Дом моей матери - Лил Миллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
11 мая 1817год.
Это был её дневник, та тетрадь, что она мне положила на стол. Хотя дневником это трудно назвать. Я сомневаюсь, что она его вела. Видимо, это всё для того, чтобы я смог понять, а так как она не говорит со мной, то это произошло именно так.
То фото, помнишь? Если ты пролистаешь книгу, то найдёшь его. Возможно, ты нашла его ещё раньше. Так вот, девушка в чёрном платье — это моя мама. На фото ей пятнадцать лет. Слева от неё — это её младшая сестра. А двое детей, что рядом — это дети этой сестры. Господи, она такая маленькая!
Натали! То, что я буду писать дальше, это не поддаётся никакому моральному укладу, и это всё очень жестоко. При других обстоятельствах я бы не позволил знать тебе об этом. Их отец, мой дед, был против этих детей. Он не мог смириться с позором в своей семье, а ведь он создал его сам! Он изнасиловал младшую дочь. Она родила двойню. Все, включая бабушку, думали, что это был неизвестный, которого долгое время искали. А бедная девочка молчала, но все же рассказала матери, после чего дед и свихнулся. Взяв обоих детей, бросил их в колодец. В тот самый колодец, в который я с детства угукал. Они умерли в нём. Их мать, бедная девочка, с горя бросилась туда же. Господи, они все погибли в этом колодце. Вот почему все обходили наш дом стороной, у мамы не было знакомых и друзей.
Отец часто пил и ему было всё равно, что говорили люди. Почему-то, я всегда помнил только его светлую сторону, но совсем забыл, каким он был жестоким. Меня обучали всему на дому, мне не было дела до того, что и кто мог говорить. Мама в своем дневнике пишет, что после того как её отец убил детей, он бежал, так его и не видел никто. А их мать свихнулась и была отправлена в клинику. Мама осталась одна, а потом вышла замуж за моего отца. В голове всё это не укладывается!
Я помню одного мужчину, пожилого, он пытался со мной заговорить, но мама его прогнала. Потом я видел его ещё несколько раз, и он пропал. Оказывается, это был мой дед. Она убила его, ударив обухом топора по голове. И похоронила за домом в яблоневой роще. Я был там. Да, действительно там кто-то есть. Теперь, мне кажется, что я узнаю этот молчаливый взгляд и касание.
12 мая. 1817 год.
Не знаю, как долго я смогу находиться тут взаперти, теперь ещё и зная всё это. Вокруг этого дома зло, и оно кружит годами, а я в эпицентре всего этого. Она хотела меня защитить, думая, что он причинит мне боль или убьёт меня, и взяла грех на душу. Бедная мама, сколько же она пережила! Как же я мог оставить её одну! Если бы я всё это знал, возможно, относился бы к ней по-другому. Конечно же, я не одобрил бы убийство деда. Но хотя бы попытался понять её и простить. Хотя, за что мне её прощать, ведь она ни в чём не виновата. Я не могу больше ни о чём думать, кроме как о том, в каком ужасном месте я рос и как я оставался в неведенье.
13 мая. 1817 год.
Руки отказываются писать, ничего не хочу и не могу делать. Хочется только спать. Ни на что не обращаю внимания. Появилось новое занятие, назову его так. Новое занятие, видимо, не только для меня, но и с моим появлением тут, для всех остальных, особенно для деда, который свихнувшийся так и бегает по дому. Да, именно дед. Он кричит на мать, я не понимаю, о чём он кричит, не могу разобрать слова. Теперь я понимаю, почему она заперла дверь. Он стучался в дверь, пару раз ударил топором, и мне кажется, что заглядывал через щёлку посмотреть на меня. Я нахожусь в полуобморочном состоянии, я ничего не понимаю. Мне кажется, они так и кричат там друг на друга, но я уже ничего не слышу.
Как же болит голова, хочется только спать. Как я могу всё это терпеть. Когда же всё это закончится?!
16 мая. 1817 год.
Прости меня, родная, за всё то, что я сделал. Я не хотел причинить тебе боли. Прости меня!
Я надеюсь, ты веришь мне и понимаешь, через что мне пришлось пройти. Полгода я живу в аду. Это ад! Теперь эти крики, я то слышу, то нет. Мои уши глохнут, голова трещит. Я слышу, как по дому летают предметы и бьются о стены. А за окном всё тот же белый туман, калитка и почтовый ящик. Больше ничего не видно моему взору. Когда я начинал писать, думал что сил моих хватит на больше. Я привык ко всем тем странностям, что были. Первые три месяца были раем, несмотря на часто наступающую тьму. Потом становилось всё хуже, стали появляться новые существа или что это, не знаю даже, как их назвать. Сначала это безликий, который терроризировал меня. Теперь дед, который то и дело бьёт топором о дверь. А у неё есть чудесное свойство — восстанавливаться. И каждый день одно и то же!
Я не верю своим глазам, я не верю своим ушам. Вот что я ещё заметил, здесь всегда пахло серой. Либо мне это чудится только сейчас, либо я со страху не чувствовал до этого. Где-то читал, что серой пахнет, когда мёртвые рядом. Меня постоянно знобит, я лежу под несколькими слоями одеял.
Моя милая Натали, я не знаю, где я и что со мной. Видимо, я тут останусь навечно. В чём мой грех, я так и не понял. Думаю лишь о том, что зря меня не было рядом, когда мама была жива. Ты была права, нужно было перевести её к нам, чтобы она жила с нами. Возможно, сейчас она была бы жива, а я был бы рядом с тобою. Я вижу и чувствую, что она защищает меня от всего этого. Но что мне от этого,
