Дни - Джеймс Лавгроув

Потом осторожно – дабы не разбудить мужа – вылезает из постели, хотя, чтобы вырвать Гордона из фазы «быстрого» сна, понадобилось бы непрямое попадание бомбы одновременно с ударом гаубицы. Надев поверх ночной рубашки бархатный халат, Линда спускается вниз, на кухню, и заваривает себе чай.

Она с трудом верит, что сегодняшний день наконец наступил. Она ждала этого утра с того самого дня, неделю с лишним назад, когда они с Гордоном получили по почте уведомление о том, что их прошение об открытии счета в «Днях» принято и что «серебряная» карточка будет им доставлена позже в тот же день. Линда отменила назначенные визиты клиенток и осталась дома, чтобы лично встретить курьера, когда тот появится. Вот это было зрелище (оно непременно заставит соседей трепать языками): к их дому подкатил курьер из «Дней», поставил мотоцикл на подпорку, расстегнул кобуру на поясе и, опасливо оглядевшись по сторонам, зашагал по садовой дорожке, постучал в дверь и вручил хозяйке громоздкий, тщательно запакованный сверток, который он нес в перекинутом через плечо мешке. Линда видела, как в окнах по всей улице дергались тюлевые занавески, пока она расписывалась в получении посылки и пока курьер шагал обратно к мотоциклу, закрепляя под подбородком ремешок от своего наполовину черного, наполовину белого шлема.

Как ей удалось сдержаться и не распечатать сверток до тех пор, когда вернется с работы Гордон, – Линда уже не помнит. Ее самообладание ошеломило ее саму, а заодно Марджи, Пэт и Беллу, которые забегали к ней в тот день под разными предлогами, надеясь мельком взглянуть на самое взаправдашнее «серебро» от «Дней». Марджи с мужем когда-то подавали на «алюминий», но все еще пребывали в неведении, приняты ли они, – так что именно Марджи смотрела на сверток с самой жгучей завистью.

– «Серебро», – вздохнула она. – Нам с Тимовой зарплатой «серебро» никак не осилить.

Линда подумала, что с той суммой, которую платят Тиму на упаковочной фабрике, они едва осилят и «алюминий». С ее стороны такая мысль была, пожалуй, некоторым зазнайством, – но когда же еще ей было зазнаваться, как не в такой день?

Линда ответила:

– Ну, Гордон недавно в банке получил небольшую прибавку, да и я кое-что зарабатываю парикмахерством… – Она пожала плечами, как будто все это объясняло получение «серебра» от «Дней».

Это была неправда. Поводя плечами, она отрицала пять лет борьбы, каторжного труда, самопожертвования, самоотречения и самодисциплины, когда они с Гордоном подсчитывали каждый пенни, урезали себя во всем и работали по выходным. Пять лет приходилось чинить одежду вместо того, чтобы выбрасывать, когда та отслужила свой срок, проводить вечера дома вместо того, чтобы куда-то выходить, зимовать с термостатом, переключенным на минимальную температуру, встречать Рождество без елки и без гирлянд, обмениваясь лишь скромнейшими подарками. Пять лет они откладывали решение завести детей (ведь дети – большая финансовая ответственность). Пять тяжелейших лет прошло, пока они с Гордоном не наскребли минимальный капитал, который требовался для того, чтобы стать держателями «серебра». (Разумеется, они могли бы подать на «алюминиевый» счет, как только появилась эта новая ступень, но Линда решила, что они будут копить дальше, раз уж положили глаз на «серебро», – да к тому же, чего греха таить, «алюминий» – это все-таки что-то чересчур доступное и расхожее.)

Стоило ли терпеть такие лишения? Конечно стоило! Все искупил тот миг, когда они с Гордоном уселись рядышком, содрали со свертка коричневую оберточную бумагу и извлекли каталог «Дней» с тонким конвертом.

Каталог был увесистый – толщиной с три телефонных справочника, и обрез страниц (тонких, как луковая шелуха) был выкрашен в шесть цветов радуги, обозначающих шесть ныне действующих этажей магазина – от Красного до Синего.

Гордон сразу принялся листать каталог. Линда же тем временем аккуратно вскрыла конверт кухонным ножом, запустила в него руку и вытащила «серебро» от «Дней».

«Серебро» от «Дней» – а на нем рельефными заглавными буквами проставлены их имена!

Как она ликовала, вертя карточку в руках, поворачивая ее и так и этак, любуясь игрой света на гладкой поверхности и на выпуклостях букв, из которых складывались слова: ГОРДОН И ЛИНДА ТРИВЕТТ, – да за это можно было еще не такие лишения претерпеть!

Линда предложила отправиться в гигамаркет на следующий же день, но Гордон заметил, что пока они не подпишут и не вернут приложенный к карточке текст заявления об отказе от претензий, пока они не получат от магазина уведомления о его получении, – до тех пор им еще не позволено переступать порог «Дней».

Он прочел текст заявления вслух, мямля и пропуская абзацы, плотно напичканные юридическим жаргоном (их он обещал просмотреть внимательнее позже). Общий же смысл заявления, кажется, сводился к тому, что «Дни» не несут никакой ответственности за то, что может произойти с Триветтами, когда они будут находиться в помещении магазина; кроме того, если Триветты нарушат хотя бы одно из правил, перечисленных «здесь и далее», они не будут иметь права требовать от гигамаркета возмещения или компенсации ущерба.

Линда выслушала все это терпеливо, но не очень внимательно и, едва Гордон закончил чтение, дрожащей от волнения рукой расписалась рядом с его подписью над пунктирной линией в самом низу заявления.

На следующее утро она отослала по почте конверт с заявлением, а также два фото (свое и Гордона) такого же размера, как для паспорта, – этого требовала служба безопасности. Извещение о том, что заявление принято, пришло два дня спустя.

Это было утро прошлой субботы, и, как только им принесли уведомление, Линда предложила Гордону немедленно отправиться в магазин. Если они поедут прямо сейчас, то успеют как раз к открытию. Гордон ответил, что он не готов. Пожаловался на головную боль. У него, сказал он, была тяжелая неделя. Кроме того, он слышал всякие рассказы о том, что творится в «Днях» по субботам. Всякие истории о битком набитых торговых залах, о толкотне и толпах, о драках, безобразиях и даже смертях.

Линда отвечала, что слышала подобные рассказы о том, что творится в «Днях» каждый день, а не только по субботам, и отметает их как сплетни или, во всяком случае, преувеличения, распространяемые людьми, которые сами не имеют счета в «Днях» и потому готовы с наскока осуждать то, чего лишены. Но ей пришлось признать, что у Гордона и впрямь несколько усталый; даже измученный вид, и потому она не стала настаивать на своем и предложила отправиться в «Дни» в понедельник. Гордон на это возразил, что не может себе позволить взять отгул – ведь если они собираются поддерживать уровень доходов, необходимый для обладания карточкой, – а значит, если они поедут в магазин, то только в субботний день – или не поедут вовсе. Линда отвечала, что субботы у нее как раз самые занятые – и, следовательно, самые прибыльные – рабочие дни и что если он берет больничный, то ему этот день оплачивается, а ей за пропущенный день никто не платит. Да к тому же, разве он сам только что не возражал против поездки в магазин в субботу на том основании, что по субботам там чересчур опасно? Нельзя же так! Либо они рискуют попасть в субботнюю толкучку, либо едут туда в будний день.