Старое предание (Роман из жизни IX века) - Юзеф Крашевский

Виш молча слушал. Сыновья его и слуги отошли к очагу, вглубь горницы, и похвалялись друг перед другом подарками. Женщины шептались, скрывшись в боковушке. Одна только дочь хозяина, красавица Дива, с любопытством выглядывала из полуоткрытых дверей.

Старики беседовали не спеша, все внимательно их слушали.

— А если так тяжело это и опасно, — говорил хозяин, — зачем же вы пускаетесь в странствия? Разве нет у вас своей хаты и поля?

Хенго нахмурил брови.

— Зачем вы ходите на охоту, хоть и можете встретить дикого зверя? Человек родится для своей жизни, и изменить её не в его силах. И не так он богатства ищет, как своей судьбы, которая гонит его в странствия по свету.

Нередко целые народы вдруг уходили с востока… с насиженных мест на новые, а разве там у них мало было земли? Так и мне дух мой велит скитаться.

— А много вы поездили по свету на своём веку? — спросил Виш.

Хенго усмехнулся.

— Так много, что я уж не помню, из скольких рек пил воду, сколько гор перевалил… видел два моря… а языков слышал столько, что и не счесть… а людей разных…

— А ведь больше всего на свете, почитай, наших народов, — заметил старик. — Мы, поляне, можем сговориться и с теми, что живут на Одере и на Лабе, и с поморянами[9], и с осевшими на острове ранами[10], с сербами и хорватами[11], и с моравами[12] — вплоть до самого Дуная… и дальше. Как тут счесть… нас — как звёзд на небе.

— Гм! — буркнул Хенго. — Нас тоже немало.

— А земли хватает на всех, — докончил Виш. — У каждого дома есть всё, что ему нужно: мать-земля под ногами, солнышко над головой, вода в ручье и хлеб в руках.

Хенго молча слушал.

— Так-то оно так, — наконец, отозвался он, — но одни нападают на других — и с голоду, и от жадности, и чтоб получить невольников, у кого их мало.

— Так делают у вас, — прервал его старик, — а мы войн не хотим и не любим. Боги наши, так же как и мы, любят мир.

Немец поморщился.

— Кто вам тут что сделает? — проворчал он. — Страна у вас широкая, раздолье — войти-то легко, а выйти — трудно.

— Теперь и мы, — сказал Виш, — научились у вас обороняться и воевать, а прежде не умели. Правда, там, на западе, духи ваши куют лучшее оружие, но и наш старый камень и палица тоже не дадут себя в обиду.

— Мы давно забыли о камне, — заметил Хенго. — Старые молоты схоронили в могилах, и сейчас их уже почти не видно. Камень не нужен, когда легко достать металл, а наши пещерные человечки все больше его добывают.

— Нам тоже его много привозят — и с моря и с суши — с разных сторон, — продолжал Виш, — однако детей мы учим почитать камень, ибо пращурам нашим показали, как его обрабатывать, первые боги. И каждому мы кладём в могилу каменный молот — секиру божью, дабы ею мог он засвидетельствовать пред богами, кто он и откуда родом. Иначе его бы не узнали. И так будет во веки веков и у детей и у внуков наших.

Хенго слушал с любопытством. Вдруг старик поднялся с лавки и протянул руку к полке, висевшей над дежой с тестом, где лежали в ряд каменные молоты и секиры, насаженные на деревянные рукояти и накрепко перевязанные. Он снял несколько молотов и стал их показывать немцу.

— От отцов и прадедов они нам достались в наследство, ими били жертвы богам, разбивали головы врагам и рога обламывали зверям. Не будь камня, не было бы человека и жизни на земле. Из камня вышел человек и камнем был жив. Из камня высекли первый огонь, и камень смолол зёрна в муку, — да будет он благословен. Ваш металл ест вода, и воздух, и земля, а камень бессмертен, и его ничто не пожирает.

С этими словами он благоговейно положил молоты обратно на полку.

Пока они беседовали, у очага суетились прислужницы, разжигая огонь. Из открытой двери боковушки за ними присматривала Яга. Хозяйничали с ними и снохи и дочь Виша, одна только Дива стояла в своём веночке поодаль и, скрестив руки на груди, наблюдала, как они хлопочут. Она была самая красивая и любимая в семье и пела прекрасные песни. Мать ей рассказывала занятные сказки, отец — старинные предания. Все знали, что её навещают духи и во сне нашёптывают о том, что неведомо было никому — ни матери, ни отцу, ни братьям, ни сёстрам. Кто хотел узнать будущее, приходил к ней, а она посмотрит, подумает — и скажет. А песни рождались у неё, как весной цветы у ручья. Когда на перекрёстках или у священных источников приносили жертвы богам, никто не умел распорядиться, как она, и все её почитали, а из молодёжи ни один не осмеливался дерзко взглянуть на неё. Все знали, что она была любимой избранницей духов. Оттого, когда сестра её и невестки боялись одни идти в лес, где витали духи, подымаясь над озёрами и ручьями, над холмами и над оврагами, — Дива смело шла, уверенная, что с ней ничего худого не случится и что невидимая рука отведёт зверя и оборотня и не подпустит к ней змея или дракона.

