Кто хочет стать президентом? - Михаил Попов

Голодин невидяще посмотрел на начальника службы безопасности.

– Вашингтон?

– Да, Андрей Андреевич, вас к телефону.

– Поговори ты с ним сам.

Капустин отрицательно покачал головой:

– Это не Шеддер, это из администрации.

– Ты не можешь сказать…

– Нет, Андрей Андреевич, звонок конкретно вам. Голодин с искаженным досадой лицом вышел в соседнюю комнату. Вдруг булькнул в кармане заветный телефон, по которому с ним связывалась в основном одна лишь Нина. Андрей Андреевич остановился и полез в карман. Следовавший за ним Капустин едва сдержал раздраженную гримасу.

– Да, Нинок, я. Что там у тебя? Голос какой-то не твой. Ты испугана?

– Нет, пап, просто возникли кое-какие мысли. Или, правильнее сказать, подозрения, что ли.

– Говори, говори.

Капустин взял снятую трубку стационарного телефона, на том конце которого висело очень значительное заморское лицо, и сказал несколько вежливых английских фраз.

– Пап, у вас там не появилось никакой новой информации об этом деле?

– Какой информации?

– И планы не изменились?

– Как они могли измениться?! – Голодин бросил сумасшедший взгляд в сторону начальника службы безопасности. – Мне что-то не нравится и твой тон, и весь этот разговор вообще. Что ты там узнала? Тебе кто-то звонил? Не обманывай отца, я же все чувствую.

Капустин с укоряющим видом протянул кандидату трубку межконтинентального аппарата. Нина вздохнула там, в «Мерседесе».

– Слушай, говори немедленно, не то…

– Да мне тут звонят, звонят, папа. Такое впечатление, что уже вся Москва знает, что меня должны подорвать в этой машине.

– Что-о?!

– Какой-то сумасшедший звонил мне, а потом на телевидение.

– Что за черт?

– Одним словом, у вас все по-прежнему? Мы делаем то, что решили?

Андрей Андреевич несколько раз тяжело вздохнул.

– Подожди. Мне надо… я сейчас переговорю тут кое с кем.

– Хорошо папа, я жду.

Голодин спрятал одну трубку в карман и схватился за другую. Закрывая ладонью нижнюю часть, приказал:

– Все, Кирилл, возвращай ее. Кина не будет.

После этого он не без труда перешел на английский, изобразив на лице даже что-то вроде улыбки, будто собеседник мог его видеть.

Капустин стоял в дверном проеме между двумя комнатами, как полагается по инструкции, составленной на случай землетрясения. В известном смысле он вел себя правильно, ибо с минуты на минуту некое землетрясение должно было грянуть.

Андрей Андреевич не столько говорил, сколько кивал. Несколько раз бросил взгляд на своего помощника – или в эти моменты в трубке звучало имя «мистера Капустина», или кандидат демонстрировал удивление, что безотказный Кирилл не спешит исполнять только что отданное ему приказание.

На телеэкране красивая блондинка, как будто специально подученная, излагала положение участников предвыборной гонки за два дня до голосования. Все как всегда. Нестеров – 21 пункт, Лаптев – 19, Голодин – 15 с половиной, дальше – остальные с безнадежным отрывом. До заветного второго места оставалось три с половиной процента, но многочисленные независимые аналитики, физиономии которых то и дело мелькали в кадре, твердили, что оппозиционный кандидат исчерпал свой ресурс почти полностью. Да даже уже и не почти, а совершенно исчерпал. Все сусеки выметены. Оказавшись во втором туре, он мог бы рассчитывать на… и так далее. Эта песня лилась, почти не меняясь, с экранов уже дней пять и успела поднадоесть. В образовавшейся недвижимости трех тополей-претендентов на предвыборной поляне было что-то угнетающее, словно выборы уже состоялись и перед нами итог. Такое настроение царило в штабе Голодина, хотя никто вслух на подобную тему заговаривать не решался. Настроение пенилось надеждами, когда рейтинг рос, когда спины претендентов приближались, и было видно, что они потеют от нервности. А теперь – все.

– Экстренное сообщение! – сказала информационная красотка. Собравшиеся у телевизора как по команде наклонились вперед. Голодин, краем уха продолжавший участвовать в просмотре новостей, дернулся с мукой и тревогой в глазах. Он хотел быть там, у телевизора, но для этого пришлось бы самым хамским образом прервать вашингтонский разговор. Его разрывало на части. Капустин улыбался той частью лица, что была не видна несчастному шефу.

