Кровь и пепел - Наталья Павлищева

Песик выл страшно, жутко, каким-то взрослым собачьим голосом, словно выплескивая весь ужас, всю тоску по погибшим людям… К голосу Серко присоединился еще один вой, потом еще один…

Меня бил крупный озноб, даже зубы стучали. Видно, было очень морозно, потому что слезы попросту замерзли на щеках. Попытка смахнуть их тыльной стороной ладони не удалась, пришлось отрывать эти сосульки пальцами… В воздухе летали хлопья сажи от пожарища…

Вернуться в Козельск, а потом в свою налаженную, обустроенную жизнь в Москве? Забыть вот этот черно-красный снег и залитый кровью двор? Неужели я смогу забыть погибших Олену, Авдотью, Ждана, заколотого Питирима, обварившуюся Варвару, старого Ефрема с его шуточками, Николу… Манечку…

Рука с засапожным ножом потянулась к моей гордости последних месяцев – косе, и через мгновение та уже валялась на кровавом снегу. Я с трудом вытащила из тела татарина Николин меч, брезгливо отерла об одежду убийцы. Отныне Насти больше нет…

Прости, Никола, я возьму твое имя и твое оружие.

Но не для защиты – для мести.

Я не вернусь в Москву.

Я буду убивать ордынцев до тех пор, пока смогу держать меч в руках!

Я отомщу за смерть каждого из вас, за красно-черный снег, за растерзанную, захлебнувшуюся кровью, сожженную Рязань!

На следующий день на берег Оки выскочили всадники дружины Евпатия Коловрата. Они торопились по им одним ведомым лесным дорогам, опасаясь встречи с передовыми отрядами Батыя, чтобы спасти осажденную Рязань. Не успели…

На высоком берегу реки вился дымок последних пепелищ догоравшего города…

А от полуразрушенной стены, таща за собой обрывок веревки, с отчаянным лаем грязным комочком катился Серко. Он словно просил дружинников подождать его нового хозяина – нового Николу.