В тени монастыря (СИ) - Юрий Раджен

Гедеон увидел, как нахмурился Киршт. Он и сам почувствовал некую обеспокоенность, но... Лучше уж в руках Церкви, чем этой женщины! Она же сама призналась, что знается с бесами!

- В Щачине еще и Туман есть, - вспомнил Хйодр, - это тоже как-то связано, да?

- Туман? - нахмурилась женщина, очевидно раздраженная тем, что разговор опять ушел куда-то в сторону, - нет, туман вряд ли. Он... не вписывается в общую картину. Вот если бы речь шла о стене огня, я бы согласилась. Я изучала и Туман тоже. Он кажется таким спокойным и холодным... Нет, это совсем не та магия, что призвала бесов.

- Но та метель, когда взлетел Иан, она тоже...

- Неважно, - отмахнулась от Хйодра Мирта, и взгляд ее стал более цепким, губы еще сильнее опустились книзу, - Вот вам сделка. Я готова дать тебе горн Малакая и помочь захватить Монастырь. Ты спасешь Штарну, а я увезу источник, чем бы он ни был, настолько далеко от Щачина, насколько смогу.

Повисло молчание. Киршт, нахмурившись сильнее обычного, сверлил Мирту глазами, и она точно также не сводила взгляда с него. Хйодр заметно нервничал, и Гедеону тоже было не по себе. Он не мог поверить, что они всерьез обсуждают подобное. Выйти с протестом, или, к примеру, возложить белые розы ко Дворцу Наместника - это понятно, но захват Монастыря? Это уже настоящее преступление. И эта женщина... Кто она вообще такая? И на кого она работает? Гедеона прошиб холодный пот от внезапной догадки. Измена!

- Итак? - спросила между тем Мирта Киршта, - ты освобождаешь друзей, я получаю источник, город спасен от нависшей опасности. Все счастливы, кроме Церкви. По рукам?

- Да. Я согласен. Честная сделка, - ответил гном.

- Честная сделка? Честная сделка? - прорвало Гедеона, - Киршт, она говорит о захвате Монастыря! Насилие - это не выход!

Мирта и Киршт уставились на него, будто только сейчас вспомнив о его существовании. Гедеон сбросил с себя оторопь, и его понесло:

- Только мирный протест! Даже если это правда, насчет бесовских сил - а это еще доказать надо! - мы должны написать в газеты петицию! Потребовать от Ариана сознаться во всем, - в этом месте Мирта, уронив голову, закрыла глаза рукой, - мы не разбойники какие-нибудь, мы добропорядочные граждане! Киршт, вспомни, что говорил Иан, чему он нас учил.

- Иана больше нет, - грубо напомнил ему Киршт.

- Но он бы этого никогда не одобрил. Киршт, это - преступление. Она одержима бесами, она пытается их освободить! Да ее же Альянс подослал! Это даже не просто разбой, это - измена! Измена Родине! Какие бы ни были у нас проблемы... Как можно сдавать Альянсу город? Наш город! Лучше уж Церковь, чем неизвестно что! Я считаю, это нужно обсудить с другими, и принять взвешенное решение. Написать петицию, Киршт... Киршт?

Пара секунд молчания. Вдруг Киршт коротко кивнул, и что-то тяжелое опустилось Гедеону на затылок. Он успел заметить испуганное лицо Хйодра, а потом мир потемнел в его глазах.

- Ты так ничего и не понял, - услышал парень голос Киршта перед тем, как отключиться. - Это наш город. Не твой. А вот Родина, вместе с Церковью - твоя. Не наша.

Глава 18. Огонь, очищающий

Ярин лежал на кровати, закинув одну ногу на согнутое колено другой, и заложив руки за голову. Над ним расположилась гигантская иллюзия, изображавшая нечто вроде шутовской фабрики - десятки механизмов перемещали по конвейеру маленькие иллюзорные мячи. Здесь был и вращающийся винтовой подъемник, поднимавший их на высоту, и сложные спиральные спуски, по которым они скатывались, мелькая разными цветами, и барабаны, и механическая рука, ковш которой заполнялся мячами и перекладывал их дальше по конвейеру, и даже небольшой подвешенный к монорельсу паровоз, увозивший собранные мячи из конца линии в ее начало, замыкая цикл, делая его бессмысленным, но, тем не менее, захватывающе интересным. Ярин собрал в одной иллюзии чуть ли не все известные ему механизмы, объединив их общей задачей. Из этого бы вышла отличная игрушка: воплощенная в материале, она заняла бы, наверное, полкомнаты. Но Ярин не собирался создавать ее в реальности - для него это было всего лишь упражнением, больше похожим даже не на головоломку, а на скороговорку. Чем больше деталей, чем больше движений, тем сложнее и длиннее было заклинание. На то, чтобы выговорить его, у парня ушло почти полчаса.

