Кот, у которого было 60 усиков - Лилиан Браун

Но главной гордостью и радостью миссис Ледфилд был роскошный сад, снабжавший свежесрезанными цветами все серебряные и хрустальные вазы, какие были в усадьбе… и ещё там были разбиты клумбы, где росли дневные лилии — страсть Натана — пять подвидов, способных выдерживать суровый северный климат.

Казалось, будто Ледфилды все ещё живут здесь. В музыкальном салоне на пюпитрах лежали раскрытые ноты, словно ожидая появления пианиста и скрипача.

— А вот эта комната называется «Банк коробок», — объясняла Дейзи. — Обычным посетителям, не имеющим отношения к семье, мы её не показываем.

Это была комната, доверху набитая пустыми коробками всех видов и размеров — коробками, которые Натан использовал при продаже и покупке предметов искусства: обувные коробки, шляпные коробки, коробки для драгоценностей, одежды и просто огромные картонные коробки.

В какой-то момент к ним подошла молодая особа и что-то шепнула Дейзи.

— Я перезвоню ему, Либби. Запиши его номер… Ты была у врача?

Девушка кивнула и убежала.

— Это наш секретарь-администратор. Утром она пошла в сад, и её укусила пчела… Либби — протеже Натана.

В общем и целом, кофе с рогаликами, которым Дейзи потчевала Квиллера, доставил ему больше удовольствия, чем экстравагантность «Старой усадьбы».

— Завтра ваш муж доставит в амбар очередную партию «Скуунка». Почему бы вам не приехать с ним не сказать «здрасьте» Коко и Юм-Юм?

В вечернем телефонном свидании Квиллер живописал Полли свой визит в «Старую усадьбу».

— Ну ты и бестия! — сказала она. — Если Альма узнает, что Дейзи первой побывала в амбаре, она придёт в ярость.

— С чего ты взяла?

— Кузина одной из наших «зелёных халатов» служит экономкой в «Старой усадьбе», и она говорит — Дейзи и Альма соперничают друг с другом, кто главней.

— Во время моего визита, — сменил тему Квиллер, — одна из сотрудниц вернулась от врача — её, мне сказали, ужалила пчела.

— Да?… А ты знаешь, что от такого укуса умер муж Мегги Спренкл? Он работал у себя в розарии без сетки и защитного костюма, и его ужалила пчела. А к тому моменту, когда он в своём инвалидном кресле добрался до дома, было уже слишком поздно. Поэтому Мегги и продала своё поместье и перебралась в город. Кстати, как тебе «Старая усадьба» в целом? Понравилась?

— Знаешь, я пришёл к выводу, что её связь с Готорном — слишком сложная материя для читателей «Пера Квилла». Пусть, когда до этого дойдет, о «Старой усадьбе» пишут очеркисты. Что ж…

— A bientot.

— A bientot, дорогая.

В четверг под вечер Коко, которого несколько часов нигде не было видно, вдруг объявился на кухне — не затем, чтобы потребовать ужин, а чтобы известить: кто-то едет! Он взлетел на барную стойку, придирчиво оглядел двор амбара и спрыгнул на пол. И, как всегда, оказался прав.

Через пятнадцать секунд — по внутреннему секундомеру Квиллера — из лесочка вырулил грузовик братьев Лингуини и подкатил к задней двери амбара.

Из кабины выпрыгнула Дейзи и, восторженно ахая, принялась осматривать амбар. Вслед за ней выпрыгнул её муж и принялся выгружать ящики со «Скуунком», коробки с клюквенным соком, картофельными чипсами, крендельками, орешками и столько бутылок вина и крепкого спиртного, что они, на радость гостям Квилла, доверху наполнили холодильник. Коко надзирал за этими разгрузочно-погрузочными работами.

— Он что у вас, вместо бармена?

— Он — из налогового управления. Мы оформили специальную лицензию.

Дейзи разгуливала по амбару, разглядывая пандусы, балконы, уходящие вверх дымовые трубы и шестифутовые гобеленовые занавеси, свисавшие с верхних перил.

Сиамцы следовали за ней по пятам; Юм-Юм позволила взять себя на руки, а Коко продемонстрировал свой «полёт белки», приземлившись на диванную подушку внизу.

Затем Квиллер повёл их во внутренний дворик, где стояла восьмиугольная, затянутая со всех сторон сеткой беседка. Из неё открывался чудесный вид на сад бабочек, цветущие кусты и птичьи гнезда на просеке, ведущей к Центру искусств.

Дейзи не хотелось уезжать, но им нужно было отвезти заказ ещё по двум адресам.

— Мне думается, — сказал Квиллер под занавес, — что «Перу Квилла» стоит посвятить одну из колонок виноградникам. Сам я даже редиски не вырастил, но виноград — моя любовь, виноград… как бы это выразить… душевная культура.

