Платит последний - Ольга Некрасова

— Остановите! — закричал он. — Не видите, что ли?! Я не могу ее удержать!

Лидия вывалилась из притормозившего микроавтобуса, упала лицом в колючий снег и зарыдала. Папка, ну что же ты так, папка?! Пек политиков из ничего… из ничего и денег, сотни тысяч людей заставлял голосовать, как тебе нужно, и дал себя подловить какому-то безмозглому быку с автоматом!.. Это тебе за грехи, папка. Говорил: «Рядом с такими, как твой Ивашников, ходит беда» — и не видел, что беда ходит везде, где пахнет большими деньгами!

Микроавтобус остановился метрах в десяти, уткнувшись в сугроб на обочине. Оттуда к Лидии бежали.

— Не волнуйтесь, не волнуйтесь! — наклонился над ней офицер. — Василий Лукич в сознании, жизнь вне опасности, за ним наблюдают военные медики. Он сам захотел лететь в Москву.

ТЕЛЕФОН С ГАРАНТИЕЙ

Лидия еще не видела таких самолетов: зеленый, с двумя высоко торчавшими над крыльями моторами, вылупленными, как лягушачьи глаза. Двое солдат внесли отца через заднюю кулису, открывавшуюся вниз, — по ней в самолетное брюхо мог бы въехать грузовик, и поместился бы. Поперек груди и бедер отец был прихвачен ремнями к медицинским носилкам из согнутого желобом стального листа. Хотя его накрыли одеялом, Лидии казалось, что снизу, через сталь, в его тело незаметно проникает убийственный холод. Отец не чувствовал ног — у него был поврежден позвоночник.

Прошли через грузовой отсек и попали в маленький первый салон с широкими, не самолетными диванами и непонятным столом с прозрачной крышкой и лампочками. Отца вместе с носилками уложили на диван. Военный медик с чемоданчиком, в халате под накинутым на плечи полушубком, расстелил на столе марлю и начал выкладывать на нее все, что могло понадобиться в дороге. Понадобиться могло многое, и Лидию это тревожило.

— Если ему станет больно, это очень хорошо, — называя отца в третьем лице, говорил медик. — В шприц-тюбиках — промедол, очень сильный наркотик. Одного должно хватить на шесть часов, оставляю два. Поворачиваете колпачок, там иголочка протыкает полиэтилен, и готово, колите прямо через штанину. Если не используете, обязательно передайте мне назад с экипажем. Это катетер. — Из чемоданчика появилась жуткого вида изогнутая стальная трубка. — Он у меня уже помочился, но если задержитесь в дороге…

— Можно не так подробно, — сказала Лидия. — Я по образованию провизор, хотя работаю химиком.

— Ну и прекрасно. Как вводят катетер, вы хотя бы видели?

— Видела. С криками его вводят.

— Он ничего не чувствует, поэтому криков не будет, — заметил медик. — Вот вам вазелин, и мой совет — будьте решительнее. Медлить при таких процедурах все равно что по кусочку отрубать собаке хвост… Судно резиновое, — он шлепнул на стол пересыпанный тальком оранжевый блин, — понадобится — надуете. Салфетки, водичка кипяченая, снотворное, термометр — следите за температурой, и если повысится, запишите и передайте врачам в Москве.

Взвыли моторы, и медик вместо прощания выставил на стол детскую бутылочку с делениями.

— Валерьянка — на всякий случай… — Он выразительно посмотрел на Лидию. Похоже, красинский офицер рассказал о ее истерике.

Любопытный Валерка пошел в кабину к экипажу, Лешка прилег на диван и закрыл глаза — старался не мешать. Держа отца за руку, Лидия села на пол рядом с его диваном. Момент взлета она пропустила — моторы ревели все так же, не громче и не тише, и вдруг внутри оборвалось, заломило в ушах — летим. Лоб у отца покрылся испариной.

— Ты как, пап? — Лидия обтерла ему лицо мокрой салфеткой. Дышал отец плохо, прерывисто. — Астмопентом попшикать?

Он молча мотнул головой.

— Тебе больно, папа?

— Хотелось бы, чтобы было больно. Страшно, дочка! Ног совсем не чувствую.

— Дай ущипну. — Лидия запустила руку под одеяло. Промороженные носилки отпотели и стали влажными. Она ущипнула неживую ногу отца под штаниной. — Чувствуешь?

— Нет. Куда я теперь гожусь — инвалид, старик, тебе обуза!

— Молчи. Ты мне нужен.

— Ну да, утки подкладывать, катетеры вставлять… Лида, знаешь, что я думаю? Наверное, я был не прав насчет Доцента. Тебе интересней с ровесниками, я же вижу. Надо было тебе за ровесника выходить.

