Ничья - Александра Лимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да я сорвал куш… — большим пальцем оглаживая мне угол нижней челюсти, с упоением глядя на меня и чертовски искушающе медленно облизнул свои губы. У кого-то в горле пересохло сильнее чем у меня.
— Сдача оружия произведена, пустите на судно. — Улыбнулась, сжав его ягодицу ногтями, прежде чем неторопливо изъять руку из его кармана.
— Один вопрос, — чуть сжал мой подбородок, когда я только начала движение, чтобы отстраниться. Понизив голос, дьявольски полуулыбаясь, спросил то, что вызвало почти головокружение, — насколько грубо могу взять?
Пульс давно превысил отметку нормы. Глядя в его глаза, стоя так близко, в его руках, аромате, вроде минимальных прикосновениях, и считывая выражение его глаз, мое сознание погружалось в сумеречное состояние. Заторможено в рациональности и абсолютно расторможенно в другом… ибо он был заведен. В карих глазах уже не просто поволока, а почти дым пожарища, что сейчас горячо целовал остовы и моего разума.
— А насколько хочется? — привстав на цыпочки и приблизившись к нему, шепнула на ухо, ощущая, что базис осознания текущей реальности почти уже сожран пламенем, что метался внутри и бился горячим требованием здесь и сейчас опуститься на корточки и расстегнуть его ремень, чтобы сделать то, что ярко вспыхивает в мыслях.
— А догадайся, — улыбаясь, обжигающе, хрипло, низко и тоже на ухо, когда взял пальцами мою кисть и прислонил ладонью к своему паху. К выраженной эрекции.
— Без свидетелей, — впервые напряглась я, оглядываясь на группу мужчин, немало впечатленных развратной вакханалией. Вон двое уже телефоны достали.
Беззвучно фыркнул и потянул меня за кисть в сторону темного провала салона. Села, а скорее упала. Взглянула на Марка, прикрывшего глаза и протяжно выдыхающего, когда закрывал опускающуюся дверь. Глухой щелчок. Секунду стоял недвижно, удерживая руку на крыше. Пауза, необходимая обоим, чтобы попытаться унять то, что уже бесконтрольно… С трудом свела ноги и тут же расслабила, поскольку возбуждение стремительно усилилось, когда он обошел машину и сел за руль. Я понимала, почему не смотрит на меня и тоже стремясь отвлечься, вслушивалась в утробный, низкий рокот мотора, проснувшегося, когда Марком с кнопки запуска была откинута защита. Единственная алая деталь в необычно черном автомобиле с черным салоном. У владельца тоже была единственно алая деталь во внешнем виде.
Марк щелкнул клавишей на широкой консоли между сидениями, выставив режим на самый оптимальный для города. Заложив руку за подголовник моего кресла, глядя по зеркалам и сквозь слабый тонер окон, сдал назад на узком одностороннем проезде.
Голодный низкий рокот, будоражащий сознание тем, что скрыто там, за этим мелодичным рычанием. Низкая посадка автомобиля, коя необходима для мощного рывка и запредельно стремительного движения. Строгость цвета и скупые движения, как владельца, так и послушно плавно выкатывающегося с парковки автомобиля — скрываемая роскошь возможностей.
В принципе, понятно, почему Авентадор.
Некомфортно тесный, низкий настолько, что ощущаешь себя будто на картинге, но его брали ради совершенно другого: своеобразность в понятиях красоты, вызов бури эмоций от возможностей даже в оптимальном режиме для среднестатистической мегаполисной обстановки, однозначно впечатляющий и точно не оставляющий равнодушным. Да, это автомобиль выходного дня, но есть те, у которых выход за пределы собственного комфорта ради эмоций и мало кому понятных целей, да и просто ради разнообразия, — неотъемлемая часть их личности. Рисковый… Так сказал Марк, переведя все в иронию. Вероятно, он тот случай, когда в каждой шутке только доля шутки.
Жест перекладывания его ладони с моего подголовника на мое бедро очень естественен. Там не было никакой демонстративности и заявления. Просто, плавно, расслабленно. Естественно.
Мы выезжали на Пулковское шоссе, когда мультимедиа осознала подключенный телефон Марка и разразилась громким Нон-стопом Рефлекса в ремиксованной Стоункатом версии.*
На пьянящем «музыка громче…» потянулась к консоли и прибавила громкость на максимум, вжимаясь в ковш не столько от резкой скорости, разбавляющей стремительными перестраиваниями массу безликих автомобилей, сколько от ощущений нажима ладони Марка, ушедшего пальцами на середину бедра, когда он вел одной рукой с шахматной точностью воплощение резвости и силы к левой крайней полосе, к развороту в сторону, обратную от попутного направления шоссе. Встал за вторым автомобилем в очереди на разворот и перевел дурманящий бархат глаз с поволокой на свои пальцы. На моей ноге, когда я, плавно покачивалась в такт битов, неслышно вторила словам трека.
Немного сжал кожу внутренней стороны бедра, заставив на секунду забыться в нонстопе ощущений, огнем скручивающего в единую спираль и мысли и эмоции… Поднял взгляд от своих пальцев, уже скрытых подолом платья на меня. Глаза в глаза в полумраке салона, когда аудиосистему разрывало то, что вроде по памяти срывалось с губ обоих, а вроде и кипело в крови бескомпромиссным требованием, давно ускорившими сердцебиение, дыхание, вихрь неудачных, да и ненужных попыток понять…
Марк тронул машину вперед, когда одна повернула, но Ламба так и не доехала до участка для разворота. Потому что я, в тот момент, когда он тронул машину, немного развела ноги, провокационно усмехнувшись.
Его взгляд потемнел.
Резко остановил машину, резко подался ко мне. Поцелуй сильный, глубокий, грубый. Безумный, жаркий, задыхающийся от огня в крови, в разуме, в душе. Запустила ладони в его волосы, придвигаясь ближе и ощущая как его пальцы с нажимом идут по коже внутренней поверхности бедра. Идут выше. Стремительно.
Язык с нажимом по языку, когда на перепонки бьет «делай, что хочешь». И я забывалась, разворачиваясь на сидении, упираясь правым коленом в обитую кожей панель, чтобы его рука могла двигаться свободнее. Чтобы сойти с ума от яркости удовольствия в теле, когда он коснулся пальцами самой чувствительной сейчас точки и, усмехнувшись в мои мгновенно пересохшие губы, в следующий миг резко запустил палец внутрь, неглубоко и сразу вперед, одновременно второй рукой сжав грудь, заставив вздрогнуть и неконтролируемо выгнувшись на сидении, подавиться собственным стоном, порожденным адом, запущенном им внутри меня.
Низ живота разносило от его ритма, заставляющего задыхаться в рваных, почти до боли кусающих поцелуях, вынуждая захлебываться воздухом под сотрясающими, обжигающими сознание импульсами от его касаний, от его губ на шее, от его пальцев, стискивающих грудь, от него самого. Исходящего страстью, распаленного, напористого. И в голове вместе с рвущими перепонки музыкой долбилась мысль, что я хочу возвести все это в нем в абсолют.
Неверной рукой потянулась к его