Его мастерство росло с каждым днем. Он снова учился - не ради ощущения собственной важности, и уж тем более не ради диплома, а чтобы создавать новые вещи, новые решения. Одно это доставляло ему удовольствие, словно удовлетворение какого-то глубокого, едва осознаваемого, но важнейшего инстинкта. То, что за эти вещи он вдобавок получал отличную зарплату, было делом вторичным, хотя и, безусловно, очень важным - так он мог оценить свой рост, свой прогресс и степень своего таланта. Теперь парень уже не грезил об Академии, как раньше - он сильно сомневался, что узнал бы в ней хоть что-нибудь новое для себя. По рассказам своих новых знакомых, черных механиков, уже получивших диплом в Назимкинской Академии или даже в Латуне, он знал: обучение там состояло в основном из зубрежки весьма сомнительных и устаревших догм (называвшихся невесть почему "фундаментальными знаниями"), и повторения на практике добротных, хорошо проверенных, иными словами - древних механизмов. Выдумывание новых не запрещалось, но было вытеснено на второй план: ведь не все были к этому способны, а значит, и ставить за это оценки было нельзя, чтобы никого не обидеть. Да и потом, "новое" означало "разное", и требовало от профессоров слишком больших усилий. Большинство из них предпочитало просто повторять на занятиях одни и те же слова из года в год, переводя студентов с курса на курс также механически, как иллюзия Ярина перекладывала из корзины в корзину мячи.

Ярин позвал сидящую неподалеку Илку, приглашая посмотреть ее на свое творение. Она, улыбнувшись, кивнула - без особого, впрочем, восхищения, ибо к грандиозным иллюзиям Ярина уже привыкла. Она вернулась к своему делу: приготовлению ужина, ухи из камбалы и горбуши. Илка приходила почти каждый день, так что этажные старухи, заметив ее, многозначительно улыбались и перешептывались, а потом намеками выясняли у Ярина, когда следует ждать приглашения на свадьбу. Проклятые сплетницы. Между Илкой и Ярином действительно сложились теплые отношения, но в них не было ни романтики, ни страсти, столь необходимых для того, чтобы играть свадьбы - скорее, они напоминали отношения между двоюродными братом и сестрой, а может быть, между молодым дядей и племянницей.

Ярину просто был нужен кто-то, чтобы не сидеть вечерами в одиночестве. Не единожды уже он пытался завести романтические знакомства, однако каждый раз события разворачивались по одному и тому же сценарию: едва взглянув на одежду Ярина, на часы, сделанные им в Штрельмской шкатулке, но неотличимые от дорогих, заграничных - Ярин даже добавил в шкатулку немного серебра для пущего эффекта - девушки тут же верно оценивали его зажиточность и довольно навязчиво намекали на покупку сапожек или, на худой конец, перчаток. Это не было особой проблемой, но Ярина обескураживала эта неприкрытая товарность не успевших толком зародиться отношений. Как и пустота девиц - и почему ему такие попадались? Одни жеманно хихикали и трепались ни о чем, другие неуклюже плели вокруг себя пелену одухотворенности и загадочности, сквозь которую проглядывали зияющие бреши бессодержательности. Тарп постоянно говорил Ярину, что тот просто бесится с жиру и сам не знает, чего хочет: с большей частью тех, кому Ярин дал от ворот поворот, молодой тролль и сам бы с удовольствием позаигрывал, если бы его финансы это позволяли. Может, он был и прав. Но почти-воспоминания Ярина - смутные, на уровне больше ощущений, чем слов - заставляли ждать его чего-то большего: страсти, от которой сотрясаются небеса, и любви, которая проходит сквозь десятилетия. Но пока ничего этого не было, вот Ярин и коротал время и Илкой.

Илка к любви не стремилась вовсе: скорее всего, она была для этого слишком мала. Ей просто хотелось поговорить с кем-то, кто был чуть умнее, чем ее матушка и брат, и чуть разговорчивее, чем отец. Они и говорили - почти обо всем на свете. Кроме Иллюзий. У Илки был свой путь в колдовстве, и варгов она не понимала - а Ярин не понимал Костей, не понимал ритуальных ухающих песнопений, и того, как вообще старые косточки могут предсказывать будущее, пусть даже они были сделаны в древних Ледах. Талант Илки тоже рос, - не так быстро, как его собственный, но теперь девочке ей удавалось верно отвечать на простые, житейские вопросы, и даже советовать Ярину, какая из придуманных им игрушек больше понравится заказчику. Ярин, стараясь помочь ей, разыскал экземпляр "Истории и темного колдовства Тролльих земель" Тагра из Нимца, одной из немногих книг, в которой описывались уцелевшие предания троллей, существовавшие еще до падения Ледов, их верования, и то немногое, что было известно об их колдовстве. Оказалось, кстати, что в древности волшебством у троллей ведали исключительно женщины, что весьма порадовало Илку. Книга была в империи запрещенной - Церковь не одобряла никаких историй о других культах - и была напечатана черными книгопечатниками, не на типографском станке, а на простой печатающей машинке: буквы то и дело выпрыгивали со строчек вверх или проваливались вниз, и были вдобавок тусклыми, смазанными - печатали явно через копирку. Читать эту книжку Илка отваживалась только в гостях у Ярина - ее семья ничего не знала ни о Костях, и девочка считала, что лучше им и дальше оставаться в неведении.