В очаге варились и пеклись яства к ужину, ради гостя более обильному, чем в обычные дни. На вертеле жарился козий окорок, в большом горшке варилась говядина с кашей. Яга уже заранее велела нацедить в бочонок пива, гостям. В доме чувствовался достаток: вволю было молока, сыра, дичи, лепёшек и хлеба.

Все это поставили на стол, а Виш, слегка поклонившись, пригласил гостя и сам сел на угол — своё обычное место. Ниже на лавках уселись сыновья, ещё ниже работники.

Женщинам не полагалось сидеть с мужчинами, и они прислуживали за столом. Все молча принялись за мясо, разрывая его пальцами, только Хенго достал ножик, висевший на ремешке, и нарезал себе мясо кусками. Хозяева дивились чужому обычаю: сами они, кроме хлеба, все разрывали и ели руками. Перед всеми расставили кружки и ковшики с водой, пивом и мёдом. Виш плеснул несколько капель на пол… Проголодавшийся путник пил и ел до отвала и не скоро вспомнил, что оставил во дворе при лошадях голодного мальчика. Спохватившись, наконец, он шепнул что-то на ухо старому Вишу, тот кивнул головой.

— Ешьте спокойно, — сказал он, — о нем не забудут; у нас в обычае заботиться не только о господине, но и о слугах, а если б у вас были с собой собаки, то и они бы не остались голодными. Хоть и звери они и боги лишили их речи, а кто знает, что кроется в них? Понимают же они нашу речь, при жизни охраняют, а после смерти тоскуют по нам.

Говоря это, он посматривал на своих собак; едва почуяв трапезу, они вырвались из сарая, куда их заперли, и, проскользнув в горницу, глодали кости, которые им бросали под стол.

Солнце уже садилось, когда Виш, наевшись и напившись, встал из-за стола, а за ним, освобождая место для женщин, поднялись остальные. Поднялся и Хенго и вышел с хозяином во двор.

Старик, опираясь на посох, подождал, пока немец сложил свои тюки под навес, так как завтра чуть свет он отправлялся в путь, а потом повёл его к реке.

Они снова уселись на те же камни на берегу. В ивняке заливались соловьи, над водой беспокойно кружились крикливые чайки, в лесу что-то раздельно считала кукушка, а вдалеке, на болоте, словно страж на часах, изредка окликала кого-то выпь. В нескольких шагах от них два аиста, поглядывая на своё гнездо на крыше, совершали вечернюю прогулку, мимоходом глотая перепуганных лягушек…

III

С минуту помолчав, Виш взглянул на немца.

— Сюда вы благополучно добрались, а дальше куда думаете?

— Куда? — медленно, словно не желая выдавать свои намерения, повторил Хенго. — Куда? Да я и сам ещё хорошо не знаю. Вам тут со своими раздолье, живёте господами… Первый раз я ненароком забрёл к вам, так уж притащился и сейчас. А дальше дремучий лес, идти за реку — легко заплутать, да наткнёшься на лихих людей, что и живым не выпустят. Таскаться тут по каким попало лачугам я не стану: толку от этого мало, но… помнится, неподалёку была вотчина вашего князя… Где-то тут над озером его терем… Если он недалеко, я бы направился туда.

Виш сдвинул седые брови и молча показал рукой вправо.

— Есть тут князь, как же… в городище живёт, над озером, до него за день, а то и скорей легко можно добраться. Князь! Князь! — повторил он с горечью. — Этот князь уже домогается прав на всю нашу землю, по всем дебрям охотится и вместе со своими ратниками творит что вздумается… Лютый человек, к нему в лапы попасть — всё равно, что в пасть голодному волку… Ну, да и на волков люди находят управу.

Немец промолчал.

— Ваш ведь это князь, не чужой, — наконец, сказал он, — народу нужен глава и вождь, а то… что он станет делать, если нападёт враг?

— Да хранят нас от этого боги! — воскликнул старец. — Мы знаем одно: покуда мир, до тех пор у нас и воля. Придёт война — и за нею следом неволя. А кому от войны корысть? Не нам, а князю нашему и его холопам. У нас враг сожжёт хаты, угонит скот, а они невольников и добычу захватят себе. Дети наши погибнут, а кто падёт на войне, тому и курган не насыплют, а слетятся вороны и расклюют его тело… Он вздохнул.