— Мой брат Ник может показать вам виноградник. Он винодел. Называйте день!

В пятницу утром адвокат и Квиллер договорились о визите в амбар Альмы Ли. Визит намечался короткий: Барту предстояла ещё одна встреча, а Квиллер должен был не позже полудня сдать свою колонку в редакцию.

Когда Барт и Альма прибыли, сиамцы удрали на верхний ярус и оттуда наблюдали за гостьей, впервые посетившей амбар.

Квиллер встретил Барта с Альмой на стоянке и повёл их к парадному входу с другой стороны амбара.

— Куда он выходит? — спросила Альма.

— К моему почтовому ящику на Старой подъездной дороге, — сказал Квиллер, промолчав о таких вещах, как сад бабочек и Центр искусств.

Альма подняла глаза на затянутую сеткой беседку.

— Это там в прошлом году застрелился ваш гость? — спросила она.

— Он не был гостем — он был чужаком, тайно проникшим в амбар. Его разыскивала полиция трёх округов, — сказал Квиллер, несколько приукрашивая реальность.

Внутри амбара она осмотрела ярусы и пандусы, взглянула на огромный побеленный камин с уходящими к кровле сорокафутовыми трубами и на шестифутовые гобеленовые занавеси, спускавшиеся с балконных перил.

— Почему бы вам не украсить помещение предметами декоративно-прикладного искусства? — спросила Альма.

— Из-за сложной архитектуры и больших пустых пространств и стен, заполненных стеллажами с книгами, для предметов искусства почти не остаётся места. Не говоря уже о том, что они тут будут незаметны. Тут важна сама атмосфера. Тут важно чувствовать, а не смотреть.

Бросив на него скептический взгляд, она все же дружелюбно сказала:

— Знаете, что мне хотелось бы видеть в этом интерьере? Большие вазы, полные живых цветов! В каждом помещении для них отыщется своё место, и вы можете приобрести сказочные вазы из коллекции Ледфилдов — хрустальные, фарфоровые, серебряные.

Квиллер и адвокат обменялись взглядами.

— С двумя кошками-непоседами ваза с цветами не простоит здесь и десяти минут, — заметил Квиллер.

А Барт добавил:

— Ладно, Альма. Мистера Квиллера поджимают сроки: нужно сдавать материал в печать.

Открыв сумочку, она нашарила в ней буклет в чёрной с золотом обложке:

— Вот каталог коллекции Ледфилдов. То, что вычеркнуто красной чертой, уже продано.

Квиллер поблагодарил и как бы невзначай бросил взгляд на часы.

— Самое замечательное — жемчужина коллекции! — уже ушло к одной старинной семье с Алого мыса.

— У нас нет времени даже присесть, — прервал её Бартер. — У меня ещё одна встреча, да и ты, Квилл, я знаю, в запарке. Спасибо, что показал Альме амбар.

Они стояли — как казалось Квиллеру, испытывая адскую неловкость — между двух широких угловых диванов.

Вдруг раздался вопль, и откуда-то сверху — со стропил — на диванную подушку свалился кот.

— Простите, — улыбнулся Квиллер ошарашенной гостье. — Это Коко. Он хочет, чтобы его представили.

— У нас нет времени для формальностей, — заявил Барт. — И так уже, что называется, земля горит под ногами. Спасибо, Квилл. Пошли, Альма, пошли.

Выпроваживая Альму из амбара, он оглянулся и, многозначительно кивнув Квиллеру, сделал круглые глаза.

Как только они уехали, Квиллер схватил каталог и пробежал глазами все предметы, помеченные красным цветом. И среди прочего нашёл пятнадцатидюймовую чашу для пунша из китайского фарфора. Она была датирована 1780 годом. Об орнаменте было сказано, что он изысканный и старинный.

Квиллер позвонил Лайзе Комптон в ЦЭС.

— Ты все ещё на прежнем месте? Что, не отпускают?

— А похоже что, Квилл! Завтра мой последний день в магазине. Чему обязана?

— Хочу спросить о твоих богатых кузинах… — Её девичья фамилия была Кэмпбелл, но она всегда подчеркивала, что принадлежит к бедным Кэмпбеллам. — Ты случайно не знаешь, что они купили из вещей Ледфилдова поместья? Коко все ещё ходит вокруг коробки, в которой были запакованы книги.

— Только чашу для пунша. По их словам.

— Стеклянную или фарфоровую?

— Фарфоровую и очень старинную. А о том, какой на ней узор, тебе тоже нужно знать? Одному богу известно, какой фортель может выкинуть этот умник Коко!

Перебросившись ещё двумя-тремя шутками, обычными для поклонников Крутого Коко, они повесили трубки.

Квиллер схватил черно-золотой каталог и быстро нашёл описание чаши для пунша: она была продана за шестьдесят тысяч долларов.