Горькая брусника - Наталья Медведская

   - Оля, простите... - Я достала конфеты и кофе. - Угостите меня чашечкой кофе и давайте поговорим. Нам, кажется, есть что обсудить.

   Девушка подняла на меня заплаканные глаза.

   - Как ваша фамилия?

   - Зима.

   - Алена Зима - ваша сестра... - пробормотала медсестра и решительно добавила: - Необыкновенно красивая стерва.

   - Была, - горько усмехнулась я. - Она умерла в тот же день, когда погиб Вадим.

   - Ой, извините. - Оля закрыла рот руками.

   - Так как насчет кофе, - напомнила я.

   Медсестра ловко сгребла подношение и кивком пригласила меня в комнату рядом с медпостом.

   - Скажите, Оля, каким человеком был Вадим? - я дождалась, пока закипит чайник, девушка нальет в кружки кипяток и задала первый вопрос.

   - О покойных плохо не говорят. - Медсестра опустила голову.

   "Что-то здесь не так, - подумала я. - Она злится и скорбит одновременно. Неужели так расстроена гибелью доктора? Да и о моей сестре высказалась с неприязнью, будто ревнивица. Я смотрела на девушку и чувствовала: Оля мучается между выбором промолчать и высказать наболевшее.

   - Оля, вы уже никому не навредите, а я хочу выяснить правду, - аккуратно нажала я на нее.

   Медсестра отхлебнула горячий кофе, поморщилась, расправила складки на белоснежном накрахмаленном халатике.

   - Послушайте...

   - Настя, - подсказала я и пригубила напиток. От чашки пахло лекарствами, кофе показался мне ужасным на вкус. С трудом сделала еще один глоток и поставила чашку на стол. Еще в холле клиники я ощутила специфический запах любой больницы. Даже не знаю, как его описать: моющих средств, лекарств, йода и еще чего-то еле уловимого, но сразу заставляющего думать о боли и беде.

   - Послушайте Настя, в сгоревшей машине Вадим находился один, никакой девушки не было.

   - О-о-о, ты решила, что говорю об Алене? Нет. Она погибла в Апшеронском районе, утонула в реке. - Слова застревали у меня в горле. Неужели я смирилась и окончательно поверила в ее смерть. Все-все было не так в этой истории. - Оля, что случилось с Вадимом?

   - Он не справился с управлением, машина упала с высокого обрыва и загорелась. - Медсестра сглотнула слюну, пытаясь остановить рыдание. - Его опознали по остаткам одежды и часам. Мобильный телефон Вадима валялся неподалеку, видимо вылетел в открытое окно во время падения. На автомобиле сохранился обгоревший номерной знак, поэтому полиция быстро выяснила: кому принадлежала машина.

   - Ты не сказала, что за человек Веденин?

   - Честно ответить?

   - Желательно честно. - Я не могла поймать ее взгляд. Оля все время отводила глаза или смотрела в пол.

   Две долгие минуты она теребила пуговицы на белоснежном халате. Потом решилась:

   - Не знаю, как твоя сестра общалась с ним столько лет. Он был мерзким человеком, а я любила его и ненавидела одновременно. Я не знала, что он несвободен. Вадим умеет преподнести себя... Что говорить в свое оправдание? Потеряла голову, не хотела видеть его подлости. Только я у него оказалась не одна. Все узнала от твоей сестры. Полгода назад она пришла в клинику и высмеяла меня. Так обидно узнать, что ты всего лишь временное развлечение. Пыталась поговорить с Ведениным.

   Он отмахнулся: "У меня все бабы временные".

   Что я тогда пережила... Его смерть застала меня врасплох. Думала, все перегорело, ан нет... Так тяжело. - Оля вздохнула и на гладком лбу прорезалась морщинка. - Он не стоит того...а вот тут болит. Глупое. Глупое сердце...- Девушка дотронулась до груди.

   - Вадим гад и изменщик это я поняла, а какой он работник? - пыталась я получить от Ольги вразумительный ответ.

   - Хороший хирург, но плохой товарищ. Не брезговал капать начальству на коллег. К креслу заведующего отделением рвался, как сумасшедший. Подставил главврача, но всё делал интеллигентно с улыбочкой, не подкопаешься. Когда одну из наших медсестер привлекли за воровство наркотических лекарств, он первый потребовал ее уволить и отдать под суд. А я видела: Вадим часто шушукался с ней на лестнице, и ревновала его к ней - дура. Теперь подозреваю, он тоже замешан в краже. В общем, гнида наш Вадим Альбертович. Я себя простить не могу: все видела, но если бы поманил, побежала. - Оля не удержалась и залилась слезами.

   - Мне пора, - пробормотала я, испытывая неловкость: чувствуя себя так, будто заглянула в замочную скважину и подсмотрела чужую жизнь.

   Девушка не обратила на мои слова никакого внимания. Я поднялась и тихо вышла из комнаты.

