Отражение удара - Андрей Воронин

Осененный внезапно мелькнувшей мыслью, он положил станок на полочку и внимательно осмотрел руки: все-таки это был первый случай за два с половиной месяца.., первый случай на новом месте. Может быть, и здесь все начинается так же, как там?

Руки были как руки - ни порезов, ни царапин. -Возобновив бритье, Сергей Дмитриевич легонько пожал плечами: в конце концов, будь что будет.., как говаривали в старину, двум смертям не бывать, а одной не миновать.

Он бодрился, все еще надеясь, что амнезия вызвана элементарным похмельем. Честно говоря, такой грех за ним водился: он частенько не успевал уследить за собой и превышал обычную норму, которая составляла ровно стакан, не больше и не меньше. Проколы случались с ним, как правило, в компании, когда веселый самозванный тамада наполнял рюмку за рюмкой под дружеский безответственный треп, и кончалось все это, тоже как правило, дикими выходками, о которых наутро хулигана подробно информировала жена или кто-нибудь из друзей - сам он ничего не помнил и подолгу отказывался верить этим рассказам, полагая их гнусной клеветой и вообще воспитательной работой. Закончилось все это тем, что он выбросил с балкона новенький телевизор и пытался выпрыгнуть следом. Друзья и знакомые, не успевшие спасти дорогостоящий прибор, успели спасти Сергея Дмитриевича, в буквальном смысле слова схватив за штаны и не дав сигануть с двенадцатого этажа навстречу горевшим далеко внизу огонькам умирающей деревни. Если верить их рассказам, спасаемый в это время косноязычно и очень громко распевал что-то про полет к новым мирам и поливал своих спасителей площадной бранью.

Тот случай окончательно убедил Сергея Дмитриевича в том, что где-то за темными кулисами его сознания прячется злобная, хитрая и совершенно безмозглая тварь, берущая на себя управление его телом всякий раз, как сам он по тем или иным причинам выпускал рычаги из ослабевших рук. Это можно было объяснять как угодно: усталостью, долго и тщательно подавляемым недовольством, которое находило выход в таких вот разрушительных вспышках, или просто дурной наследственностью, - но суть от этого не менялась: пить Сергею Дмитриевичу было категорически нельзя.

Пить он бросил, и досадные происшествия прекратились совершенно.., до тех пор, пока не произошел случай с бритвенными лезвиями. Помнится, накануне того случая он не выпил ни капли, и именно это обстоятельство напугало его больше всего: похоже было на то, что его чокнутого двойника не удовлетворяло такое положение вещей, и он нашел себе новую лазейку. Вечером того дня он улегся в постель с большой опаской и долго ворочался, сбивая под собой простыню, в надежде уловить момент, когда его второе я потянет на приключения В конце концов он уснул, как в полынью провалился. и до утра вскрикивал во сне от мучивших его кошмаров.

Утром, однако же, оказалось, что все в порядке, если не считать того, что жена из-за его метаний не спала всю ночь и потом сутки мучилась жестокой мигренью.

Кошмары постепенно прекратились, и жизнь вошла в обычную колею. Так прошел месяц, а потом, как гром с ясного неба, грянула история с Барсиком.

Барсик был, разумеется, котом, причем не каким попало, а роскошным зверем персидской породы. Жил он у Иваницких - язык не поворачивался сказать, что этот похожий на легкое облачко черепаховой масти красавец кому-то принадлежал. Он именно жил - в смысле, проживал, - у соседей Сергея Дмитриевича. Каким образом он к ним попал, было не вполне ясно, но в том, что кот достался Иваницким бесплатно или, как любил выражаться Паша, на халяву, сомневаться не приходилось: баснословно дорогое животное вело точно такой же образ жизни, как какой-нибудь приблудный Пушок или Васька, львиную долю своего времени проводя во дворе.

Жена Паши Иваницкого Ольга была женщиной простой, иначе говоря сугубо деревенской, и десять лет жизни в столице так и не смогли до конца вытравить из нее крепкую крестьянскую закваску. Одна мысль о том, что кот, пускай себе и очень породистый, может справлять свои пахучие делишки на территории ее квартиры, приводила Ольгу в состояние шумного негодования, и потому всякий раз, когда Барсик начинал проявлять беспокойство, дверь жилища Иваницких распахивалась, и черепахового перса без церемоний выставляли на площадку. Барсик ничего не имел против прогулок, но лифтом пользоваться не умел, а путь с двенадцатого этажа неблизкий, так что сплошь и рядом пушистый красавец оправлялся по дороге, а если быть точным, то прямо на коврике под дверью Шинкаревых. Почему он облюбовал именно это место, навсегда осталось загадкой, но шинкаревский коврик во все времена года источал трудно переносимое благоухание, а сами супруги Шинкаревы неоднократно пачкали подошвы о результаты Барсиковых прогулок.

