Время перемен (ЛП) - Эшли Кристен

— Думаешь..? Поэтому он всегда такой..? — Мой взгляд стал ошеломленным, я слегка покачала головой, а затем прошептала: — Святое дерьмо. Лонни на меня запал.

— Наверное, мне не стоило об этом говорить, — заметил он, и я снова сосредоточилась на нем.

— Нет. Нет. Наоборот. Ты однозначно должен был сказать об этом.

Я отпустила его и подняла руку, чтобы убрать волосы с лица, в полной панике от услышанного, но стараясь это скрыть, и заметила, как он следит за движением моей руки.

А затем, когда я опустила руку, он продолжал смотреть на мои волосы.

— И что же мне теперь делать? – выдохнула я, желая, чтобы это прозвучало тихо, но получилось громко.

Он полностью развернулся ко мне и шагнул ближе, и это движение отдалось во всем моем теле, потому что от его близости я почувствовала, как мои глаза расширились, а сердце забилось быстрее.

— Он тебе не нравится. От тебя не исходит никаких сигналов, кроме того, что он твой парень в том смысле, что он твой друг. Он продолжит получать эти сигналы, и, в конце концов, разберется с этим дерьмом.

Я наклонилась к нему и прошептала, в таком потрясении, что это также прозвучало громко:

— Мы знаем друг друга со средней школы.

Он ухмыльнулся.

Я растворилась в этой ухмылке, будто она была желанным пунктом назначения, что было абсолютной правдой.

Затем он заговорил:

— И как давно это было? Ты что, закончила школу в прошлом году?

Ой.

Это меня задело.

Либо я выглядела молодо, либо вела себя так, и, когда тебе двадцать три, и ты сама прокладываешь себе дорогу в этом мире — ни то, ни другое не было хорошо.

Конечно, пока у меня все выходило плохо.

Но у меня был план.

Я не знала, сколько лет ему, но чувствовала, что он явно старше Лонни, которому было двадцать пять.

Я бы дала Тони минимум двадцать шесть, максимум — тридцать.

А в двадцать три это было то же самое, как если бы мне было пятнадцать, а ему восемнадцать.

Или мне семнадцать, а ему двадцать.

Другими словами — целая пропасть.

В основном я все еще оставалась ребенком, независимо от того, что сама прокладывала себе жизненный путь (хотя и с трудом).

А он уже прошел через него.

Когда вам исполняется двадцать пять, значит, вы попадаете во взрослую зону, и разница в возрасте может быть какой угодно.

Но сейчас для него я все еще была ребенком.

Я покачнулась на пятках и снова посмотрела на его плечо.

— Нет, примерно пять лет назад.

— Целых пять?

Это прозвучало как поддразнивание, так что я решилась взглянуть на него, увидев, судя по блеску в его глазах, что так оно и было.

И это ужасно ему шло. Он выглядел потрясающе.

И все же, он задел меня за живое.

— Я собираюсь работать в розничной торговле, — сказала я, и его голова слегка дернулась от неожиданности, когда я сменила тему. Это не остановило меня, и я продолжила: — И буду пробиваться своим путем.

— Круто, — медленно произнес он. — А чем занимаешься сейчас?

— Работаю в «Сип энд Сейф».

Я произнесла это с гордостью, потому что это была работа. И мне за нее платили. Я проработала там (в кои-то веки в одном и том же месте) уже некоторое время. Я не опаздывала. Не отпрашивалась. Выполняла свою скучную и лакейскую работу, но это означало, что у меня есть чем заплатить за квартиру и еду на столе, а то и другое имело значение.

Но все равно я увидела, как он опустил глаза.

Именно так мои родители реагировали на то, что я работаю в круглосуточном магазине.

— На прошлой неделе от нас ушел менеджер, так что помощника менеджера повысят, а затем меня повысят до помощника менеджера, а я проработала там восемь месяцев. Это гарантия лояльности. Я задержусь ненадолго, получу опыт в управлении, смогу устроиться на работу в торговый центр и начать претворять свой план в жизнь.

— Хорошо иметь цели.

Это не было сказано пренебрежительно.

Но я все равно посчитала это пренебрежением.

