Маска времени - Мариус Габриэль

Кейт постоянно мучил один и тот же вопрос: приблизится ли она к истине, когда получит наконец все нужные ей ответы, узнает ли, кто был ее отец, или нет.

Генерал откашлялся и вдруг произнес что-то. По-русски Кейт не знала ни слова, но сразу же поняла, в чем дело. Медведь хотел чего-то еще.

Она достала еще один сверток и так же переправила его генералу.

Он жадно схватил этот сверток и вытащил оттуда зеленые банкноты. Распушив пальцами острые углы купюр, генерал вновь что-то спросил. И Кейт опять поняла суть вопроса:

— Сколько?

На это она достала золотую ручку и на клочке бумажки указала цифру: 50 тысяч долларов.

Кейт смотрела прямо ему в глаза. Она была деловой женщиной, и эта сумма явилась результатом тяжелой работы и немалой экономии. Не так-то легко решиться пустить подобный сверток скользить по гладкой поверхности стола, чтобы он очутился в лапах медведя. Но друзья говорили ей, что только наличными можно растопить русский лед.

Пятьдесят тысяч долларов в переводе на русские рубли представляли значительную сумму для человека, собирающегося на пенсию. Ту же мысль Кейт прочла и на упрямом лбу русского.

Он встал, почесывая бритый затылок, явно обдумывая предложение. Затем обошел свой огромный стол, слегка прихрамывая при этом, и снова посмотрел на дипломат Кейт, словно через крышку пытался разглядеть там что-нибудь еще. В ответ Кейт только развела руками.

— Это все, что у меня есть, генерал.

Тогда он сам начал рыться в дипломате своими почти негнущимися пальцами, нашел ее паспорт и стал рассматривать. Генерал долго щупал паспорт Кейт, читая и перечитывая в который раз ее имя, дату и место рождения, произнося английские слова на какой-то свой, особый манер.

Затем генерал положил паспорт в дипломат и, упершись задом в письменный стол, уставился взглядом в лицо женщине. Кейт было сорок с небольшим, и ее без преувеличения можно было назвать чрезвычайно элегантной женщиной для своих лет. Часть очарования Кейт составляло ее природное благородство, которое не потускнело, не растерялось с годами. Она не красила седые пряди волос, уже проступавшие в ее пышной прическе, не прибегала и к ухищрениям хирургии, чтобы подтянуть слегка кожу и сделать себя тридцатилетней. Кейт была самой собой, без всякого притворства и ненужных реверансов перед быстро текущим временем.

В ответ она тоже посмотрела на генерала большими темными глазами, изогнув слегка губы в улыбке. Пальцы Кейт сплелись, и видно было маникюр на овальных ноготках да большое кольцо с изумрудом, который мерцал в холодном свете северного дня, подобно хищному взгляду львицы.

Затем, будто это было самым обычным делом, генерал просунул руку под жакет и деловито начал мять левую грудь Кейт. Быстро вскочив с места, она отбросила генеральскую ладонь.

— Мы займемся делом наконец, — решительно потребовала она, — или будем тратить время понапрасну?

Глаза генерала сощурились в улыбке, а лицо покрылось мелкой сетью морщин. Когда он улыбался, то больше походил на татарина. Он взмахнул руками, словно дирижер, требующий от оркестра пианиссимо: «Пожалуйста. Пожалуйста». Успокоившись, Кейт опустилась на стул.

Генерал сгреб сверток с долларами и старые часы в кучу, бросив в верхний ящик стола, закрыл все это на замок. Потом сел в кресло и принялся рассматривать «Ролекс» на запястье, поворачивая его в разные стороны и поднося к самому уху, чтобы послушать ход. Когда генерал отважился заговорить по-английски, то акцент оказался настолько сильным, что поначалу Кейт даже не смогла разобрать слова, и ему пришлось повторить сказанное.

— Сколько у вас всего денег?

— Простите.

— Я спрашиваю, сколько у вас всего денег?

— Это все. — Кейт кивнула в сторону ящика стола.

— Нет, — произнес генерал и наставил на Кейт свой указательный палец, будто ствол револьвера. — Сколько у вас всего денег? Я имею в виду в банке.

Кейт покоробило от неожиданности:

— Я не очень богата.

— Нет. Вы богаты. А вот я очень скоро потеряю работу.

— Мне кажется, что вас не забудут, — спокойно заметила Кейт.

— Может быть, вы найдете мне работу на Западе?

— А что вы можете?

На это генерал постучал пальцами по наградным планкам:

— Я могу быть Героем Советского Союза.

— Но самого Союза уже давно нет.

— Пятьдесят тысяч долларов мне не хватит.

