Газета День Литературы # 153 (2009 5) - Газета День Литературы

Вообще, следует отметить огромный диапазон откликнувшейся читательской аудитории: от заключённых колонии строгого режима – до секретаря госдепартамента США, от председателя союза писателей России, докторов наук, депутатов Госдумы, знаковых фигур русской культуры – до домохозяек, учителей, студентов. В этом – первый парадокс твоей романистики. Насколько мне известно, "Безымянного Зверя" запрашивали у издательства и у тебя из Иерусалима и Израильского Моссада, Финляндии, Ирана, Греции. Интернет нафарширован предложениями как электронных версий, так и типографских изданий всех твоих романов. И это – в наше провальное, утробно-потребитель- ское время. В чём, по-твоему, причина?

Евгений Чебалин. Я вломился, как слон в посудную лавку, в два ныне самых пассионарных на земле этноса: иудейский и вайнахский (чеченцы, ингуши). И взялся резать по живому, вскры- вать их сущности отнюдь не хирургическим скальпелем, а казацким кинжалом. Крови и обнажённого мяса в избытке. Кто-то при этом захлёбывается от восторга, кто-то визжит от ненависти, но равнодушных нет.

Но в романе есть и более существенный манок. Я беру веками висящие в Хроносе человечества мифы и предания. Сортирую, изучаю, познаю их всеми доступными мне средствами, коплю археологическую и архивно-документальную фактологию – то, что связывает эти предания, или зазеркалье истории, с реальной жизнью. А затем, облепив этой фактологией тот или иной миф, тем самым утяжеляю его. Что позволяет стащить его вниз – в массу читателя, так что он может потрогать миф руками, куснуть на зуб и всласть ощутить свою сопричастность не только духу, но и плоти этого мифа.

В.Б. В "СТАТУС-КВОте" как продолжении "Безымянного Зверя" ты взялся "стаскивать" в реальность самые отдалённые мифы человечества: появление в нашей Галактике планеты Мардук-Нибиру, потоп, Ноев Ковчег, его оседание на горе Арарат, воцарение на троне Египта Аменхотепа IV (Эхн-Атона с Нефертити), Исход евреев из Египта, 10 Египетских казней, Моисея с Декалогом на Скрижалях и главное – кто и что стоит за этим.

При этом у тебя верстается абсолютно своя версия происходившего, в корне отличающаяся от стандартной, укоренившейся в памяти человечества. Она насыщена весьма убедительной фактурой и подана так свидетельски достоверно, что властно вербует весьма маститых сторонников и соратников.

Е.Ч. Приведу один из интереснейших откликов из обширной читательской почты на последний роман, который уже начал свою самостоятельную жизнь, ещё не будучи типографски изданным. Двенадцать глав из него напечатал журнал "Русское эхо", две главы опубликовали вы в "Дне литературы", три появились в одной из самых тиражных газет Поволжья "Волжская заря". Всё это отразилось в Интернете. Вот факс, пришедший на официальном бланке Правительства Армении – от его представителя в Волгограде: "В новом романе, который является продолжением "Безымянного Зверя", Евгений Васильевич проводит читателя через века и тысячелетия, время и пространство, которое прошло человечество. Эффект погружения в среду описания настолько силён, что при чтении слышишь звуки, чувствуешь запахи... Только немногим одарённым писателям, блестяще владеющим языком, удаётся силой слова погрузить читателя в место действия, дать ощутить время и пространство, превратить читателя в сопричастника всего происходящего…

В романе есть глава "Зона". Действие там происходит на склоне библейской горы Арарат. Прочтя эту главу, я был потрясён описанием селекционных свойств пшеницы, которая там растёт, – пшеницы, растущей на этой горе тысячелетия. Дело в том, что на Араратском нагорье есть особый род, именно род, а не вид пшеницы, известной только элите армянского агросословия. Её берегут и охраняют как зеницу ока. Мои избранные соотечественники выращивали эту пшеницу на потаённых клочках земли, специально в труднодоступных местах. Титаническим трудом в этих местах сооружались терраски, чтобы сохранить драгоценный для нашего народа злак-кормилец, дарованный нам свыше. Некоторую часть урожая превращали в особую крупу и готовили из неё драгоценное блюдо – кашу Ариса, подаваемую только во время великих церковных праздников и в День Благодарения Земли за урожай.