– Чрезвычайное происшествие! В городе Калинове Южноуральской области в загородном коттедже, принадлежащем, по непроверенным данным, известному российскому бизнесмену Сергею Винглинскому, произошел пожар, в результате которого погибли кандидат в мэры города Тимченко, прокурор города Курицын и исполняющий обязанности начальника городского РУВД Шинкарь. Следствие пока не отвергает ни одной из возможных версий – от неосторожного обращения с огнем или неисправной электропроводки до поджога.

– Вот это сильно, – сказал Владиславлев. – Взять и сжечь всех конкурентов! И всю районную власть! Эх, дубинушка, ухнем!

– Черт с ним, с этим клоповником уральским. Как мы будем выглядеть, если подтвердиться, что это была дачка Сергея Яновича? – сказал безногий.

Андрей Андреевич положил трубку, жуя губы, вышел в телевизионную комнату. На все обращенные к нему немые вопросы ответил одним словом:

– Госсекретарь.

И тут же вернулся в кабинет, прикрыв за собой дверь. Спросил у остававшегося здесь Капустина:

– Ты почему ей не звонишь?

– Не могу.

– Что значит «не могу»?

– Если мы сейчас остановим Нину, можно закрывать лавочку. Тогда уж точно – кина не будет.

Голодин начал разминать руками одеревеневшую шею.

– Он хвалил тебя, – сказал кандидат своему помощнику, имея в виду госсекретаря. – Просил передать, что ты выработал отличный план.

Капустин чуть развел руками: мол, вот видите!

– Но ей звонили. Несколько раз. С предупреждением, что взорвут. Только по-настоящему взорвут.

– Обычная провокация. Или бредни сумасшедших.

– Тебе легко рассуждать! А у меня там дочь! – В этот момент Андрей Андреевич вспомнил, что и Нина говорила о якобы ненормальности своего корреспондента.

Капустин набрал на телефоне длинный мобильный номер, протянул трубку шефу:

– Возвращайте. Прерывайте операцию. Но это будет ваше личное решение.

Голодин взял трубку. Бросил в сторону Капустина ненавидящий взгляд.

– Нина, дочка.

– Да, папа.

Лицо папы искажалось еле сдерживаемыми судорогами.

– Мы тут посоветовались…

– И что?

По красивому лицу кандидата стремительно потекли струйки пота.

– Похоже, это провокация. Так нам кажется. Нина ответила не сразу.

– Хорошо. Я еду дальше. До условной точки осталось всего несколько километров.

Голодин, опустив трубку на рычаг, вдруг зарычал:

– Я весь взмок, как мышь! – сорвал с себя пиджак, и стало видно, что говорит он чистейшую правду. – Пойдем посмотрим телевизор.

Они вернулись к остальным.

По экрану поползли цифры погоды на завтра.

Андрей Андреевич окинул взглядом невеселое собрание. Все просто дожидались начала теледебатов. В том, что Нина Андреевна покажет себя с самой лучшей стороны, никто не сомневался, но даже если она прыгнет выше головы, это мало что уже изменит. Надо трезво смотреть на вещи. Трезвость иногда – отвратительное состояние.

Капустин знал, что многие из его креативщиков и самых ловких финансистов уже ведут тайные переговоры с лидирующими штабами на предмет трудоустройства во втором круге. Там пойдут совсем другие игры, и опыт умных противников может оказаться весьма и весьма кстати. Во все времена завоеватели, захватив город, под страхом смерти запрещали своим людям убивать кузнецов, оружейников, камнерезов, то есть мастеров. Продажный человек всегда найдет себе покупателя. Подобную информацию Капустин копил до случая, когда ее можно будет с выгодой или с шиком обнародовать.

Андрей Андреевич, которого утомила телевизионная пауза, решил пошутить:

– А что, в этом городишке теперь наверняка выборы отменят. Может, мне туда махнуть, зарегистрироваться? Буду править райцентром – все-таки должность!

Штабисты решили, что разговор с Вашингтоном был у шефа неприятный. Начали отпевать? Никто не посмотрел в сторону кандидата. Из жалости. Агонизирующий гонщик: зрелище не вдохновляющее.

Открылась дверь, и в святая святых избирательного штаба просунулась плохо причесанная женская голова в очках. Кажется, эта дама работает где-то на дальних подступах к основному секретариату.

– Андрей Андреевич, вам телефонограмма.

– Какая, к черту, телефонограмма?!

Голодин даже не обернулся, ожидая настоящих новостей только от телеэкрана.

– Тут сказано: немедленно прекратите, иначе ваша дочь будет взорвана с минуты на минуту.

– Что-о?! – Голодин сам рванулся к очкастой, выхватил у нее лист бумаги.

– Кто это?

– Сказал, что майор Елагин.

– При чем здесь этот майор?! Когда это пришло?