Ведро, тряпка и немного криминала - Мария Самтенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Плюю на и без того не слишком-то соблюдаемую мной конспирацию и приникаю глазом к замочной скважине. Тьфу, гадство, да кто их так делает! Ничего же не видно…
Так, а если попробовать осторожно приоткрыть дверь? Аккуратненько, чтобы тётка внутри не заметила? Уверена, что она там одна, препирается с кем-то по телефону (и эта единственная причина, по которой разговор ещё не перешёл в мордобой — с таким-то накалом страстей).
Осторожно касаюсь дверной ручки, начинаю проворачивать и…
Щелчок!
Такой звонкий и резкий, что, кажется, даже директор в своём кабинете удивлённо подскакивает. А уж тот, кто сидит в учительской, уж тем более. Вот как оно…нехорошо получилось.
Торопливо оглядываюсь. Блин, тут даже и спрятаться негде. Сейчас эта, несомненно, причастная к убийству Дениса дамочка свернёт разговор, положит трубку и выйдет. Назад пути нет, и, похоже, придётся перейти в наступление.
Я выпрямляюсь, одёргиваю свою старую курточку в тщетных попытках придать ей приличный вид, поудобнее перехватываю синюю сетчатую торбу, заменяющую мне сумку (а ну как неизвестная шантажистка кинется в бой?), распахиваю дверь и вхожу.
А там, в принципе, всё как обычно. Всё тот же огромный книжный шкаф, все те же четыре новенькие, светло-коричневые парты, заменяющее педагогам столы, все те же цветы на окнах… и удобно устроившаяся сразу на двух стульях Галька, опускающая на рычаг телефонную трубку.
— Ты что, домой? — совершенно спокойно, пусть и несколько удивлённо произносит она. Будто и не орала на кого-то по телефону. Вот только я вижу, что её небольшие зелёно-карие глазки поблёскивают, пожалуй, хитрецой. Вижу — и мгновенно подхватываю её тон.
— Борис Семёнович разрешил мне уйти.
М-да, не быть мне шпионом. Не сказать, что голос предательски дрожит или срывается, но всё же… звучит не очень естественно. Будь я на месте Гальки, давно бы себя рассекретила. Впрочем, она и сама прекрасно с этим справляется: подозрительно щурит глаза, упирает руки в бока, отчего становится ещё больше (объемов Галька немереных, килограммов не взвешенных — сказывается почти круглосуточное бдение на посту, помноженное на нежную любовь к сладкому) и на удивление мирно уточняет:
— Чего притащилась?
Вздыхаю и опускаю руку на сумку, нащупывая сквозь ткань мягкую обложку недочитанного детективчика. Это почему-то придает мне уверенности (знаю, знаю, подслушивать все хороши, а встретиться с жертвой твоего любопытства лицом к лицу — так сразу коленки дрожат).
— Ищу следаков.
— Кого?
— Ну, ментов. Один из них, ну, такой весь, — показываю руками, очерчивая габариты мента. Худым он не выглядит, хотя и до Гальки, естественно, не дотягивает. Так, маленький, немного побегавший по лесу и сбросивший с десяток кэгэ колобок. — Ну, в общем, на мопса похож.
Галька удивлённо приоткрывает намазанные лиловым губы (никак не пойму, для чего она красится — привлекательности при этом не прибавляется) — закрывает обратно. Не думаю, чтобы ей доводилось видеть живых мопсов, да и дело тут не во внешности.
Разворачиваюсь к двери и поясняю:
— У него просто имя такое же.
Покидаю негостеприимную учительскую и направляюсь к лестнице. Галька следует за мной. Я не смотрю по сторонам, но хорошо слышу звук её шагов и чую запах дешёвых духов (дешёвых — не дешёвых, я плохо в них разбираюсь, но исхожу из принципа, что других у Гальки и быть не может). Внезапно на плечо ложится тяжелая, мягкая рука.
— Чего тебе, Галь?
Не люблю я вот это дело. Все обнимашки, целовашки и прочий арсенал телесных контактов прошу оставить кому-то другому. Тем более Галька только что кого-то там шантажировала.
— Твои менты, уж наверное, заняты, — бормочет Галина. — Иди-ка домой, отдохни.
Нет, ничего себе, да? Менты уже, значит, мои… беспредел. Не сомневаюсь, что завтра она не удержится и придумает парочку грязных слухов про нас с Хучиком. Ну, с тем, который Фёдор Иванович.
Спасибо хоть руку с плеча убрала.
Вздыхаю и заверяю сию приставучую личность в том, что как раз собиралась идти. Галька не верит, искоса сверлит меня подозрительным взглядом — мгновенно растягивая лиловые губы в псевдодружелюбной улыбке, стоит мне повернуться в её сторону. М-да.
Боюсь, я выгляжу не лучше, даром что даже не пытаюсь натянуть на лицо несуществующую улыбку. Надеюсь, что по дороге мы не наткнёмся на следаков — а то наш Фёдор Иванович точно что-нибудь заподозрит. Кстати, ещё я боюсь, что больше мы с Галькой не будем подругами. Хотя… нет, не боюсь. Я это подозреваю!
На первый этаж мы спускаемся в гробовом молчании. А дальше я направляюсь к двери, а Галька с мрачным видом усаживается за пост. Он, кстати, сделан с размахом — за деревянным столом, оборудованным кнопками управления турникетом, с лёгкостью поместится ещё треть Гальки, 75 % меня или, если угодно, одна целая Катька.
— Пока-пока, — в последний раз улыбается Галька, заметив, что я подхожу к турникету. Зуб даю, она уже тянет руку к припрятанному в ящике стола любовному роману (и как они с Катькой могут читать эту гадость?).
Я прохожу через турникет, и, набравшись храбрости, кричу ей из-за двери:
— Галь, ты ничего не хочешь мне рассказать?!
Она слегка вздрагивает (ещё бы не вздрогнешь, когда так орут) и повышает голос:
— Иди уже! Не хочу!
Пожимаю плечам:
— Как знаешь.
Галька кивает, отчего два её подбородка на миг образуют третий, нашаривает злополучный любовный роман и погружается в мир розовых соплей.
Мне остаётся только выйти на улицу, и, лавируя между луж, поплестись домой.
И как вот прикажете выбирать у неё сведения? Заподозрив меня в подслушивании, постоянно тарахтящая Галька замкнулась как банковский сейф. Сейф можно взломать, сейф можно открыть… но, во-первых, я плохо представляю себя с утюгом и бейсбольной битой наперевес (тем более что ни того, ни другого у меня пока нет), а, во-вторых, не смогу выделить из бюджета достаточную для подкупа болтливой подружки сумму. Величина, эквивалентная моей зарплате, едва ли её устроит. Да что говорить, она и меня не устраивает.
А может, попросить Петьку её обаять? Да нет, не вариант, он до сих пор не простил мне удар сковородкой (ха, сам виноват, нечего тыкать вилки куда попало, моя рука ему
