Райские пастбища - Джон Стейнбек

«Танцевать? И только-то?» — казалось, спросила она. Несмотря на всю свою искушенность, Джимми ощутил, что у него перехватило дух, что он не знает, куда девать руки и ноги, и кровь бросилась ему в голову.

Элис повернулась к матери, которая уже вела с миссис Бремен оживленный разговор на кулинарные темы.

– Мама, можно я потанцую? — спросила Элис.

Кэтрин улыбнулась ей.

– Ступай, ступай, — ответила она. — Повеселишься хоть раз в жизни.

Как сразу обнаружил Джимми, Элис танцевала скверно. Когда музыка умолкла, он сказал: «Тут очень жарко, а? Давай пройдемся». И увел ее под ивы во дворе.

Спустя некоторое время сидевшая на крылечке соседка вошла в зал, подошла к Кэтрин и что-то ей шепнула. Кэтрин вздрогнула и ринулась во двор.

– Элис! — раздался ее отчаянный крик. — Элис, сюда, сию же минуту!

Когда двое беглецов возникли из темноты, Кэтрин яростно набросилась на Джимми.

– Не смей к ней подходить, ты слышишь, что я говорю? Не смей к ней подходить, а то плохо будет, слышишь!

Джимми порядком перетрусил. Он чувствовал себя, как маленький мальчик, которому велели немедленно отправляться домой. Противно, конечно, но приходится подчиниться.

Кэтрин схватила дочь за руку и потащила в дом.

– Тебе папа говорил, чтоб ты не связывалась с Джимми Мэнро? Говорил он тебе или нет? — яростно накинулась она на Элис. Кэтрин была вне себя от ужаса.

– А это он? — спросила Элис шепотом.

– Кто же, как не он? И что ты там делала с ним?

– Целовалась, — испуганно пролепетала Элис.

Кэтрин словно обухом ударили по голове.

– О, господи, — сказала она. — О, господи, что ж мне делать?

– А это плохо, мама?

Кэтрин нахмурилась.

– Плохо? Нет, нет, это совсем не плохо! — вскрикнула она. — Это… даже хорошо. Только вот что: пусть папа об этом не знает. Даже если спросит, не говори ему! Он… да он с ума сойдет. А сейчас вот что: будешь сидеть весь вечер рядом со мной, и никаких там Джимми Мэнро, ясно? Может, папа все-таки об этом не узнает. Господи, ну сделай так, чтоб не узнал!

В понедельник Акула Уикс сошел с вечернего поезда в Салинасе и сел в автобус, направлявшийся к перекрестку, от которого ответвлялась дорога на Пастбища. А уж оттуда он пешком потащил свой саквояж — до дому оставалось четыре мили.

Ночь была ясная, теплая, все небо в звездах. Горы таинственным приглушенным шумом приветствовали его возвращение домой и настроили на мечтательный лад. Он шел задумавшись.

Похороны понравились Акуле. Красивые цветы, и к тому же так много. Женщины плакали, мужчины передвигались по дому торжественно, бесшумно, и все это пробудило в его душе тихую и, в общем, приятную печаль… Даже отпевание, торжественный ритуал, которого никто не понимает и в который никто не вслушивается, таинственным образом влил в его душу некие целительные токи, благотворные для тела и ума. Целый час он пробыл в церкви, отрешившись от мирской суеты; аромат ладана и цветов навеял на него тихую благость, и перед взором его приоткрылась вечность. Все это возникло в нем благодаря величественной процедуре отпевания.

Тетушку Нелли он почти не знал, но ее похороны доставили ему огромное удовольствие. А родственники, вероятно, уже проведали о его богатстве и обходились с ним почтительно. И сейчас по дороге домой он вспоминал все это, и время пролетело незаметно, путь сократился — Акула неожиданно быстро дошел до Райских Пастбищ и до лавки.

Владелец лавки Т.Б. Аллен всегда был в курсе всех новостей; кроме того, старик любил и умел раздувать в слушателях интерес, притворяясь, будто бы он до смерти не хочет ничего рассказывать. Самая пустая сплетня превращалась в волнующее известие, когда за дело брался старик Т.Б.

Когда Акула вошел в лавку, там был только хозяин. Т.Б. уселся на откидной стул у стены, и глаза его зажглись любопытством.

– Люди говорят, ты уезжал, — произнес он тоном заговорщика.

– Я был в Окленде, — сказал Акула. — Надо было на похоронах побывать. А заодно я там надумал провернуть одно дельце.

Т.Б. выждал ровно столько, сколько полагал необходимым и спросил:

– Ну и как, серьезные дела?

– Да я бы не сказал. Заглянул в одно предприятие.

– И акции купил? — почтительно поинтересовался Аллен.

– Купил кое-что.

Оба опустили головы и сосредоточенно разглядывали пол.

– А без меня тут что-нибудь случилось?

