Искатель. 2009. Выпуск №06 - Андрей Пасхин

Когда процессия скрылась в комнате, человек в черном поднял голову.

Красные глазные яблоки без зрачков, наполовину выкатившиеся из пустого гладкого черепа, вперились в Виктора. Человек взял железными пальцами Витька за плечо, повернул в сторону комнаты и толкнул вперед. Кукушка прокуковала последний раз.

Комната была обставлена так же, как видел во сне Боря. Только в ее центре высился небольшой помост. Прямо над ним с крюка для люстры свешивалась толстая веревочная петля. За столом сидела Анастасия в белом хитоне и черном плаще. Сопровождающий Витька, оставив того рядом с помостом, подошел к ней и сел рядом. Двое других встали по бокам стола. Остальные сели на стулья. Анастасия подняла голову. Ее беспощадный холодный взгляд полностью парализовал Виктора.

— Обычно мы не решаем дел по ответственности душ коллегиально. Но здесь особый случай. Эта душа, несмотря на многочисленные воплощения и базовые направления, деградирует. Мы должны решить, стоит ли продолжать воспитывать ее дальше или она должна уступить свое место другой и быть уничтожена.

Анастасия подняла руку, и на портьере, закрывающей окна, понеслись объемные и живые изображения фрагментов преступлений, совершенных носителями души Виктора во всех его предыдущих воплощениях на Земле. Вскоре Анастасия остановила показ.

Кажется, вполне достаточно для приговора. Решайте, — она обвела всех взглядом.

— Да воздастся! — прошептал отец Вики.

— Да воздастся! — повторили ее мать и милиционер.

— Да воздастся! — прохрипела Вика.

Эти же слова поочередно произнесли люди в черном.

— Да воздастся! — властно заключила Анастасия и, поставив на стол небольшой черный ящичек, указала пальцем на приговоренного. — Исполняйте.

Двое в черном схватили его под мышки, поставили на помост и вдели голову в петлю. Витёк был совершенно голым. Его бледная кожа стала гусиной и подергивалась. Жидкие волосы слиплись от пота и падали на глаза. Озноб сотрясал тело. Сосед Анастасии встал из-за стола. В руке у него блеснул серповидный нож. Он взошел на помост и молниеносным движением перерезал Витьку горло. Кровь хлынула на помост. Еще одно движение Анастасии рукой — и его тело взвилось в петле к потолку.

Через несколько мгновений труп стал оседать, вытягиваться; оставшиеся неперерезанными мышцы шеи рвались под тяжестью тела, и оно зависло на одном позвоночном столбе. В этот момент над телом взметнулось небольшое серое облачко, но, не успев отлететь вверх, было притянуто черным ящичком, который Анастасия захлопнула. Проделав над ним особые пассы, она бросила его на помост. Ящичек вспыхнул черным пламенем и исчез. Тут же тело казненного, не выдержав своего веса, разорвало позвоночник и с шумом упало. Оторванная голова с грохотом ударилась о помост, скатилась с него и поскакала по полу. Около подоконника она еще раз как-то отчаянно подпрыгнула и исчезла за расступившимися портьерами.

Безголовое тело положили в гроб, и вся процессия вместе с ним вылетела в окно.

Прошла неделя. В квартире никто не вспоминал о Викторе, как будто его никогда и не было. Не сговариваясь, все придерживались обета молчания по поводу таинственного исчезновения Анастасии. Я продолжал ходить в школу, родители на работу, а Мальвина стала чаще разъезжать по коридору в своей коляске. Опечатанной комнатой пока никто не интересовался. В квартире стало спокойней. Лишь Верка стала чаще приносить домой водку. Напившись, вместе с дочерью они голосили жалостливые блатные песни, потом ссорились и обвиняли друг друга, Кныша и весь мир в своей загубленной жизни. Порой дрались и били посуду. О планах на освободившуюся комнату они забыли. Словом, жизнь в квартире текла своим чередом.

Этого нельзя было сказать о начальнике райжилотдела. Феклистов Федор Гаврилович внезапно загрустил. И было отчего. Начать с того, что от него ушла жена. Вот так, ни с того ни с сего. Собрала свои платьишки в чемодан, забрала сына и ушла к матери. На просьбы и даже мольбы мужа вернуться она не реагировала. Ответ был всегда один: «Не хочу жить с махинатором и подлецом». Это он-то махинатор! Он, который всю жизнь, где по крупице, а где по большому зернышку, как заботливый петух, собирал рублики и все до единого приносил домой, потому что не пил, не курил и не имел почти никого на стороне. И вот благодарность.

Затем каждый раз, когда он приходил на работу и уходил домой, к нему стал приставать на улице оборванный, грязный пацан в тельняшке, который на всю улицу кричал: «Феклистов, пожалей нас с маманей, продай пустую комнату, нам жить негде». Петр Гаврилович сначала делал вид, что не обращает на паренька внимания, хотя нервничал и холодел при его криках. Затем, вооружившись тяжелой тростью, старался ударить пацана, когда никого не было поблизости, но тот ловко уворачивался и еще сильнее кричал: «За что, буржуй, пролетария калечишь? Продай комнату, я тебе мильон дам».

А тут как-то вышел Федор Гаврилович с работы, а на улице его поджидал уже десяток оборванных подростков. Они протягивали к нему грязные руки и кричали на все лады: «Продай комнату, Феклистов», «Другим продаешь, а нам не хочешь», «Мы тебе хорошо заплатим, Феклистов». Останавливались прохожие. Вскоре их собралась целая толпа. Подошел милиционер. Обещал разобраться и разогнал пацанов. Толпа погудела и рассосалась.

На улице недалеко от работы к нему как-то пристала нищенка. Феклистов занервничал, ускорил шаг, затем в панике побежал к спасительному подъезду. Старуха за ним и, стараясь ухватить за рукав, визгливо кричала: «Ирод ты, Феклистов, как есть Ирод. Сколько людей ты погубил, сколько судеб искалечил, скольких в гроб извел. У хороших и слабых отбирал, плохим да богатым отдавал. И все деньги, деньги, ненасытная твоя утроба. Погоди, и на тебя найдется управа».

Она грозила ему костлявым кулачком. Феклистов побежал, уже не оглядываясь, и скрылся в подъезде. Не успел прийти в себя, как в кабинет зашла секретарша и растерянно доложила:

— Тут к вам, Федор Гаврилович, какие-то Цыганки приходили, целая орава с детьми. Они бумагу оставили и пакет с деньгами, сказали за квартиру, которую вы им обещали.

— Прочь, прочь! Вы что, сговорились все? Ничего я никому не обещал.

Феклистов оттолкнул секретаршу и сел за стол.

— Мне, Федор Гаврилович, чужих денег не надо, я женщина честная. Сказано было вам передать, я и передаю, а вы уж как знаете.

Она положила на стол бумагу и пакет и с оскорбленным видом направилась к двери.

— Подождите, Зоя Ивановна, подождите. Присядьте. Здесь дело нечисто.