— Пятьдесят тысяч долларов — это целое состояние здесь. Плюс «Ролекс» — вот уже семьдесят пять тысяч долларов.

Улыбка сошла с генеральского лица. Всем телом он наклонился вперед.

— То, что вы хотите, — слишком опасно. Понимаете, это принадлежит к тому разряду событий, которые никогда не происходили. Понятно? Никогда.

— Понимаю.

— Положим, я добуду вам информацию, а потом вы, опираясь на эти сведения, поссорите Америку с Россией. И в конце концов я лишусь и работы, и пенсии.

Кейт еще раз внимательно посмотрела на этот каменный лик, который когда-то был лицом человека:

— Сколько вам еще надо?

— Сто тысяч долларов.

— Это абсурд.

— Значит, сделке конец.

— Я могу вам дать еще десять тысяч. После того как вы предоставите мне информацию.

— Двадцать. И после информации.

Кейт уже не колебалась.

— Хорошо. Согласна.

Генерал от радости всплеснул руками и уже дружелюбнее спросил:

— Вьетнам?

— Нет. Вторая мировая война.

На это его пушистые брови поднялись от удивления вверх.

— Давняя история.

— Да. Слишком давняя.

Затем генерал придвинул блокнот и по-деловому осведомился:

— Хорошо. Имя человека, о котором вы хотите все узнать?

Его взгляд остановился на двух девичьих силуэтах на фоне яркой витрины. Эрекция была настолько сильной, что он даже почувствовал боль.

Девочки, ничего не подозревая, продолжали о чем-то болтать и весело смеяться под яркими цветастыми зонтиками, пока из лавки не появилась папина дочка.

По всей аллее ярко горели вывески вроде «Сакс Пятая авеню» или «Лорд и портной». И люди сновали как муравьи, однако уверенность в успехе не покидала его ни на секунду. Ведь все продумано заранее, он специально припарковал свой вэн[2] рядом с ее машиной. Такая предусмотрительность должна во многом облегчить дело.

На вэне было указано, что он принадлежит какой-то канализационной компании, а сам Ломовик надел войлочную куртку и такую же шапочку, которая закрывала коротко стриженные волосы. И только узкие и короткие джинсы, из-под которых выглядывали шнурованные армейские ботинки, могли испортить всю эту маскировку под спецодежду.

Но вот девицы наконец расстались, и папина дочка направилась к стоянке, копаясь в сумочке в поисках ключей от машины. Брюки из вельвета плотно облегали ее стройные бедра, шелковистые каштановые волосы слегка растрепались.

Он следил за ней: глаза невольно сузились, зубы почти прокусили сигарету, а музыка в машине продолжала бить по ушам. Ее, конечно, можно и изнасиловать. Но дисциплина и контроль — превыше всего.

Ломовик уже успел открыть для себя новый вид религии — контроль. За короткое время он успел полюбить свою новую веру. Безумное отрочество и ранняя юность закончились в здании суда штата Колорадо, когда его обвинили сразу в шести изнасилованиях. И если бы ему не помогли в тот час, запихнув в психушку (Господи, спаси того адвоката), то сидеть бы Ломовику за решеткой ближайшие 15 лет.

Тот же, кто спас его тогда, научил Ломовика самодисциплине. И не случайно спасителя звали Контролем.

Контроль будто открыл Ломовику его самого, показав, какие возможности кроются в умении обуздать себя в нужный момент.

И всё теперь в его жизни стало одной огромной жертвой. Жертвой Контролю. Вот она, настоящая религия.

Пока девчонка подходила все ближе и ближе к своей машине, Ломовик успел соскользнуть с переднего сиденья и продвинуться к задней дверце вэна. Он бросил недокуренную сигарету прямо на металлический пол, и окурок замерцал, как метеор в ночном небе. Теперь Ломовик не отрываясь смотрел сквозь маленькое окошко фургона.

Как только девочка появилась в поле его зрения, Ломовик с силой распахнул обе дверцы. Папина дочка стояла в нескольких футах[3] от него. Она застыла, будто в шоке, и видела только, как он спрыгнул на землю, а потом поднял руку так, будто собирался схватить ее за горло.

Девчонка неуверенно хихикнула: — Как ты испугал меня!

А Ломовик быстро огляделся — нет ли свидетелей — и бросился к ней, ботинки тяжело застучали по мостовой. Девчонка только слабо вскрикнула. Ломовик схватил ее за горло, затем заткнул ладонью рот и потянул за волосы вперед и вниз. Потеряв равновесие, она упала на колени, а Ломовик быстро забросил девчонку в фургон и продолжал бороться с извивающимся телом внутри. Девчонка издавала слабые сдавленные звуки. Ломовик захлопнул дверцы и закрыл их изнутри.