение для Африки исторического развития таких стран, как Либерия и Сьерра-Леоне. Ведь главным был самый факт существования на африканской земле в пору колониального раздела континента независимого (пусть формально) и всеми европейскими колониальными державами признанного государства (Либерия), управляемого людьми с черным цветом кожи. Точно так же при всех отрицательных сторонах британской колониальной политики в Сьерра-Леоне не стоит забывать, что именно здесь был создан первый в Африке колледж Фура-Бэй, из которого вышли многие видные деятели раннего африканского национализма. Автор совершенно справедливо показывает, какую крупную роль играли в формировании идеологических основ современных форм антиколониализма пример Либерии и деятельность новой африканской интеллигенции.

Вопрос об идеологии антиколониальных выступлений на их раннем этапе (а именно этот этап и охватывает хронологически книга Т. Бюттнер) вообще представляет немалый интерес. Автор касается его лишь в самых общих чертах, и будет полезно сказать здесь несколько слов по этому поводу.

В предложенной советскими учеными типологии форм антиколониальной борьбы выделены три главных ее типа: «1. Массовые крестьянские движения, направленные против военных захватов, зачастую облекаемые в форму вооруженной борьбы против иноверцев… 2. Движения, требующие пересмотра сложившейся системы колониального управления в сторону ее „либерализации"… 3. Движения, направленные на достижение внутренней автономии колоний, а на следующем этапе и на завоевание политической независимости…»[113]. Эти типы в целом оказываются и последовательными стадиями антиколониального сопротивления.

Факты антиколониальной борьбы, о которых пишет Т. Бюттнер, целиком укладываются в рамки первых двух из перечисленных выше типов. Иначе и не могло быть: наступление третьего этапа стало возможным лишь после победы Великой Октябрьской революции, с началом общего кризиса капитализма.

И если взглянуть под этим углом зрения на те выступления против европейских колонизаторов, которые описаны в книге, то придется признать, что, скажем, говорить о крестьянах и ремесленниках как о «самой последовательной силе» антипортугальского восстания Кимбы Виты на рубеже XVII–XVIII вв. (с. 119) можно лишь с немалой долей условности. Т. Бюттнер справедливо отмечает, что эти слои населения в организационном и идеологическом отношениях оставались покорны аристократии. Иными словами, как самостоятельная сила они не выступали, да и не могли выступать. Ведь как раз ведущая роль традиционной знати и характерна для антиколониальных движений первого типа. И по этой же причине последовательности в сопротивлении португальцам неоткуда было взяться. Точно так же не могли задаваться далекоидущими программными целями и участники восстания в Момбасе в 30-х годах XVII в. (с. 112). По уровню общественного сознания и по социальному составу руководителей никаких иных целей, кроме возврата к «доброму старому времени», да еще с религиозной окраской, у участников такого рода движения и быть не могло.

Не могли быть иными, чем они обрисованы в книге (с. 177–182), и взгляды первых представителей новой африканской интеллигенции в британских владениях в Западной Африке в XIX — начале XX в. Их стремление добиться более благоприятных условий сотрудничества с колониальной администрацией, не ставя под сомнение саму идею «цивилизующей» роли колонизатора в жизни африканских народов, тоже было исторически обусловлено. Понадобился трагический опыт нескольких десятилетий колониального режима, чтобы африканская интеллигенция окончательно поняла: не может быть сколько-нибудь равноправного сотрудничества с колониальной властью, которую по-настоящему интересует только эксплуатация природных ресурсов и населения колонии. И потребовалось коренное изменение международной обстановки в целом, чтобы идеология этой интеллигенции сделалась решительно антиколониалистской.