Отражение удара - Андрей Воронин

Сергей Дмитриевич оторвал плечо от трубы и сделал шаг в сторону лестницы, которая вела наверх. Это был совсем коротенький шаг, а в следующее мгновение Шинкарев развернулся на сто восемьдесят градусов и ринулся вниз, испытывая огромное облегчение пополам с мучительным стыдом

***

- О, - удивленно сказала Алла Петровна, проследив за направлением его взгляда, - Шинкарев, что это с твоими часами?

Сергей Дмитриевич сделал неопределенное движение рукой, словно собираясь спрятать за спину, но вовремя опомнился и взял себя в руки.

- Раскокал, - признался он. - Ухитрился как-то, даже сам не знаю как... Наверное, вчера с пьяных глаз за что-то зацепился.

- Эх, ты, - рассмеялась жена, - коровенок... Ну, ничего. Два переезда, как известно, равны одному пожару, так что мы, можно сказать, дешево отделались.

- Золотые твои слова, - сказал Сергей Дмитриевич, расстегивая ремешок часов и на всякий случай проворачивая заводную головку. Сам не зная зачем, он потянул ее на себя и переставил стрелки на половину одиннадцатого, потом поднес часы к уху и немного послушал.

- Ну что, тикают? - заинтересованно спросила Алла Петровна.

- Труп, - ответил он. - Политический, экономический и механический. В ремонт, что ли, снести?

- Вот еще, - фыркнула Алла Петровна, наливая себе кофе и усаживаясь напротив. - Если два переезда равны одному пожару, то два ремонта равняются одному хорошему удару молотком. Купи себе новые, а эти выбрось.

А лучше я сама тебе куплю. На день рождения, а?

- Хитришь, Лиса Патрикеевна, - заставляя себя улыбнуться, сказал Сергей Дмитриевич. Собственный голос доносился словно со стороны, проходя сквозь звенящую пустоту, которая пульсировала внутри черепной коробки. Сама же, наверное, мои часики и кокнула, чтобы голову над подарком не ломать.

- Ox, - вздохнула Алла Петровна, стыдливо опуская глаза, - и как это ты догадался?

- Дедукция, - важно пояснил Сергей Дмитриевич и принялся поедать омлет, не чувствуя никакого вкуса, словно туалетную бумагу жевал.

Разбитые часы лежали рядом с тарелкой и, как магнитом, притягивали взгляд. Запотевшее стекло пересекали три трещины, образовывая грубое подобие заглавной буквы "А". Неровный треугольничек стекла, заключенный внутри этой литеры, выпал, и теперь часы напоминали бессмысленно ухмыляющуюся рожу идиота. "Да нет, - подумал Сергей Дмитриевич, машинально набивая рот пищей, - почему же бессмысленно? Похоже, что как раз-таки со смыслом. С намеком, можно сказать""

Не переставая жевать, он взял часы со стола и переложил на подоконник: ему вдруг показалось, что покрытая мелкими бисеринками конденсата стеклянная рожа вот-вот перестанет ухмыляться и начнет говорить. Сергей Дмитриевич сильно подозревал, что ему вряд ли доставит удовольствие то, что он может услышать.

- Ну, что ты носишься с ними, как курица с яйцом? - спросила жена. Жалко?

- Да нет, - старательно контролируя голос, ответил он. - Просто лежат тут, как... Глаза мозолят.

Торопливо закончив завтрак, он оделся и вышел в прихожую. Жена гремела посудой на кухне и что-то напевала вполголоса. Сергей Дмитриевич открыл стенной шкаф.

Туфли стояли на своем обычном месте - внизу, на полочке для обуви. Вчера он забыл их вычистить, но."

Вот именно, сказал он себе, - но!.. Вчера туфли были сухими, а сегодня - пожалуйста! - хоть выжимай. И грязь на подошвах... Свежая, между прочим, грязь."

Воровато покосившись в сторону кухни, он взял туфли и проскользнул в ванную. Удалив грязь и песок, Сергей Дмитриевич немного потер щеткой без особенной надежды на успех - туфли были такими мокрыми, словно в каждую из них залили по ведру. Шинкарев поморщился: перспектива проходить целый день в мокрой обуви не грела, а другой пары у него не было.

Не идти же на работу в зимних ботинках или, того смешнее, в сандалетах!

Куртка тоже оказалась влажной. Натягивая на плечи холодную, тяжелую кожу, Сергей Дмитриевич стиснул зубы с такой силой, что зазвенело в ушах. Сейчас он напоминал себе заезженную клячу, которая уныло тащится черепашьей скоростью, не реагируя на удары кнута, сыплющиеся на костлявый хребет. Как и эта кляча, он мечтал лишь об одном: чтобы все это поскорее как-нибудь кончилось. Хоть копыта откинуть, лишь бы перестали молотить. Он вдруг вспомнил беззаботные студенческие времена, шумные развеселые попойки, прогулки над Москвой-рекой и то, как они с Аллой впервые целовались на корме речного трамвая. Воспоминания были тусклыми, как старые фотографии, и такими же нереальными, как приключения героев прочитанной в детстве повести, словно юность привиделась во сне. Теперь казалось, что это было всегда: черные провалы ночей и мучительные утренние пробуждения, когда постепенно приходишь в себя и подолгу боишься открыть глаза, потому что впереди наверняка ожидают омерзительные открытия...