Вот это пенки-сливки! Ведь только позавчера говорил совсем другое! Ну, сейчас не до споров, отца надо пожалеть:

— И ничего не надо было! Вышла бы за ровесника в девятнадцать и нянчилась бы с ним. Вон они, как дети. — Лидия мотнула головой на дверь пилотской кабины, куда ушел Валерка. — Может, давно бы уже развелись!

— Этот, возможно, и дитя, так они все жертвы перестройки, интеллигенция. Сейчас другие хозяева.

— Вон твои хозяева — со взрывчаткой и автоматами!

— Да брось! Это так, подонки, теневики. Есть же нормальные бизнесмены, белые воротнички.

Лида начала понимать, что отец таким образом извиняется и хочет перевести разговор на тему, которая сейчас для дочери самая главная. Но все ходит около, никак не решит, через какую лазейку дочке в душу пролезть.

— Ты бы поспал, папа! — У нее не было сил для этого разговора.

— Нет, спать боюсь, поговори со мной, — произнес отец так жалобно, что у Лидии сердце перевернулось. — Вот что твой отец удумал, хрен моржовый: в мафиозных разборках участвовать! Да еще и тебя втянул.

— И ничего не втянул, так получилось. И все знают, что ты молодец! Красинский офицер с нами ехал, говорит: «Василий Лукич — гений!»… А что с Красиным? — спохватилась Лидия.

— Все в порядке с Красиным. Три километра меня тащил: боялся, что замерзну, машины там редко ходят. А водителя ранили, сержантика милицейского… Лида, что же ты не сказала мне, что Коля исчез?

Вот уже не «твой Ивашников», а «Коля», как четырнадцать лет назад. Лидия не стала ничего объяснять.

— Красин же тебе сказал.

Отцовское лицо с запавшими скорбными глазами растянулось в улыбке.

— Красин, дочуська, не только сказал. Красин его почти нашел!

И отец стал рассказывать, сияя, как мальчишка, которому удалось поучаствовать в настоящих взрослых приключениях.

В Москву отец с Красиным прилетели около четырех ночи, с аэродрома поехали домой и сели репетировать вопросы-ответы: отец за Караваева, Красин за себя. Съемки с Караваевым были назначены на двенадцать.

Часов около семи отец начал звонить Ивашникову, рассчитывая наверняка застать его дома. Ответили, однако, не по домашнему, а по мобильному телефону. Подошла женщина, отец спросил Николая Ильича, она спросила: «А вы какой номер набираете?» — и отец стал называть номер. Но тут Красин вырвал у него трубку и категорично заявил дамочке: «Я полковник милиции Красин. Сейчас вы ответите на мои вопросы и получите тысячу долларов. В противном случае вам придется выбросить ваш мобильник, потому что сотовая связь пеленгуется, и я вас найду и посажу за соучастие в тяжком преступлении». Дамочка отключилась.

Красин выждал пять минут, пока она не созреет, и перезвонил. Отцу он успел объяснить, что Ивашников исчез и при нем был мобильный телефон, который сейчас оказался у постороннего человека. Конечно, похитители не станут ходить с «паленым» мобильником. Его, скорее всего, выбросили, а кто-то подобрал. Но могли продать, подарить, проиграть в карты. Тогда это след.

Успевшая поразмыслить дамочка подтвердила красинскую догадку: телефон купила на радиорынке за полцены, потому что он с браком: по нему звонить можно, а на него — нельзя. Два дня телефон молчал и вдруг зазвонил. Естественно (дамочка начала возмущаться), она захотела узнать номер, и вдруг ее обвиняют в преступлении! «Продавца опознаете?» — спросил Красин. К изумлению сибирского мента, дамочка ответила, что на ворованный телефон ей выдали двухнедельную гарантию с номером палатки продавца.

О дальнейшем отец рассказывал с полным восторгом. У Красина оказалась с собой вся ментовская сбруя. Он попросил у какого-то своего знакомого черную «Волгу» с мигалками, надел камуфляж, обвешался наручниками, дубинкой, пистолетом, заехал в таком виде за шокированной дамочкой, которая тут же начала строить ему глазки, и в половине девятого они примчались на радиорынок. У дамочки было спрошено: «Этот?» — она кивнула, на продавце защелкнулись наручники.

Дамочку оставили на рынке дожидаться обещанной тысячи долларов. Ошарашенный продавец обрел дар речи, когда уже сидел, стиснутый на заднем сиденье между отцом и массивным Красиным, а «Волга» мчалась за город.

— Куда мы едем? — спросил он. — Там Митинское кладбище.

— Ну да, — подтвердил Красин, Москвы не знавший и впервые слышавший об этом кладбище. — Там за оградой хоронят неопознанных, — и представил отца: — Патологоанатом.

Продавец оказался тертый и не стал кричать «не имеете права!», а изъявил искреннее и страстное желание немедленно помочь следствию. Еще через час установили имя и адрес некоего Коржика, продавшего ему телефон.