И тотчас же на лице старика появилось выражение досады. Видно было, ему ужасно не хочется рассказывать о том, что произошло; видно было, сплетничать ему просто противно.

– В школе танцы были, — промямлил он наконец.

– Знаю, слышал.

Аллен заерзал на своем откидном стуле. Видно было: в нем шла внутренняя борьба. Выложить все, как есть, Акуле для его же пользы или промолчать? Акула следил за ним с интересом. Он такие вещи уже много раз видал.

– Ну, выкладывай, — сказал он наконец.

– Вот, говорят, свадьба скоро будет.

– Да? А где ж это?

– Да уж прямо скажем, недалеко искать.

– Где? — опять спросил Акула.

Т.Б. сделал попытку побороть себя, но не смог.

– В твоем доме, — сказал он со вздохом.

Акула хмыкнул.

– В моем?

– Элис, говорят, выходит замуж.

Акула окаменел и в ужасе уставился на старика. Потом он шагнул к нему, надвинулся на него с угрозой.

– Это как понять? Как понять это, выкладывай, слышишь ты!

Т.Б. уразумел, что назад пути нет. Он съежился.

– Ну, хватит вам, мистер Уикс! Хватит, что вы в самом деле!

– Говори, что это значит! Говори все.

Акула схватил Т.Б. за плечи и встряхнул, дрожа от злости.

– Да ничего особенного, на танцах это случилось… просто на танцах.

– Элис ходила на танцы?

– Ага.

– И что она там натворила?

– Не знаю. To есть, ничего.

Акула рывком стащил его со стула; у Аллена подгибались колени.

– Говори! — взревел он.

Старик жалобно захныкал:

– Да ей-богу, ничего, с Джимми Мэнро она во двор выходила.

Уикс схватил его за плечи и принялся трясти насмерть перепуганного лавочника, как мешок с мукой.

– А что они там делали? Выкладывай!

– Не знаю я, мистер Уикс.

– Говори!

– Ну… мисс Берк… мисс Берк сказала… они целовались.

Тут Акула выронил его и сел. Он похолодел от ужаса — выходит, все пропало. Он сверлил старика злобным взглядом, не в силах переварить эту весть — его дочь утратила невинность. Ему в голову не приходило, что дело обошлось только поцелуями. Потом он отвернулся, его взгляд растерянно блуждал по лавке. Вдруг Аллен увидел, что этот взгляд остановился на выставленных в витрине ружьях.

– Эй, Акула, ты не вздумай! — крикнул он. — Эти ружья не твои.

О ружьях Акула не думал, он даже их не замечал, но сейчас, когда ему о них напомнили, он бросился к витрине, открыл ее и вытащил тяжелую винтовку. Оторвал ярлык с ценой и сунул коробку патронов в карман. Потом, решительно шагая, вышел и даже не посмотрел в сторону лавочника. Звук его шагов еще не замер в темноте, а старик Т.Б. уже звонил по телефону.

Акула быстро шел к ферме Мэнро, и в голове его царил полный сумбур. Лишь одно он знал наверняка — понял, прошагав совсем немного: он ни в коем случае не собирается убивать Джимми Мэнро. Мысль застрелить Джимми подсказал ему лавочник, сам он и в голове такого не держал. Ну, а теперь-то что делать? Он попытался представить себе, как будет вести себя в доме Мэнро. Может, все-таки придется его застрелить. Может, все сложится так, что ему волей-неволей надо будет совершить убийство, дабы защитить свою честь.

Акула услышал, что к нему приближается машина, и спрятался в кустах, а автомобиль с ревом промчался мимо. Идти ему уже совсем недолго, а между тем чувства ненависти к Джимми Мэнро нет как нет. И ни к кому нет этого чувства, есть лишь ноющее ощущение пустоты, возникшее, когда он услыхал, что его дочь утратила невинность. И сейчас ему упорно чудилось, что Элис уже нет в живых, — она для него умерла.

Он увидел огоньки, это светились окна в доме Мэнро. И тут Акула понял: он не может застрелить Джимми. Пусть хоть вся деревня смеется над ним, он не в силах выстрелить в этого парня. Он вообще не может никого убить. Тогда он решил просто заглянуть в калитку, а после этого пойти домой. Пусть их смеются, если угодно, он не способен ни в кого стрелять.

И тут вдруг из-за куста вышел человек и крикнул:

– А ну, Уикс, бросай винтовку и руки вверх!

Акула положил винтовку на землю, покорно и устало. Он узнал по голосу помощника шерифа.

– Приветствую, Джек, — сказал он.

Потом его окружили. Позади тех людей, что его схватили, маячило перепуганное лицо Джимми. И Берт Мэнро тоже порядком струхнул.

– Что это ты надумал стрелять в моего Джимми? — испуганно спрашивал он. — Он тебе ничего плохого не сделал. Старик Т.Б. мне позвонил и все сказал. А теперь уж не беспокойся, я тебя упрячу в такое место, где ты будешь смирно сидеть.