Вот утренние открытия помнились на удивление живо. Сергей Дмитриевич мог, не сходя с места, перечислить их все до единого в строгом хронологическом порядке, начиная с порезанных пальцев и лезвий в кармане и до разбитых часов и мокрой одежды. Впрочем, решил он, насчет сегодняшней ночи еще надо разобраться. Вполне могло быть, что он промок, провожая кого-нибудь из гостей, и часы разбились тогда же. В конце концов, он выпил и мог упасть в лужу. Это, конечно, неприятно, но не смертельно.

- Мать, - позвал он, стараясь говорить как можно более непринужденно. - Я вчера никого не провожал?

- А что такое? - спросила Алла Петровна, выглядывая из кухни. - Ноги промочил?

Сергей Дмитриевич вздрогнул.

- Да нет, - небрежно ответил он и сразу же испугался: а вдруг она уже успела пощупать его обувь? - Просто никак не соображу, где я мог часы расколотить.

- Честно говоря, не знаю, - сказала жена. - Ты что же, вообще ничего не помнишь?

- Эбсолутно, - на американский лад ответил Сергей Дмитриевич.

- Вот артист... Я вчера так замоталась, что легла раньше тебя. Вы еще бубнили на кухне, когда я уснула(tm) - Мы?

- Ты и Жанна.

- Жа... Какая Жанна?

- Жанна Токарева. Ну, ты даешь, Шинкарев! Ты же весь вечер вокруг нее увивался, как молодой. Вы на кухне о музыке беседовали. Я слушала, слушала, да и заснула...

- Увивался? Я? Хотя постой.., вот черт! Надеюсь, ты понимаешь...

- Понимаю, понимаю, - рассмеялась Алла Петровна. - Если бы не понимала, то еще вчера устроила обоим веселую жизнь. А так... Ты же с кулаками не бросаешься, когда меня танцевать приглашают. И потом, вы так мило беседовали...

- О музыке? - тупо переспросил Сергей Дмитриевич. - Я же в ней разбираюсь, как свинья в апельсинах... Нет, ты серьезно? Вот черт, ничего же не помню...

То есть, как танцевали, помню.., хотя и смутно, признаться. А вот о музыке...

- Ого! - Алла Петровна снова рассмеялась. - Ты бы себя послушал! Просто музыкальный критик. Бэлза да и только.

- Обалдеть можно, - искренне сказал Сергей Дмитриевич. Он испытывал огромное облегчение, на дне которого все еще плескалось легкое беспокойство: провожая девушку до метро, он мог наговорить ей бог знает какой ерунды, а то и вовсе попробовать приставать. Если она пожалуется, может выйти неприятность. Впрочем, к неприятностям подобного рода он уже привык: врать жене Шинкарев не умел, и все его редкие ухаживания за знакомыми и сотрудницами неизменно заканчивались короткой бурной выволочкой, после которой Алла Петровна вела себя, как ни в чем ни бывало, а объекты ухаживаний Сергея Дмитриевича начинали шарахаться от него, как от зачумленного.

- Ага, - сказал он, - тогда ясно... Навернулся где-нибудь и часы разбил. Надо же было так нализаться!

- Не расстраивайся, - утешила его жена. - Дело житейское. Да ты и выпил-то всего ничего. Отдохнуть тебе надо, вот что. И не дома на диване, как ты любишь, а поехать к морю, пожариться на солнышке, пузо свое в соленой водичке пополоскать... Давай займем денег и смотаемся в какую-нибудь Грецию!

- Ну, это уже пошел радужный туман, - иронически заметил окончательно успокоенный Сергей Дмитриевич. - Ты еще про Майами-бич вспомни. Ладно, ты тут помечтай, а я побежал, не то и вправду опоздаю.

"А что, - думал он, торопливо сбегая по лестнице и здороваясь с поднимавшимся навстречу соседом, - может быть, плюнуть на все и закатиться на пару неделек на пляж. Отдохнуть по-настоящему, как встарь, дать копоти на всю катушку - глядишь, и полегчает.

Может быть, хоть на время отпустит..."

Думая так, он привычно охлопывал карманы, проверяя, на месте ли ключи, бумажник и прочее мелкое имущество, без которого современный человек чувствует себя не вполне одетым. В правом кармане куртки прощупывался какой-то рыхлый объемистый ком, которого раньше там не было. Все еще воображая себе, как он будет "давать копоти" где-нибудь на Кипре, Сергей Дмитриевич запустил руку в карман и ощупал лежавший там предмет. Оказалось, что это скомканные кожаные перчатки. Носить перчатки было еще не по сезону, но Шинкарев легкомысленно махнул рукой на эту странность: рано или поздно человек привыкает ко всему, и, живя в свихнувшемся мире, поневоле перестаешь удивляться окружающим тебя бессмысленным чудесам. Эка невидаль: напился человек и решил покрасоваться перед девицей в новых перчатках! Пьяному еще и не то может в голову прийти...