   Только покинув здание хирургии, вдохнула полной грудью. В помещении мне казалось, что дышу безвкусным стерильным воздухом.

   Мог Веденин купить квартиру Алене? Где взял деньги? Вряд ли в больнице можно украсть много наркотиков... так мелочевка. Что же получается в итоге: Вадим сгорел, сестра утонула. Могут эти смерти, связаны между собой? Скорее всего, нет. Или все-таки да? Я размышляла, стоя на ступеньках клиники. Между деревьев мелькнула громадная обезьяноподобная фигура Джанибека. Охраняет! Невольно поискала глазами лысину Колобка. Нет. Ну, так несерьезно. Одного охранника для такой персоны как я, маловато.

***

   Я вернулась в дом, где жила Алена. Поднимаясь по лестнице, увидела: из соседней квартиры на лестничную площадку выталкивают огромный древний шкаф. Пришлось сойти вниз и ждать, когда соседи с помощью грузчиков спустят во двор это жуткое произведение столярного искусства.

   Эпопея с перемещением шкафа-чудовища затянулась. Я сбегала в магазин и купила булочку с кефиром. С этим нехитрым обедом уселась на лавочку у подъезда.

   - Ты, чья будешь? - полюбопытствовала бабуля, сидящая на соседней лавочке.

   - Зима, - представилась я любознательной старушке.

   - Лето уже, какая тебе зима, - изумилась она.

   - Зима - моя фамилия, - пояснила я собеседнице. - В квартире двенадцать живет моя сестра. "Или жила", - подумала я про себя.

   - Белобрысая вертихвостка, - сердито буркнула бабуля. - Там раньше Еремины проживали. Дед заболел и попал в больницу. У них с Митревной детей не имелось - помочь старикам было некому. Вот и продала Маша квартиру твоей сестре аферистке, чтобы собрать деньги деду на операцию. Только он все равно помер, а Маше на старости лет пришлось переехать в хутор Прикубанский. Оставшихся денег едва хватило на хату в этом богом забытом месте. Ничего отольются кошке мышкины слезки, - зло добавила пожилая женщина.

   - Уже отлились, - пробурчала я. Кефир показался мне горьким, булка застревала в горле, - она утонула в реке.

   - Ах ты, Господи! Прости меня девонька, ты ж ни при чем. Видишь, как быстро он наказал за грехи...

   - Послушайте, - возмутилась я. - Алена только купила квартиру, не она брала деньги за операцию. - Булку я засунула в пакет. Упаковку с недопитым кефиром отправила в урну.

   Бабка уставилась на меня выцветшими голубыми глазами. Ее подбородок мелко дрожал, морщинистое лицо перекосилось от гнева.

   - Не она, а ее дружок Вадим! Деда положили в отделение, где он работал. Хирург, - женщина покачала головой, - креста на нем нет. Знал, что старик умирает, но на чужое добро позарился. Оттяпал квартиру, стервец.

   Я похолодела, на душе сделалось мерзко.

   - Извините, - выдавила я из себя и поплелась в подъезд.

   Шкаф-чудовище уже громоздился возле входной двери дома, освободив мне путь наверх. Возле квартиры Алены я упала, зацепившись ногой за сдвинутый с места толстый резиновый коврик. Бедная моя голова приложилась о дверную коробку так, что искры посыпались из глаз.

   "Будет синяк", - расстроилась я и потерла ушибленный лоб.

   Нагнувшись, стала поправлять коврик. Не тут-то было! Тяжелый уродливый коврик не хотел укладываться ровно.

   "Интересно, зачем Алена приобрела такую некрасивую вещь? Ей скорее место в гараже. А-а-а, чтобы не позарились воры", - решила я.

   Приподняла коврик, проверяя, что же мешает ему лечь на место. Оказалось: под резиной сдвинулась толстая кафельная плитка. С трудом оттащив коврик в сторону, топнула по плитке. Белая пыль взметнулась из-под нее, но плитка все равно не улеглась, как положено. Приподняла кафель и ахнула: в углублении плотно один к одному лежали маленькие пакетики. Точно как показывают в кино про наркоторговцев. Я приподняла ряд пакетиков, кто-то заранее сделал в цементе углубление, получился неплохой тайник. Плитка, тяжелый коврик сверху и никто ни за что не догадается о схроне. Я осмотрела площадку на этаже, везде уложен одинаковый кафель. Соседи, перетаскивая тяжелый шкаф, немного сдвинули и кафель, и коврик. Я взяла один пакетик, зачем-то понюхала его, будто знаю, какой наркотики имеют запах. Потом аккуратно поправила пакетики, вернула плитку на место, сверху водрузила резинового монстра. Оглядываясь вокруг, как воровка, вытерла похолодевшие руки носовым платком. Послышались шаркающие шаги. Я перегнулась через перила: бабушка, говорившая со мной у подъезда, поднималась по лестнице.