Когда я прочёл в романе об этой пшенице и сложнейшей, геномо-селекционной технологии выведения новых сортов из неё, я понял, что автору дано знание, частью которого он делится с нами, чтобы мы осознали свою личную ответственность за жизнь на земле…

Представитель мэрии г.Еревана Ашот Григорян"

В.Г. Да, в романе ты переносишь легенду о Ноевом Ковчеге в жёсткую и скрупулезную реальность 63-го: гора Арарат на турецкой территории. Предельно точное описание Ноева Ковчега, находящегося на берегу озера в некой Зоне на склоне горы; уникальная пшеница родом с Ковчега – дар бога Энки. Вокруг – абсолютно реальная флора и фауна, с латинскими названиями её; цепь охранных гротов, выжженных в скалах космической расой Анунаков. Над всем этим – Проводник, ведущий Прохорова к легендарной пшенице, – по совместительству сотрудник ГРУ, его жёстокое единоборство с пещерным медведем, приставленным к этой пшенице силами тьмы… Откуда это у тебя?

Е.Ч. Знания входят в каждого разными тропами. Одна из наиболее продуктивных – изучение реликтовых археологических раскопок и научные труды. Они, по крайней мере, процентов на 70 первичны, поскольку являются продуктом сигма-ритмов мозга – творчеством. Вся прочая беллетристика: книги, кино, Интернет, TV – либо вторичная жвачка, либо целенаправленная ложь.

В.Б. А другие тропы вхождения, кроме научных трудов, у тебя есть?

Е.Ч. Как у многих. Например: Римский патриций.

В.Б. Это кто?

Е.Ч. Я думаю, это был иудей Бне-Бабы Иосиф Флавий, пропустивший через свою жизнь, свои нервы и свой Будхи все "прелести" Иудеи, а затем – прогнившей Римской империи времён Тита и Веспасиана. Иосиф Флавий стал почётным Римским гражданином после сдачи Веспасиану иудейского войска.

В.Б. Ты прочёл его "Иудейскую войну"?

Е.Ч. Изучил. А потом мы полезно побеседовали.

В.Б. Даже так. Где?

Е.Ч. Во сне. Он явился сугубо деловой, в тоге, сел в кресло и пошла беседа. Точнее, монолог. Я, в основном, слушал и задавал вопросы.

В.Б. Это, случайно, не из области шизоидности?

Е.Ч. Предоставляю решать тебе самому. Так вот: это длилось до утра. Я просыпался раза три, лихорадочно записывал, что-то зарисовывал, чтобы не забыть. Потом снова засыпал. К утру накопилась груда записей и зарисовок. В частности: техническое строение Души, её сброшюрованная по дням структура – зигзагообразная вибропаутина, которая пропитывается цветоокрасом свершённых дел и поступков человека; порядок распахивания сегментов этой Души в чистилище Ноосферы; мучительная бомбардировка чёрных участков вибропаутины ядрами гелия.

В.Б. Ещё о чём беседовали?

Е.Ч. Моисей Египетский, передача ему Декалога на Скрижалях, Исход из Египта, воровское проникновение Адама на Ноев Ковчег – всё это стало фундаментом, платформой для книги.

В.Б. Сохранились записи, рисунки?

Е.Ч. Конечно. Утром я по памяти зарисовал самого собеседника: вот это лицо будет на форзаце книги – лицо соавтора.

В.Б. Можно ли это считать портретом Иосифа Флавия? По-моему, ни в одном архиве нет его изображения.

Е.Ч. Как тебе угодно, хотя я не ставил такой задачи и не обладаю живописными возможностями портретиста...

В.Б. Перейдём к не менее загадочному феномену Жукова. Он подан в книге как один из главных героев. Но достоверные, известные историкам биографические хроники маршала, которые ты используешь, сплавлены у тебя с такой мистикой, что не сразу сообразишь, на какой аналитической козе подъехать к этому персонажу. В "СТАТУС-КВОте" это трагическая фигура, посвящённая в высшие сферы знаний, как Аятола Хомейни, Джавахарлал Неру, Серафим Саровский, Рерих старший.

Е.Ч. Даже если ты обнаружил в этом персонаже мистику, это оскорбляет, принижает память о Жукове?

В.Б. Скорее наоборот. Он вырастает до планетарных масштабов.

Е.Ч. Во-вторых, то, что тебе кажется мистикой – ею не является.

В.Б. Его геополитическая, этническая схватка с неким Гильшером (он же – Ядир, Гамбетта, Обадия и.т.д.) в Нюрнберге 46-го, расстрел этого Гильшера в коконе из антиматерии – это не мистика?

Е.Ч. Гильшер – творец "Аненербе" и адвокат палача Сиверса на Нюрнбергском Трибунале – исторически зафиксированная, действующая фигура, это одна из потайных пружин Трибунала. Она и её действия столь же реальны, как реальны возможности Мессинга, легко проходившего к Сталину сквозь несколько колец его охраны, как мысленный приказ этого Мессинга: вырвать из усов Эйнштейна волосок – что и сделал его реципиент, к ужасу самого Эйнштейна.