Проклятие Ирода Великого - Владимир Меженков

Как бы там ни было, а Антиох IV, вторгшись со своими войсками под командованием иудея Товия в Египет, решил включить захваченные ими земли в состав Сирии. Эти планы, однако, никоим образом не устроили царя Египта. Свергнутый Птолемей VI отправился с жалобой на самодурство сирийского царя в Рим, и Рим открыто дал понять незадачливому Зевсу, что ему куда как более подходит прозвище не Епифан, что в переводе с греческого означает «Просветленный», а Епиман, что в переводе с того же греческого означает «Сумасшедший». Антиох IV не стал испытывать судьбу, возвратил египетский трон его законному владельцу, а сам отправился в Сирию. По дороге домой он задержался в Иерусалиме в надежде, что если египтяне оказались столь глупы, что обратились за помощью к римлянам, то богобоязненные иудеи быстрее поймут и оценят его божественную суть. Объявив себя царем Иудеи, он распорядился конфисковать и уничтожить все списки Торы, под страхом смертной казни запретил евреям обрезание, соблюдение суббот и употребление кошерной пищи. В довершение всего он ввел в Иудее право первой брачной ночи, по которому каждая невеста, собирающаяся замуж, обязана была отдаться ему, царю-богу, а в его отсутствие назначенному им наместнику. Право это, по убеждению Антиоха, было освящено самим Зевсом, который отличался редкой плодовитостью. Благодаря этой плодовитости верховного бога человечество обрело множество славных существ. Так, от своей единокровной сестры и главной жены Геры Зевс имел четверых детей – Ареса, Гебу, Гефеста и Илифию, от Дионы – Афродиту, от Мнемосины – девять муз, от Лето – Аполлона и Артемиду, от Майи – Гермеса, от Семелы – Диониса, от Данаи – Персея, от Леды – виновницу Троянской войны Елену Прекрасную и Диоскуров, от Алкмены – Геракла, от Европы – Миноса… Да разве упомнишь всех богинь и смертных женщин, которых Зевс одарил бесчисленным потомством! Тем более должны были быть счастливы простые еврейки, которые, если им повезет и они забеременеют от Антиоха IV Епифана или доверенных его лиц, явят миру сонм новых славных героев и героинь!

Однако все эти начинания сумасшедшего царя почему-то не вызвали особого энтузиазма в среде евреев. Да и о каком энтузиазме можно было вести речь, если этот народ не желал верить в реальное существование Зевса, а поклонялся единственно одним евреям ведомому Предвечному, Который, по их представлениям, в одно и то же время был Невидим, Неизменяем и Беспределен? Ну что ж, если не верят, то их нужно заставить поверить в существование более могущественных богов, которые имеют уже то преимущество перед Богом евреев, что они Видимы. И Антиох решил перепосвятить Храм, посвященный Предвечному, в Храм Зевса Олимпийского. По этому торжественному поводу он облачился в просторные одежды, подбитые ватой (одежды эти должны были символизировать тучи, собирателем которых был Зевс), вооружился выкованной из золота молнией и собственноручно принес в Иерусалимском Храме в жертву самому себе не агнца или тельца, как это было принято у иудеев, а свинью.

Последняя выдумка Антиоха IV привела его самого в восторг. Особенно ему понравилось, что свинья, в отличие от других животных, безропотно отдающих жизнь во славу высшего божества, подняла такой истошный визг, что, казалось, продлись ее агония чуть дольше, стены Храма рухнули бы, подобно тому, как рухнули от звука труб стены Иерихона. В этом визге Антиоху послышалась невиданной красоты и громкости звучания музыка, которая, как ему представлялось, должна была доставить особое удовольствие слуху Зевса-громовержца, обожающего любой шум и грохот. Что бы и кто ни говорил об Антиохе и его чудачествах, на которые его фантазия была неисчерпаема, но он поистине был не Епифаном, а Епиманом!

Жертвоприношение свиньи, совершенное Антиохом IV в канун его возвращения домой, стало последней каплей, переполнившей чашу терпения евреев. Они взбунтовались. Чтобы усмирить народ, начальник сирийского гарнизона Бакхид, оставленный Антиохом надзирать за порядком в Иерусалиме и во всей Иудее, приказал хватать всех бунтарей без разбора, публично пытать их и казнить. Так продолжалось долгих восемь лет. И все эти годы улицы Иерусалима омывала кровь иудеев, которых свозили в столицу со всех концов страны и которые даже под самыми страшными пытками не желали изменить своей вере. Наконец, бунт народа перерос в открытое восстание. (Следует заметить, что все эти сведения оказались в дневнике Ирода потому, что он был выучеником греческой школы, в которой преподаванию истории уделялось особенное внимание. От природы любознательный, Ирод и в зрелые годы продолжал интересоваться древностью, в частности, историей своих предков, равно как историей Иудеи.)