Жалобы и разбирательства, как водится, не помогали: Паша Иваницкий шумно извинялся, бил себя в волосатую грудь волосатым кулаком и долго объяснял, что кот - он и есть кот, а не собака и не морская свинка, и, тем более, не человек. Ему же, гаду, ни хрена не объяснишь, говорил Паша, дыша перегаром. Он же, зверюга, все равно сделает, как захочет. Что же касается супруги Иваницкого, то она со второй фразы переходила на крик, из которого следовало, что если кот нагадил, то с ним и следует разбираться.

Она как в воду глядела: в конце концов с котом разобрались. Рано утром в начале марта Барсика обнаружили приколоченным к двери подъезда десятисантиметровыми гвоздями. Гвоздей было пять: четыре удерживали растопыренные лапы, а пятый был вбит прямо в мучительно оскаленную пасть.

В том, как жестоко расправились с котом, была какая-то мистическая жуть. Ольга Иваницкая немедленно решила, что без соседей тут не обошлось, и ринулась выяснять отношения, сломив слабое сопротивление супруга. Впрочем, карательная экспедиция закончилась пшиком: дверь открыла Алла Петровна и, с трудом вникнув в суть предъявляемых претензий, выдала Иваницкой по первое число. Ольга сникла и с позором удалилась: в самом деле, надо было окончательно сойти с ума, чтобы подозревать таких интеллигентных людей, как Шинкаревы, в средневековом зверстве.

Сергей Дмитриевич, который наблюдал за скандалом, стоя в дверях кухни с недоеденной сосиской на вилке, почти не слышал разговора: он изо всех сил боролся с подступающим обмороком, стараясь сохранять безразличное выражение лица. В его памяти опять зиял огромный черный провал, на дне которого, судя по содержанию происходившей в данный момент беседы, скрывалась масса интересных вещей. Он очень надеялся, что амнезия на поверку окажется не связанной с мученической гибелью соседского кота, но сосущее предчувствие беды не оставляло Шинкарева весь день, и вечером, вернувшись с работы, он отважился предпринять собственное расследование. Жена к тому времени уже отправилась в свое казино, и Сергей Дмитриевич на свободе без помех проинспектировал содержимое шкафа с одеждой. Он не знал, что именно надеется найти, а точнее, не найти в этом шкафу, но все его сомнения развеялись, когда в руках у него оказалась старая брезентовая куртка, весь перед которой был густо забрызган какой-то бурой жидкостью. В кармане куртки обнаружились рабочие рукавицы из толстой замши, испачканные тем же веществом. Рукавицы окончательно добили Сергея Дмитриевича, поскольку исчерпывающе отвечали на вопрос, в котором заключалась его последняя надежда: каким образом можно насмерть замучить крупного и, несомненно, очень сильного кота, не получив при этом ни единой царапины?

Сергей Дмитриевич затолкал рукавицы обратно в карман, скатал податливый, ветхий от старости брезент в тугой ком, засунул его в пластиковый пакет и вышел из дома, Барсика, естественно, уже сняли с двери, но на крашеном дереве отчетливо белели следы гвоздей и виднелись темные потеки, от одного взгляда на которые Сергея Дмитриевича затошнило. Он всегда боялся вида крови, особенно чужой. Эта боязнь была сродни страху высоты или морской болезни, и до сегодняшнего дня Сергей Дмитриевич был уверен, что она неизлечима. Торопливо проскакивая мимо места ночной казни, он подумал, что ему, скорее всего, предстоит узнать о себе много нового.

Он выбросил пакет в мусоропровод, но не в своем доме, а в одной из девятиэтажек на соседней улице. Захлопывая тяжелый люк мусоропровода, он поймал себя на том, что действует, как закоренелый преступник, заметающий следы по всем правилам криминологии. Эта мысль вызвала на его одутловатом лице бледную тень улыбки: а почему, собственно, "как"? Конечно, убийство кота - это не совсем преступление, но кто может знать, что выкинет поселившийся в нем монстр на следующий раз?

Именно тогда, в марте, Сергей Дмитриевич впервые обратился к психиатру. Сделать это оказалось не так-то просто: нужно было ухитриться провернуть дело так, чтобы жена ни о чем не догадалась. Сергею Дмитриевичу и без того казалось, что Алла Петровна в последнее время стала косо на него посматривать, и ему очень не хотелось укреплять ее подозрения. В конце концов он попал-таки на прием к довольно известному специалисту.