— У меня был другой выбор — стать президентом, но политики всегда носят красное, а в красном я выгляжу дерьмово, — парировала я, готовясь ускользнуть от него, сказав «пока».

— Кэди, — позвал он, остановив меня прежде, чем я успела что-то сделать, и я снова посмотрела на него. — Я говорил совершенно серьезно. Хорошо иметь цели.

Мне хотелось знать, каковы его цели — находиться в этом доме, пить пиво из того бочонка, являться кем-то, кого Лонни очень хотел видеть, быть знакомым Ларса.

Я не спросила.

Я сказала:

— Мне надо уходить.

Что мне и следовало сделать. Подальше от него и его связи с Ларсом. Подальше от Лонни и того, что Тони рассказал мне о нем. Подальше от Марии, которая давит на меня, чтобы я напилась, и у меня не было бы другого выбора, кроме как отыскать в этом грязном доме какое-нибудь место, куда бы я могла рухнуть и отоспаться.

Подальше от всего того, что доказывало правоту родителей.

Что Лонни и Мария вовсе не такие классные друзья, какими я их себе представляла, больше нет. Что вступая в мир, который в лучшем случае пугал меня, цели Лонни были весьма подозрительными, а у Марии не было никаких целей, кроме как хорошо провести время или найти себе приключение и окунуться в него с головой.

Все весело и забавно, когда тебе не нужно платить за квартиру и еду, и мы знатно развлеклись.

Но, в конце концов, всем придется взрослеть.

Даже Лонни и Марии.

И мне тоже.

Так что мне не нужно связываться с таким парнем, как Тони (не то чтобы он хотел связаться со мной). Мне нужно доказать родителям, что они ошибаются.

Поэтому я работала в круглосуточном магазине и жила в дерьмовой однокомнатной квартирке, где спала практически в душе, такой крохотной она была (там даже не было ванны), но она принадлежала мне. Я работала, чтобы платить за квартиру. Добровольно соглашалась на сверхурочную работу всякий раз, когда выпадала возможность (а это случалось часто), чтобы заработать немного больше, уволиться и иметь более хорошую должность, более хорошую машину, более хорошие вещи.

У меня был план.

У меня были цели.

И такой парень, как Тони, вероятно, сорвал бы эти цели, потому что я знала, просто глядя в эти глаза, в это лицо, на это тело, я забуду о решимости доказать, что родители неправы, и еще глубже соскользну в отрицание, в котором жила с Марией и Лонни, только чтобы остаться с ним.

И вовсе не потому, что он такой горячий.

Не потому, что мне нравилось, как он двигался, и был из тех парней, с кем нельзя связываться.

А все потому, что, когда я назвала Лонни козлом, он поддержал меня.

Я не часто видела такое среди знакомых парней и их цыпочек.

И это было безумно потрясающе.

— Наверное, это хорошая идея. Пока тебя не было, всюду стали раздавать желе, так что думаю, пройдет минут пятнадцать, прежде чем задний двор превратится в то место, где такая девушка, как ты, не хотела бы оказаться.

Поняв, что он считает меня не такой девушкой, я мысленно сделала шаг в сторону от здравого смысла и самой себя и скользнула ближе к отрицанию.

Но я сказала, что мне нужно идти, а он, вероятно, пришел, чтобы сходить в туалет, так что я буду выглядеть идиоткой, если не уйду.

— Вот именно, как раз вовремя, — ответила я.

— Да, — согласился он.

— Еще увидимся? — спросила я, довольная собой, что это прозвучало скорее любопытно, чем обнадеживающе.

— Не уверен, — ответил он, вселяя в меня еще большую надежду, чем нужно, и только поэтому я решила воспринимать его «не уверен», как «не уверен, что останется в этой компании». — Возможно.

— Ох, — пробормотала я.

— Ох. — Он ухмыльнулся и распорядился: — Иди, Кэди. Хорошей дороги. Ты в состоянии вести машину?

Да, и впервые за вечер я пожалела об этом.

Но мне очень понравилось, что он об этом спросил.

Я молча кивнула.

— Хорошо. Ладно. Пока, — сказал он, отворачиваясь от меня, небрежно махнув рукой на прощание, и поплелся по пустому коридору, словно расчищая путь для какой-то знаменитости.