Громовая жемчужина - Анна Гурова

Обычным паломникам, которые чувствуют себя героями-покорителями вершин, преодолев ступенчатую горную тропу, покажут только внешний двор монастыря и главный храм с лазоревыми колоннами, с многоярусной крышей под золоченой черепицей. Там вход охраняют раскрашенные демоны-стражи с огненными мечами, в алтаре, за тридцатью тремя рядами свечей, стоят верховные боги Небесной Иерархии в парчовых нарядах. Богослужения проходят там только по большим праздникам.

Если гость – монах из другого монастыря, или мирянин, прибывший по делу храма, или курьер из Небесного Города, его пустят за стену, во второй двор. Там – маленькая гостиница, кельи тех монахов, которые заняты делами хозяйства и управления, а дальше – мастерские, кладовые, и прочие постройки, без которых даже в монастыре не обойтись. Дальше – второй храм. В нем нет ни лазури, ни позолоты, ни раскрашенных статуй, только темное резное дерево и полированный камень. Зато там хранятся свитки и таблички – мудрость и память Каменной Иголки, – а службы идут пять раз в день, поддерживая связь с невидимым.

Дальше, за вторую стену, не пустят уже никого из гостей. Да там, в общем, и смотреть на что. Просто маленький ухоженный сад над бездной. Оттуда ведут дорожки в скиты. Одни – шириной в шаг по скалистому гребню, другие – перекинутые через пропасть мостки, а третьи – и вовсе две натянутые веревки (по одной идти, за другую цепляться). В скиты позволено ходить только настоятелю; остальным монахам – по приглашению отшельников. Скиты-то и есть истинное средоточие Каменной Иголки, ее тайные духовные мастерские.

Есть и третья стена. Но она невидимая. Мало кто из монахов о ней знает, а ходят за нее вообще единицы. Трудно за нее попасть, а вернуться еще труднее.

Киму, впрочем, о третьей стене знать было еще не положено.

Келья, где жили Ким с наставником, – крошечный глиняный домик под черепичной крышей, – прилепилась к каменному утесу, который поднимался, словно остров, над розоватым маревом утреннего тумана. В прозрачно– голубом небе плыла огромным имперским парусником снежная вершина Иголки, снизу, из долины, тянулись к небу кроны сосен. Издалека доносился приглушенный звук гонга – в монастыре уже начиналось время утренней службы. Ким, накрывшись вытертой волчьей шкурой, крепко спал. Казалось, едва успел сомкнуть веки, как из-за двери раздался скрипучий старческий голос:

– Вы на него посмотрите – спит среди бела дня!

Ким, делая вид, что не слышит, свернулся клубочком. Отшельник выделил ему от щедрот две шкуры волков, скончавшихся от парши, наверно, еще во времена Желтого Государя. Нижняя шкура до того истерлась, что через нее кололись сосновые ветки, служившие матрасом. Каждый раз Киму казалось, что никаким силам не вытащить его из постели. Но стоило появиться маленькому старикашке с большой палкой…

– Жабы не кормлены, а он валяется! А ну-ка вставай!

По келье ядовитой волной распространилась вонь зелий. Эх, знали бы добрые люди, которые золотом платят за чудодейственные средства старого монаха, из чего он их готовит!

Преподобный Чумон напоминал Киму идолище, какие ставили на его родине у околицы, чтобы отпугивать злых духов: слегка обтесанный деревянный столб и страшная рожа наверху. Тощие кости, на которых, кажется, ни крошки мяса не осталось, прикрыты потрепанной рясой, длинная тонкая борода заплетена в косу и заправлена за пояс. На поясе полотняный мешочек, в нем кто-то шевелится, – и храни нас бессмертные! – кажется, шипит.

– Крупу вчера принес?

– Принес, – буркнул Ким, выбираясь из-под шкуры.

– Тогда ступай на ручей, к жабьему садку, – содержимое сумки явно занимало Чумона гораздо больше, чем ленивый послушник. – По дороге наловишь червей – белых, да пожирнее. Накормишь жаб, принесешь воды…

Холстяной мешочек с треском лопнул, и наружу вывалилась маленькая гадюка. Ким застыл с поднятой ногой, стараясь не дышать. Гадюка шустро проползла мимо него и спряталась в его постели.

– А ну назад! – рявкнул Чумон.

Под шкурой послышалось злобное шипение. Змея высунулась и медленно, неохотно поползла обратно.

– Быстрее, быстрее! – подбадривал ее старец. – Почти новую сумку порвала, ишь, шустрая зараза. Мальчик, потом зашьешь.

Гадюка подползла к ногам старца, покорно ожидая своей участи. Чумон поднял ее с земли за хвост. Ким наблюдал за ними, как зачарованный.

– Ну что встал? Малый Утренний Канон выучил?

– Да, – пробормотал Ким, бочком протискиваясь в дверь мимо наставника.

– Опять «своими словами»?

– Наизусть!

– Сколько от него шума, – пробормотал Чумон, утрачивая к Киму интерес.

Ким, щелкая зубами от холода, спустился с крыльца.

– Шевелись! – Чумон подбодрил послушника посохом так, что тот чуть не свалился с утеса. Повесив на шею ведерко – бамбуковое колено на ремне, – Ким полез по крутой деревянной лестнице вниз, в туман.

В лесу было в точности как в храме. Стволы сосен – призрачные колонны, туман – дым курений. Ручей – тот самый, который водопадом низвергался со скал возле тропы, – здесь, в верховьях, можно было с легкостью перепрыгнуть. Ким наспех умылся, зачерпнул воды бамбуковым коленцем и пошел дальше, поглядывая под ноги. Вскоре он нашел подходящее место, оторвал полоску дерна и занялся ловлей червяков. Чумон настаивал, что жабам полезнее теплая пища, а потому послушник должен отогревать червяков во рту. Но, к счастью, наставника рядом не было, и Ким просто зажал пойманных червей в кулаке.

Ниже по течению ручья отшельник устроил садок, где обитали огромные жабы особой ядовитой, – или, по словам старца, лечебной, – породы. Когда твари злились или пугались, на их спинах выступала белая ядовитая слизь. Чумон со всеми предосторожностями собирал ее костяной ложкой и хранил как величайшую драгоценность.

Жабы уже проснулись и негромко перекликались, квакая и булькая. Увидев Кима, умолкли и дружно уставились на него.

– Приятного аппетита, красотки, – он высыпал извивающихся червей во влажную грязь садка. Жабы одна за другой неспешно поскакали к пище. Ким развлекался, наблюдая, как они быстро выхватывают друг у друга лучших червей, ни на мгновение не теряя важности. Внешность тварей как всегда напомнила ему горную старицу Ямэн. Не отсюда ли она натаскала жаб, собираясь устроить Киму смотрины в Чигиле?

Надо сказать, Ким довольно часто вспоминал о горной старице. На следующий же день после поступления в монастырь он перелез через стену и отправился на поиски ведьминого логова. Но ничего не нашел. Даже старухин пруд как сквозь землю провалился. Ким повторил попытку трижды, пока его не поймал Рей. «Ты едва спасся от горной ведьмы, и снова ее ищешь! – ругался побратим. – Разве ты не понимаешь, что она завлекает тебя чарами? Хочешь потерять еще десять лет жизни?»