В один из праздников, который иудеи, несмотря на все запреты сирийской власти, продолжали соблюдать, в Иерусалим пришел из деревушки Модии близ Лидды [9]престарелый священник Маттафия из рода Хасмонеев. Пришел не один, а в сопровождении пяти своих сыновей. Старик уже был на примете у сирийских чиновников за свой непокорный нрав и нежелание исполнять предписания Антиоха Епифана. Теперь Маттафия совершил еще более тяжкое преступление – на виду у всех заколол кинжалом начальника сирийского гарнизона Бакхида. Опасаясь преследований со стороны сирийцев, Маттафия с сыновьями Иоанном, Симоном, Иудой, Елеазаром и Ионафом бежал в Идумею. Сюда же стало стекаться множество иудеев со всей страны с женами и детьми, с оружием и без, так что Маттафия вскоре оказался во главе огромного войска, не способного ни на какие грамотные боевые действия, но зато горящего желанием постоять за веру своих отцов. Здесь, в горах Идумеи, средний сын Маттафии Иуда – отчаянный сорвиголова, пускавший оружие в ход прежде, чем его противник успевал что-либо сообразить, и пригрел смышленого девятилетнего мальчишку-сироту Антипатра, прадеда Ирода. Мальчишка, не имевший своего крова, жил тем, что ему подавали добрые люди, а когда ручеек подаяний иссякал, а есть все равно хотелось, он не чурался мелких краж. На воровстве-то он и попался, сперев на рыночной площади прямо с подноса торговца хлебом пышущую жаром лепешку. Разъяренный торговец чуть было не растерзал голодного оборванца. И растерзал бы, если б на выручку ему не подоспел Иуда. Он заплатил торговцу втрое больше, чем тот просил за свою лепешку, увел Антипатра к себе, где отмыл его, одел во все чистое и накормил. С тех пор мальчишка неотлучно следовал за своим спасителем, как нитка за иголкой. Иуда и сам привязался к мальчишке, который охотно выполнял его мелкие поручения. Когда же соратники Маттафии увидели однажды, что отбежавший в сторону помочиться Антипатр необрезанный, и потребовали у старика, чтобы тот изгнал его из своего лагеря, за мальчишку вступился Иуда.

– Никто не смеет указывать моему отцу, – сказал он, – кто может оставаться в нашем лагере, а кто нет. Если кому-то не нравится, что мой друг необрезанный, то сам может убираться на все четыре стороны.

Юный Антипатр расцвел. Сам Иуда защитил его перед иудеями и назвал своим другом! На радостях мальчишка стал дразнить своих обидчиков не высунутым языком, как это делали все его сверстники, а обнажал свой член и тряс им до тех пор, пока не получил однажды затрещину от своего покровителя.

– Припрячь-ка свое добро, – сказал Иуда, – оно тебе еще пригодится.

Время шло. Иудеи, предводительствуемые старым Маттафием, совершали вылазки с гор, чтобы сразиться с сирийскими воинами. Антипатр и тут был неразлучен с Иудой, без участия которого не обходилась ни одна схватка. Мальчишка видел, как бездарно гибнут иудеи, которым их вера не позволяла сражаться в субботу, и сказал об этом Иуде. Тот поговорил с отцом, и тогда Маттафия приказал иудеям биться с врагами во все дни недели, включая субботу. Иудеи возроптали.

– Похоже, ты начинаешь слушаться голоса не Всевышнего, – говорили они, – Который запрещает нам брать грех на душу, нарушая святой субботний покой, а необрезанного мальчишку, которому вообще не место среди нас.

– Глупцы! – сказал им на это Маттафия. – Если даже мальчишка заметил, что в субботу вы готовы скорее погибнуть, чем сразиться с врагом, то тем более сирийцы очень скоро поймут, что нас легче всего убивать именно по субботам. Или вы считаете себя умнее всех? Если вы так считаете, то запомните на будущее, которого вы сами себя лишаете: сирийцы вырежут всех нас, как овец к праздничной трапезе, прежде чем вы отстоите веру наших отцов.

Спустя год после начала восстания Маттафия умер. Перед смертью он собрал всех своих сыновей (маленький Антипатр, как всегда, увязался за Иудой) и обратился к ним со следующими словами:

– Я, дети мои, собираюсь в путь, всем нам предначертанный судьбой. Оставляю вам свои убеждения и прошу вас не изменять им, а быть добрыми их хранителями. Помните о всегдашнем стремлении вашего отца и воспитателя спасти от гибели издревле установленные законы наши и наши обычаи. Кто-то из иудеев добровольно, а кто-то по принуждению изменил им. Не входите в общение с такими. Помните: Господь Бог на стороне тех, кто любит Его и не изменяет Ему. Хотя тела наши бренны, но идеалы, ради которых мы взялись за оружие, бессмертны. Я желал бы, чтобы вы прониклись этим сознанием и не задумываясь готовы были бы положить жизни свои ради осуществления наших идеалов. На первом же плане увещеваю вас жить в согласии друг с другом и не завидовать друг другу, а слушаться тех из вас, чьи достоинства превышают ваши. Ты, Симон, наделен зорким умом, позволяющим тебе видеть дальше, чем видят наши глаза. Слушайтесь, дети мои, Симона и следуйте его советам. Тебя, Иуда, отличают храбрость и сила. Нарекаю тебя Маккавеем [10]и прошу всех вас сделать его начальником нашего войска: он отомстит за народ свой и отразит любого врага…